— По сути, сэр, я имею в виду следующее: его милость, в определённом смысле, — выдающаяся личность. Жители этой страны, о чём вам хорошо известно, сэр, очень любят обмениваться рукопожатиями с выдающимися личностями. Мне пришло в голову, что мистер Бикерстет или вы знаете людей, готовых заплатить — скажем, два-три доллара — за привилегию быть представленными его милости.

На Бяку этот план не произвёл должного впечатления.

— Ты хочешь сказать, найдутся болваны, которые захотят пожать руку дяде за наличные?

— У меня есть тётя, сэр, которая дала одному молодому человеку пять шиллингов за то, что он привёл к ней на воскресный чай киноактёра. Это возвысило её в глазах соседей.

Бяка заколебался.

— Если ты считаешь, кто-то согласится…

— Я убеждён в этом, сэр.

— А ты как думаешь, Берти?

— Старина, я — за. Двух мнений быть не может. Толковый план.

— Спасибо, сэр. Я вам больше не нужен? Спокойной ночи, сэр.

И он исчез, а мы с Бякой принялись обсуждать детали.

Пока мы не открыли своего дела, пытаясь запродать старикана герцога, я даже не подозревал, какую ужасную чёрную работу приходится выполнять на фондовой бирже бедолагам, которые пытаются всучить акции и всё такое прочее людям, не желающим расставаться с деньгами ни за какие коврижки. Теперь, когда я читаю в финансовых новостях: «На бирже всё спокойно», я от души сочувствую бедным трудягам, потому что по собственному опыту знаю цену этому спокойствию. Вы не поверите, как трудно было заинтересовать народ в старикане Чизвике. К концу недели в нашем списке значился всего один человек

— хозяин деликатесной лавки с площади Вашингтона, — да и тот вместо наличных предлагал ветчину, так что нас это не устроило. Луч надежды забрезжил, когда брат ростовщика, у которого Бяка постоянно закладывал вещи, предложил десять долларов за знакомство с Чизвиком, но сделка не состоялась, так как выяснилось, что парень был анархистом, и не столько хотел пожать герцогу руку, сколько отдубасить его, чтоб другим неповадно было. К слову, Бяка вцепился в эту десятку, как клещ, утверждая, что события должны идти своим чередом, и мне с трудом удалось отговорить его от опрометчивого шага. По-моему, он до сих пор считает, что анархист был рисковым парнем, желавшим облагодетельствовать человечество.

Я считаю, мы так и остались бы с носом, если бы не Дживз. Нет сомнения, он — единственный и неповторимый. Умом, находчивостью Дживз кого хочешь за пояс заткнёт. Однажды утром он скользнул в спальню с чашкой чаю и сразу взял быка за рога.

— Могу я поговорить с вами относительно дела его милости, сэр?

— Всё отменяется, Дживз. Мы больше этим не занимаемся.

— Сэр?

— Ничего не вышло. Нам не удалось найти ни одного клиента.

— Если не возражаете, эту сторону дела я возьму на себя, сэр.

— Неужели ты знаешь придурков, готовых выложить наличные?

— Да, сэр. Восемьдесят семь джентльменов из Бэрдсбурга, сэр.

Я подскочил и пролил чай на постель.

— Из Бэрдсбурга?

— Из Бэрдсбурга, штат Миссури, сэр.

— Откуда ты их знаешь?

— Вчера вечером, сэр, когда вы сказали мне, что вас не будет дома, я пошёл на театральное представление и в перерыве между актами разговорился с человеком, сидевшим рядом со мной. Я обратил внимание, что к лацкану его фрака приколот большой голубой значок с надписью красными буквами: «Вперёд, Бэрдсбург», — украшение, отнюдь не соответствующее вечернему костюму джентльмена. К своему удивлению, я заметил, что половина зрителей в зале носила точно такие же значки. Я попросил своего собеседника объяснить мне, в чём дело, и получил ответ, что восемьдесят семь человек из Бэрдсбурга, штат Миссури, приехали в Нью-Йорк на экскурсию. Далее джентльмен довольно долго рассказывал мне о программе их развлечений и похвастался, что недавно их депутацию представили известному боксёру, который каждому из них пожал руку. Как вы понимаете, сэр, я тут же подумал о его милости и договорился — разумеется, в том случае, если будет получено ваше согласие, — что завтра утром их представят господину герцогу.

