— Я всегда предлагала тебе остаться ночевать. Настаивать не в моих правилах, кажется, ты понял это.
— Маша, ты не поняла. Я хочу просыпаться и видеть рядом тебя. Я хочу говорить тебе «доброе утро» и возвращаться сюда домой, зная, что ты ждешь меня. Я готов сделать этот шаг.
Вот это было почти полной победой. Маша поднялась с кресла, подошла к Щеголеву и положила ладони ему на плечи.
— Ущипни меня посильнее, я поверить не могу в то, что слышу, — вкрадчиво сказала она.
— Я могу повторить: я люблю тебя.
— И я тебя, — Маша прижалась к нему всем телом и почувствовала, как Щеголев нежно обнял ее, словно боясь неосторожно прикоснуться и причинить боль. Ее слова не были искренними, но она должна была их произнести.
— Осталось соблюсти некоторые приличия. Все непросто, Машенька, — снова заговорил Лев, целуя ее в пахнущую духами макушку. — Недавно мы отмечали двадцатилетие семейной жизни. Я не смогу унизить Юлю тем, что через несколько дней соберу вещи и уйду. Я и так чувствую себя виновным. Ты готова немного подождать?
— Торопиться никогда не нужно, — не поднимая лица, ответила Маша. — Тем более в таких серьезных вещах.
Она чувствовала, что Щеголев колеблется. Обязательства и чувство долга пока если не перевешивают, то сравнялись с чувством, которое он испытывает к ней. Нужно запастись терпением, чтобы не показать, как для нее важен этот выбор. Хотя с некоторых пор и Маша начала сомневаться в точном определении своего отношения к Льву Николаевичу. За время их встреч оно изменилось. Пожарская никак не могла разобраться в том, что испытывает к этому мужчине: преклонение перед ним как личностью или любовь? Со временем она пришла к выводу, что это — скорее влюбленность, жажда романтики, признания собственной значимости. Ей льстило его внимание, желание быть с нею. Но пока все было на уровне отношений «любовник-любовница», она была спокойна. Обычно об этом переживают мужчины: что дальше? Но Пожарская была необычной девушкой со своими, нетрадиционными взглядами на жизнь. Щеголев был ее любовником. В этом качестве он не приносил ей никаких проблем, неудобств. Это льстило ее самолюбию и ни к чему не обязывало. Маша с трудом представляла, что ее свободная жизнь примет совершенно иной характер. Она не была готова к четкому выполнению семейных обязательств. Все ее предыдущие романы начинались неожиданно и так же резко, без объяснения причин обрывались. В девяноста процентах случаев инициатором расставания была Пожарская. Она физически не могла долго выносить рядом с собой другого человека. Она не сходилась ни с одним своим бойфрендом так близко, чтобы желать его присутствия постоянно. Время от времени она должна была оставаться в одиночестве, прервать которое могла бы по своему усмотрению. Маша сама решала, когда, кого и как близко допускать к себе. И пока никто не смог изменить такого положения вещей.
Родители Пожарской преподнесли колоссальный подарок к ее двадцать третьему дню рождения: небольшая однокомнатная квартира давно была пределом мечтаний Марии. Здесь она устроила все по собственному вкусу: ничего лишнего. Светлая комната, обставленная в авангардном стиле. Компьютер — самый главный атрибут. Она проводила за ним дни и ночи. Днем работала над собранным материалом, ночью путешествовала в бесконечной сети Интернета. Она любила вставать после десяти, бегло просматривала все телевизионные каналы. Иногда позволяла себе выкурить сигаретку в постели — это случалось крайне редко, но, когда она нуждалась в этом, с трудом представляла, что сможет отказаться от своих слабостей ради любимого человека. Сейчас это шаткое место занимал Щеголев.
