— Дело в том, Берти, — вмешался в разговор Бинго, — что мы считаем бородача зачинщиком. Вчера поздно вечером я прогуливался в Паунсби Гарденз, где живет дядя Мортимер, и, проходя мимо его дома, заметил человека, воровато сбегавшего с крыльца. Вероятно, он подсунул письмо под входную дверь. Я помню, что у него была борода. Тогда я не придал этому значения, но сегодня утром, когда дядя Мортимер показал мне полученное письмо и рассказал о бородаче в парке, я сделал определённые выводы. Теперь я провожу расследование.

— Я считаю, надо поставить в известность полицию, — сказал лорд Биттлшэм.

— Нет, — твёрдо произнёс Бинго. — Слишком рано. Это помешает мне докопаться до истины. Не беспокойся, дядя, я выслежу этого типа. Предоставь это дело мне. Давай я поймаю тебе такси и обсужу ситуацию с Берти.

— Ты хороший мальчик, Ричард, — прочувствованно заявил Биттлшэм, и мы усадили его в машину и отправили домой. Я повернулся к Бинго и посмотрел ему прямо в глаза.

— Это ты послал письмо? — спросил я.

— Конечно! Жаль, ты его не читал, Берти. Одно из лучших писем, которые я когда-либо написал!

— Но зачем?

— Берти, мой мальчик, — покровительственно произнёс Бинго, ухватившись за рукав моего пиджака, — у меня была веская причина. Потомство может сказать обо мне много разных слов, но оно никогда не посмеет заявить, что у меня не варила голова. Взгляни! — И он помахал перед моим носом клочком бумаги.

— Великий боже! — Это был чек, самый настоящий чек на пятьдесят самых надёжных друзей в мире, подписанный Биттлшэмом и выданный Р. Литтлу! — За что?

— Расходы, — объяснил Бинго, пряча чек. — Не думаешь же ты, что расследование можно вести, не тратя денег? Сейчас я пойду в банк и получу наличные. Чуть позже я отправлюсь к своему букмекеру и поставлю всю сумму на Океанский Бриз. В подобного рода ситуациях, Берти, необходим тактичный подход, и ничего больше. Если б я обратился к своему дяде и попросил его отстегнуть мне пятьдесят фунтов, что бы я получил? Фигу! Но, использовав тактичный подход… Да, кстати, что ты думаешь о Шарлотте?

— Видишь ли…

Малыш Бинго любовно потрепал рукав моего пиджака.

— Знаю, старина, знаю. Не пытайся подыскать слова. Она тебя сразила наповал, верно? Ты потерял дар речи, да? Я знаю! Она на всех так действует. Ну, мне пора, старичок. Ах да, прежде чем я уйду… Как тебе Батт? Ха! Ошибка природы, правда?

— Должен признаться, он несколько угрюм.

— По-моему, я заткнул его за пояс, Берти. Сегодня днём Шарлотта согласилась пойти со мной в зоопарк. А вечером мы идём в кино. Если тебе нечего сейчас делать, прогуляйся по Бонд-стрит и купи мне свадебный подарок.

После этой истории я довольно долго не видел Бинго. Несколько раз я оставлял ему записки в клубе с просьбой позвонить мне, но они не оказали на него никакого действия. Должно быть, он был слишком занят. Сыны Красной Зари тоже не попадались мне на глаза, хотя Дживз сказал мне, что как-то вечером встретил товарища Батта и даже разговаривал с ним. По словам Дживза, Ватт выглядел мрачнее тучи. Видимо, он проиграл состязание, в котором призом была Шарлотта.

— Мистер Литтл окончательно его вытеснил, сэр, — сообщил мне Дживз.

— Хуже не придумаешь, Дживз, хуже не придумаешь.

— Да, сэр.

— Когда малыш Бинго берётся за дело, засучив рукава, ему нет удержу, Дживз.

— Вы, безусловно, правы, сэр, — сказал Дживз.

Затем наступил день скачек в Гудвуде, и я отправился на ипподром, одевшись с иголочки.

