— Сережа? а ты знаешь, что одна папироса убивает зайца?

— А зачем ему так много давать курить? — Лазарев словно не понимает цели вопроса, но покорно тушит папиросу и беремся за бутылку вина. Дуся перехватывает его руку осуждающим взглядом:

— Ты хочешь еще выпить?

— По маленькой можно.

Дуся мягко, но уверенно берет у Сергея бутылку и, нахмурив светлые брови, замечает:

— Один древний философ сказал, что опьянение — это добровольное сумасшествие. — И вместо, бутылки ставит стакан чаю. — Тебе, Сереженька, сейчас полезен чай.

— После водки чай не полагается. Да и не очень-то я люблю его, — с деланной басовитостью ворчит Лазарев, взяв стакан чаю.

— Я раньше тоже не любила чай, — шутит Дуся, — дома сахару жалко было, в гостях же накладывала столько, что пить противно. А как лрщпла в армию, здесь норма — хочешь не хочешь, а пей, иначе останешься без чая. И научилась.

Сережа смеется, попивая чаек с шоколадом, не замечая и не слушая никого, кроме Дуси. От грубоватой манеры, с какой он вел себя с девушками раньте, не осталось и следа. Дуся облагородила его, не знавшего настоящей любви. Правда, он, как и все в юности, влюблялся. Но это была только игра в любовь. Теперь он счастлив. Прав мудрец, сказавший, что счастье для старухи в молитве, для волка — в овечке, для влюбленных — в колечке.

Баян заиграл танго. Несколько пар вышли в свободный угол зала, специально отведенный для танцев. Безмолвно, только глазами, Дуся пригласила Сергея и плавно встала. Она, вся белая, нежная, хрупкая, казалась воплощением самой женственности, а он, большой, чуть сутулый, со шрамами от ожогов на лице, являлся олицетворением самого мужества. Противоположности. А какая в них чарующая сила взаимного притяжения! А ведь от Сергея не раз приходилось слышать: любовь на войне только до первого разворота. Напомнить бы ему об этом сейчас!

Но война рождает и нравственное уродство. Постоянное соседство со смертью тревожит всех людей. И куда легче подавить естественный страх перед опасностью отвлечься от суровой действительности разгульной эротикой. Разуму подчиняться всегда труднее, нежели природным чувствам. Сила человека в том и заключается, что он умеет подчиниться разуму и не растворять свои чувства в минутных настроениях. Лазарев стал именно таким. Он на моих глазах превратился из зеленого юнца в зрелого мужчину, командира и… влюбленного. Ему теперь как говорится в стихотворении:

Хочется верить в счастливую звезду Сергея. Такого война запросто не проглотит. Только вот в чем беда: люди устают от постоянной бдительности, а смерть на войне всюду подстерегает человека. Случайность и необходимость здесь, как нигде, дают о себе знать. Не потому ли наши воздушные асы в большинстве своем терпят неудачи именно от этих случайностей? И мне стало жалко Сергея. Сколько таких война навсегда разлучила с юнрстью и разом сделала мужчинами? У многих была первая и последняя любовь…

Баян продолжал играть. Танцы, смех, шутки… Как дороги и милы солдатскому сердцу такие минуты отдыха.

Пообедав, Иван Хохлов сладко потянулся и, слегка заикаясь, как это с ним бывает при усталости или когда он нервничает, сказал:

— Эх, сейчас бы минуток сто д-добрать.

— В чем же дело? Следуй за мной, — советует Лазарев и, допив компот из алюминиевой кружки, одним махом из-за стола оказывается на нарах. — Пока самолеты заправляются бензином — нельзя терять ни минуты.

— Может, нам на помощь подбросят еще истребителей, — говорит Хохлов, укладываясь на нарах между мной и Лазаревым.

— Держи карман шире, — подкладывая под голову побольше соломы, отвечает Сергей. — Если бы начальство считало нужным, то давно бы здесь уже сидели не только мы одни.

— Но ведь мы действуем на львовском направлении, — не унимается Хохлов. — Это на Украине центральное направление, главное…

— Может, скоро и будет главным, а пока, по всему видно, что так себе, — слышится уже вялый, сонный голос.