Да, Пожарская запаниковала, стараясь усмирить разыгравшееся воображение. Она окажется один на один с этим разрывающимся между долгом и чувством вины человеком. К чему это приведет? Он нужен ей бесспорно, но в каком качестве? Чего она хочет на самом деле? Сейчас Маше трудно было представить, что Щеголев сможет легко вписаться в ее режим, в этот интерьер, который совершенно не гармонирует с ним, с его мироощущением. Он приходил и уходил, оставляя воспоминания о минутах близости, нежности, восторга. Маша вообще практически сразу поняла, что во многом они совершенно разные люди. Просто она умело подыгрывала его вкусам, желаниям. Ей хотелось нравиться, и она делала все для достижения цели. Она добилась своего, потому что Лев Николаевич ни разу не уловил фальши в ее голосе, не заподозрил ни обмана, ни малейшего притворства в поступках. Он не предполагал, что девушка оттачивает на нем свое мастерство обольщения, совершенно не заботясь о его внутреннем покое, будущем. Она играла его чувствами, оправдывая собственную тактику невероятными амбициями, бушующими в ней под маской постоянной улыбки и гармонии с миром.
В ее душе никогда не было этой гармонии. Вероятно поэтому Маша часто нуждалась в одиночестве, когда не нужно притворяться и можно без опасений быть собой. Когда с лица снимается маска лицемерия и удачливости. Маша знала о себе много такого, что совсем бы не понравилось ни Щеголеву, ни ее родителям, ни ее друзьям. Перед ними она представала такой, какой все они хотели ее видеть. Реально это был другой человек: немного корыстный, жаждущий успеха, в некоторой степени жестокий. Миловидная внешность плюс искусное лицедейство скрывали эти качества, — перед человечеством возникал образ современной, не отягощенной предрассудками, энергичной и талантливой представительницы своего поколения. К тому же она обладала обаянием, которое умело дозировала, по обстановке.
Маша Пожарская и профессию журналиста выбрала не случайно. В ней девушка видела постоянный элемент игры, выброс энергий, соревнование интеллектов. Ей нравилось ощущать, как собеседник попадает в ловушку ее заинтересованных, искрящихся глаз. Она легко общалась с людьми, гордилась тем, что может без труда вести беседы на самые разные темы, держась при этом на высоте и на расстоянии. Планку она всегда ставила высоко. А со Щеголевым Маша провела эксперимент, сократив расстояние до минимума. Получилось лучше, чем она могла предположить. Знакомство, поводом к которому стали сухие вопросы социологического опроса ее телевизионного канала, переросло в роман. Лев полностью попал под воздействие обаяния, которое она неустанно излучала. Пожалуй, ее раскованность сыграла немалую роль в том, что однажды вечернее чаепитие у нее дома плавно переросло в волнующий секс. Щеголев просто шел у нее на поводке. Нужно было лишь не слишком туго натягивать его.
Захватывающие отношения, в которых ей отведена главная роль, нравились Маше. Не самый последний мужчина в иерархии взрослого, порой жестокого мира влюбленно смотрел ей в глаза, целовал ей руки и, кажется, собирался сделать предложение стать его женой. От этого шага его отделяло время, необходимое для того, чтобы соблюсти приличия. И чем больше он был готов к этому, тем больше паниковала Пожарская. Она чувствовала полную размытость своих желаний. Ничего конкретного, только буйство самолюбия и амбиций. Ее натура получала колоссальное удовольствие от того, что она перевешивает чашу весов в свою сторону. Она — такая молодая, хрупкая, едва знакомая! У супруги Щего-лева не было шансов его удержать. Маша часто думала о том, что испытает эта женщина, оставшись одна. А в том, что рано или поздно Лев Николаевич созреет для ухода из семьи, Пожарская не сомневалась.
Однажды вечером она проснулась от резкого звонка в дверь. Он повторился через очень небольшой промежуток времени, который никак не давал возможности на него отреагировать. На часах было половина одиннадцатого — время по Машиным меркам детское, но она очень устала сегодня и решила лечь пораньше. Такое тоже случалось: ночной монтаж, суета дневного эфира — все это отбирало много сил. Даже любимый компьютер сегодня остался совершенно без внимания хозяйки. Маша на скорую руку перекусила и, приняв душ, блаженно растянулась на диване. Она чувствовала, что мгновенно уснет. Рабочий день был бесконечным, но очень плодотворным. Пожарская засыпала, довольная собой. Она так хотела поскорее отключиться, что даже постель не стала стелить. Укрылась шерстяным пледом, уткнувшись в мягкую пуховую подушечку, украшавшую диван, и приготовилась к путешествиям в стране сновидений. И вдруг из этого расслабленного, совершенно не готового к вторжению извне состояния ее вывел звонок в дверь.
