Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Не надо поправлять! – вскричал Баламут на эти слова. – Коли мне покубика!

И, повернувшись на спину, выгнул шею для укола.

Через день мы чувствовали себя более чем удовлетворительно. Ольга сначала краснела под нашими взорами, но после того, как я нежно, без всякой памяти во взгляде, поцеловал ее в шею, выздоровела окончательно.

– Да, повеселились мы во Владике, ох, повеселились... – отвернувшись от нас, сказал Бельмондо Баламуту. – Нельзя нам туда возвращаться, никак нельзя...

– Да, на первом же перекрестке нам местная братва аутодафе устроит, – согласился я. – Боюсь, возвращаться придется через Хабаровск...

– А как мы Ольгу чуть не грохнули! – улыбнулся Баламут, имея в виду базу подводных лодок. Но после того, как я тяжело посмотрел на него, смешался и начал лепетать что-то извинительное.

К вечеру Инесса разрешила нам покинуть палату и, немного посидев на улице под грибком и повспоминав Шуру, мы переместились в кают-компанию. У нас, естественно, накопилась масса вопросов к Инессе, но она была всецело поглощена приготовлением праздничного ужина и попросила повременить до вечернего чая.

Ужин был великолепным. Смоктуновский был полностью равнодушен к еде и потому за эти недели без нас в голове у хозяйки шахты накопилось множество кулинарных фантазий, которые она и реализовала в этот вечер. Все эти западно-восточные штучки, которыми нас потчевали на борту "Восторга" не шли не в какое сравнение с тем, что предложила нам за ужином Инесса. Бесподобные котлеты из рябчиков, всевозможные запеканки и подливы, невероятный шашлык а-ля Шура из пяти сортов мяса на одной палочке... И все это под несколько бутылок великолепного марочного вина из личных запасов приснопамятных Валеры и его супруги. Короче, когда пришло время задавать вопросы, никто из нас не спешил из прекрасного настоящего в неприятное прошлое...

Убрав со стола, Инесса села на Шурино место и с удовольствием начала оценивать по нашим лицам результаты своего кулинарного подвига. Я в это время рассматривал этикетки коллекционной бутылки "Киндзмараули".

– Ирина Ивановна его очень любила... – поймав мой взгляд, сказала Инесса.

– Любила? – переспросил я. – А откуда ты знаешь, что она приказала долго жить?

– Если бы она была жива, вы бы здесь не сидели... – мягко улыбнулась она.

– А кто она вообще такая? – спросил Николай, ковыряя в зубах зубочисткой. – Сначала: "Я год мяса не ела...", а потом оказалась главной сучкой Приморья, если не всего мира...

– И еще этот случай с Вовиком, шофером "Мерседеса" Хачика... – вспомнила Ольга. – Как она его за десять минут охмурила! Безропотным рабом, можно сказать, сделала.

– Она... Она – бывший главный врач Харитоновской психиатрической больницы... – счастливо улыбаясь, ответила Инесса и, наслаждаясь произведенным эффектом, прошлась взглядом по нашим вмиг застывшим от удивления лицам. – Она, очень, очень известный в мире доктор наук, почетный профессор многих западных университетов, там опыты над нами производила. Во всех больницах такие опыты делают, чтобы душевнобольных лечить. А она, самый умный в мире доктор, решила, что многого в деле излечения больных можно достичь, наоборот, усиливая болезни. Понимаете, у сильной болезни последствия и всякие там физиологические изменения и выделения сильнее и гуще и потому гораздо заметнее. И она не очень буйных разгоняла до буйных, а очень буйных – вообще до монстров. И когда она изобрела как их делать такими, тогда поняла по анализам, как обратно заставлять их быть послушными и правильными для нее и остатнего общества. И еще, кроме этого, она мании прививала – боятся чего-нибудь особенного и неособенного, жуликов убивать и еще всякое многое другое. И несколько годков назад Ирина Ивановна достигла таких успехов в своей кропотливой работе, что даже тяжело и беспросветно больные становились здоровыми, добрыми людьми...

– А добрые и здоровые – беспросветно больными, послушными и страшными... – вставила Ольга.

– Да... И тогда она ушла из Харитоновки и сразу же о больнице все забыли и она разбежалась в разные таежные стороны...