Лазарев прав. Наша 13-я армия, которую мы поддерживаем, действует на правом крыле фронта. Она занимает оборону почти на стопятидесятикилометровом фронте. Мы даже и мысли не допускали, что при такой разбросанности войск она могла наступать. Но вот 15 марта вскоре после перехода в наступление левого крыла фронта перешла в наступление на запад и наша 13-я. Теперь 1-й Украинский фронт наступает обоими крыльями, обеспечивая с флангов действия ударной группировки центра. Однако ее продвижение на рубеже Тарнополь — Проскуров затормозилось. Сейчас спешно подбрасываются подкрепления, чтобы сломить сопротивление фашистов.

В это же время войска 2-го Украинского фронта вышли к реке Южный Буг и, с ходу форсировав ее, устремились к Днестру, обходя с юга 1-ю танковую армию противника. Таким образом создалась угроза окружения этой вражеской армии. Понимая опасность, фашистское командование сосредоточило против центра 1-го Украинского фронта до девяти танковых и шести пехотных дивизий, любой ценой пытаясь отбросить наши части к северу от железной дороги Львов — Одесса, проходящей через Тарнополь и Проскуров. Идут ожесточенные бои. Однако врагу не удается ни на шаг продвинуться на север. Главная группировка нашего фронта, перейдя к обороне, прочно удерживает железную дорогу, готовя новый бросок на юг.

Сегодня, 17 марта, 13-я армия овладела городом Дубно — важным опорным пунктом противника на львовском направлении. Одновременно развернулись бои за город Кременец. Враг, пытаясь задержать продвижение армии, бросил сюда большие группы бомбардировщиков и истребителей. Противник ловко умеет маневрировать авиацией. А погода выдалась хорошая, поэтому нашему полку, единственному истребительному полку, базирующемуся на правом крыле фронта, и приходится так много летать, прикрывая наземные войска и сопровождая своих соседей по аэродрому — 525-й полк штурмовиков. Правда, вылетов мы делаем только по три-четыре, но теперь на новых истребителях с большим запасом горючего каждый наш полет по продолжительности раза в два больше, чем раньше, когда мы летали на старых самолетах. Поэтому мы без привычки уставали и, как только выдавалась свободная минута, предпочитали подремать.

В землянке установилась тишина, лишь позвякивала посуда: официантка собирала со столов. Только успели забыться — раздалась команда: «По самолетам!» Все вскочили. Головы взлохмачены, в растрепанных волосах золотятся чнити приставших пшеничных соломинок. Летчики на ходу приглаживают шевелюры и, удалив с них «золото», надевают шлемофоны и выбегают из землянки.

Речушку Икву перелетаем над селом Млинов. Отсюда войска 13-й армии нанесли удар по обороне противника на Броды в обход Дубно с севера, второй удар на Броды был нанесен южнее Дубно из района Шумское. 13-й немецкий армейский корпус, обороняющий, этот участок фронта, чтобы не попасть в окружение, теперь поспешно отступает на запад. Наши 1-й и 6-й гвардейские кавалерийские корпуса навалились на него с севера. Нам нужно прикрыть их с воздуха.

За Млиновом наша конница. Она половодьем растеклась в углу междуречья Иквы и Стыри, заполнив все леса и перелески, оголенные зимой. Признаться, я еще не встречал такой массы конницы, хотя свою армейскую службу и начинал в кавалерии. На фоне снега отчетливо виднеются каждый всадник, каждая лошадь, каждая повозка. Вот по дороге, проторенной среди кустарников, цепочкой вытянулся эскадрон. Конники, маскируясь, привязали к седлам ветки, многие на головы надели хвойные «шапки», но это только темнит колонну, еще больше демаскируя ее на снежном фоне.

Зная уязвимость кавалерии с воздуха, я зорко осматриваю небо, начавшее под вечер закрываться хмурыми тучами. Из-за облаков могут неожиданно вывалиться вражеские самолеты. Здесь нельзя промахнуться: любая пуля, любой снаряд или бомба найдут себе цель. Нужно внимательно смотреть и выше и ниже облаков, не упускать из виду ни один просвет.