По правде говоря, когда я что-нибудь рассказываю, я никогда не знаю, придерживаться ли мне одних только фактов или, так сказать, заняться разглагольствованиями и рисовать всякие там картины, и прочее, и прочее. Я имею в виду, куча деятелей, вне всякого сомнения, описали бы вам гудвудские скачки, не забыв про голубое небо, зелёную травку, весёлую толпу карманников и не менее весёлую толпу зрителей, чьи карманы подверглись опустошению, ну и всё такое. Лично я лучше ничего об этом не скажу. К тому же у меня просто рука не поднимается вдаваться в подробности этих треклятых скачек. Рана слишком свежа. Сердечная боль ещё не утихла. Видите ли, дело в том, что Океанский Бриз (будь он неладен) не мог, как выяснилось, даже мечтать о кубке. Поверьте мне, он не мог о нём даже мечтать.

Такие испытания закаляют душу. Всегда неприятно, когда фаворит вдруг приходит одним из последних; что же касается именно этого животного, все считали, что после заезда достаточно будет подойти к букмекеру и забрать деньги. Я отошёл от пэддока, стараясь как можно скорее забыть о своём несчастье, и внезапно столкнулся со стариком Биттлшэмом, который выглядел таким потрясённым и убитым горем (лицо у него было багровое, глаза вылезли из орбит, а губы тряслись), что я молча пожал ему руку.

— Я вас понимаю, — сказал я. — Прекрасно понимаю. Сколько вы спустили?

— Спустил?

— На Океанском Бризе.

— Я не ставил на Океанский Бриз.

— Что?! Вы, владелец фаворита, ничего на него не поставили?

— Я никогда не играю на скачках. Это против моих правил. Мне сказали, животное не смогло выиграть соревнований.

— Не смогло выиграть! Ваше животное отстало так сильно, что практически пришло первым в следующем заезде!

— Ха! — сказал старикан.

— Ха! — согласился я. Затем я внезапно подумал, что тут дело нечисто. — Послушайте, если вы ничего не потеряли на скачках, почему вы так ужасно выглядите? — спросил я.

— Этот парень здесь.

— Какой парень?

— Бородач.

Вы должны понять, до какой степени я очерствел душой, когда я скажу вам, что впервые за долгое время подумал о Бинго. Я внезапно вспомнил, как он говорил мне, что обязательно будет в Гудвуде.

— В эту самую минуту он произносит зажигательную речь, направленную против меня лично! Пойдёмте! Видите толпу? — Старикан увлёк меня за собой и, используя свой вес, протиснулся в первые ряды. — Смотрите! Слушайте!

Малыш Бинго в тот день явно превзошёл самого себя. Испытывая смертельные муки от того, что поставил все свои небольшие сбережения на скотину, не пришедшую даже в первой шестёрке, он вдохновенно рассуждал о чёрных сердцах владельцев-плутократов, которые обманули доверчивую публику, дав ей понять, что лошади нет равных, в то время как она страдала одышкой и вряд ли могла пройтись по конюшне, не споткнувшись и не присев передохнуть. Затем малыш принялся рисовать печальную (и, должен признаться, очень трогательную) картину краха рабочей семьи в результате такого нечистоплотного поведения подлецов. Он говорил о рабочем человеке, простом и доверчивом, который прочитал в газетах о великолепной форме Океанского Бриза и перестал кормить жену и детей, чтобы поставить на эту тварь; отказывал себе в кружке пива, экономя каждый шиллинг; вскрыл шпилькой копилку ребёнка накануне заезда; и в конце концов потерял всё, что имел. Должен признаться, говорил он очень вдохновенно. Я видел, как старик Роуботам одобрительно кивал, а бедняга Батт мрачно смотрел на оратора с плохо скрываемой ревностью. Публика ловила каждое его слово.

— Но не всё ли равно лорду Биттлшэму, — надрывался Бинго, — потерял или нет бедный работяга свои честно заработанные деньги? Говорю вам, друзья и товарищи, нам надо не спорить, выступать и принимать решения, а действовать! Действовать! Честные люди не могут жить спокойно, пока кровь таких, как лорд Биттлшэм, не польётся рекой!

Публика, среди которой большинство, вероятно, поставило на Океанский Бриз, одобрительно взревела. Старикан Биттлшэм подбежал к высокому полисмену, печально наблюдавшему за развитием событий, и начал что-то убеждённо ему доказывать. Полисмен дёрнул себя за ус и доброжелательно улыбнулся, но остался стоять на месте. Старикан, запыхавшись, вернулся ко мне.

— Чудовищно! — воскликнул он. — Этот человек практически угрожает меня убить, а полисмен отказывается вмешиваться! Он заявил, что это одни слова! Слова! Чудовищно!