– А тебя она тоже... тоже "лечила"? – поинтересовался Борис, закуривая.

– Я медсестрой была... Больные меня любили и слушались... А потом Ирина Ивановна меня вызвала и спросила: "Хочешь девой Марией стать и второго Христа родить?" Я не знала, что и отвечать, смешалась. Простая я, деревенская, вы знаете... А тут такое богохульство... А она говорит ласково, что для пользы человечества я должна попробовать. И тут же стакан воды в руки сунула. Я выпила почти весь, потом совсем обомлела и вскорости как будто в дверь вышла из той в эту совсем другую жизнь... А она через несколько месяцев поняла, что и в самом деле у меня святой мальчик может родится, святой мальчик, который пальчиком ей погрозит и порчу бесповоротную нашлет. Поняла и выскребла. И до Жениного приезда я никак не могла забеременеть... Спасибо ему – к врачу отвез, трубы мои развязал... И Бореньке спасибо, здорово он мне и небу подсобил...

– А Шурины странности тоже ее рук дело? – спросил я, чувствуя, что краснею.

– Да... Она интересовалась, как аг... агрессивных лечить и его таким сделала. Но потом стала интересоваться, можно ли буйными спокойно управлять. Но у нее ничего не выходило с ним... Он то очень буйным был, как она говорила – монстром чистым, то добрым как Айболит... Но потом он сбежал и потихоньку сам по себе выздоровел...

– Ага, выздоровел... Представляю, каким он больным был... – скептически проговорил я, живо вспомнив Шурины ужасные превращения. – А как они с Ириной Ивановной вновь встретились?

– Когда Валерка от Шуриных денег разбогател, Ирина Ивановна его, инвалида, приметила и приручила. И Валерка ей все рассказал и о шахте, и о Шуре, и о станке печатном. И она Шуру тоже добрым к себе сделала и все к рукам своим прибрала... Женщины это и без химии прекрасно делают, сам знаешь.

– Все-таки непонятно, почему она с нами таким странным образом познакомилась... – пробормотал Николай, когда Инесса закончила. – В шахте, с этими дурацкими погонями и похищениями...

– А ничего удивительного... – протянула Инесса, с нежностью поглаживая свой заметно увеличившийся живот. – Петр Ильич одним из ее подопытных был. Она его на вас испытывала, но что-то в нем не заладилось. Все у нее получилось – и ужасным он стал и послушным до пяток, но трусливость его природная никак не миновалась. "Брак, – потом сказала она Шуре. – Брак исходного материала, то бишь мещанского воспитания"...

– Буйные, ну, те, которые в шахте были и те, которых Валера привез, как я понимаю, тоже "отходами" были? – спросила Ольга, внимательно глядя в ничего не выражающие Инессины глаза.

– Да, отходами... Хорошие зомберы не из всех получаются... Башковитые нужны... Как вы. Потому она на вас всех глаз и положила. "Вот из этих в самый раз получится!" – говорила она, но Шура все не соглашался вас отдать, оттягивал укольчики, но она его в конце концов какими-то лекарствами сломала. Или словами.

– А папа? Мой папа, – не отрываясь от глаз Инессы, спросила Ольга. – Шура говорил, что ты ему прутом железным по голове ударила?

– Нет, не было этого... – ответила Инесса и в глазах у нее засветилось сострадание к потерявшей отца девушке. – Ирина Ивановна, когда твой папа мой борщ со сметаной ел, его сзади в шею шприцом ударила с дозой повышенной и он озверел совсем... И надо же было так случится, что Шура аккурат в тот же день в монстра превратился... И по какому-то пустяку сцепились они. Это был кошмар! Битва гигантов прямо! Они шахту всю чуть не разнесли, рельсами друг друга и все вокруг дубасили! Но Шура победил... Перстнем своим золотым лоб твоему папе пробил... Потом, когда все успокоилось, Ваня его в тайгу отнес. А он, видите, ожил...

– И сорок километров полумертвым прошел... – добавил я.

– Зверь был твой Шура, – с ненавистью во влажных глазах бросила Ольга Инессе. – Ненавижу его... Даже мертвого ненавижу... Убил папу перстнем, а потом...

53
{"b":"3001","o":1}