Я был поражён.

— Восемьдесят семь, Дживз! Почём с головы?

— Я был вынужден сделать скидку на опт, сэр. В конечном итоге мы сошлись на ста пятидесяти долларах.

Я задумался.

— Деньги вперёд?

— Нет, сэр. Я попытался получить аванс, но у меня ничего не вышло.

— Ладно, неважно. Когда нам заплатят, я добавлю своих денег. Скажем, до пятисот долларов. Бяка ничего не узнает. Как ты думаешь, Дживз, мистер Бикерстет заподозрит неладное, если я отдам ему пятьсот долларов?

— Вряд ли, сэр. Мистер Бикерстет очень приятный молодой человек, но не слишком смышлёный.

— Значит, решено. После завтрака сбегай в банк и добудь мне денег.

— Да, сэр.

— Знаешь, Дживз, ты просто чудо.

— Благодарю вас, сэр.

— Ну, вроде бы всё.

— Слушаюсь, сэр.

Сразу после завтрака я отозвал Бяку в сторонку и сообщил ему хорошие новости. Бедняга чуть не расплакался и тут же бросился в гостиную, где старикан Чизвик сидел и читал юмористический журнал с угрюмым выражением на лице.

— Дядя, — обратился к нему Бяка, — ты не занят завтра утром? Понимаешь, я хотел познакомить тебя со своими друзьями.

Чизвик подозрительно покосился на своего племянника.

— Среди них будут репортёры?

— Репортёры? Почему репортёры?

— Я категорически отказываюсь давать интервью. Пароход не успел пришвартоваться, как меня окружили молодые люди бандитского вида и назойливо стали задавать всякие дурацкие вопросы. Безобразие! Я больше не намерен терпеть подобной наглости!

— Нет, нет, дядя, все будет в ажуре. Среди моих друзей нет ни одного газетчика.

— В таком случае рад буду с ними познакомиться.

— Ты ведь пожмёшь им руки, ну и всё такое?

— Естественно, моё поведение будет соответствовать общепринятым нормам. Бяка поблагодарил его от всего сердца и отправился со мной в клуб на ленч, за которым, не закрывая рта ни на секунду, рассказывал о курицах, инкубаторах и прочей дряни.

После долгих размышлений мы решили впускать к герцогу по десять туземцев из Бэрдсбурга за раз. Дживз привёл к нам своего театрального знакомого, и мы всё с ним обговорили. Он был довольно приличным парнем, хоть и оказался жутким болтуном, так и норовившим перевести разговор на новую систему канализации в своём родном городе. В конце концов мы договорились, что даём им час времени, по семь минут на каждую группу, и что в конце каждого периода Дживз будет заходить в комнату и многозначительно кашлять. Затем мы расстались, обменявшись, как полагается, любезностями: парень из Бэрдсбурга пригласил нас посетить их город и осмотреть новую систему канализации, а мы поблагодарили его за приглашение.

На следующий день мы принимали депутацию. В первой группе был наш знакомый, специалист по канализации, и ещё девять человек, похожих на него как две капли воды. У каждого из них был проницательный взгляд и деловой вид, словно они с детства работали в конторе, норовя попасться на глаза своему боссу. Они обменялись со стариканом рукопожатиями и остались очень довольны собой — за исключением, пожалуй, одного парня, который всё время хмурился.

— Что бы вы хотели пожелать Бэрдсбургу, герцог? — спросил наш знакомый.

Старикан опешил.

— Я никогда не был в Бэрдсбурге.

Специалист по канализации явно расстроился.

— Вам следовало бы нанести нам визит, — сказал он. — Бэрдсбург — самый перспективный город в Америке. Вперёд, Бэрдсбург!

— Вперёд, Бэрдсбург! — радостно подхватил хор голосов.

Парень, который всё время хмурился, внезапно заговорил.

— Эй!

Физиономия у него была круглая, глаза решительно блестели, а подбородок выдавался вперёд.

— Как бизнесмен, — сказал он, — только поймите меня правильно, я никого не обвиняю и ещё раз подчёркиваю, что говорю исключительно как бизнесмен, — я считаю, что джентльмен должен для порядка подтвердить перед свидетелями, что он — герцог.