— Ты приняла окончательное решение?

— Да.

— Тогда давай сразу к главному. Твой ответ поможет мне понять, что ты действительно все решила. Ты выйдешь за меня замуж? — Рогозин сам не ожидал, что именно сейчас задаст этот вопрос. Он столько раз проигрывал в голове ситуацию, когда снова позволит себе спросить об этом. Вопрос волновал его больше чего-либо на свете. Перед его нерешенностью отступали на дальний план успехи в работе, материальное благополучие, все, что происходит в мире вообще. Рогозин ничего не боялся потерять. Он боялся так и не обрести покоя, если все-таки она скажет «нет». Но он услышал совершенно противоположное и почувствовал, как ватные ноги перестали держать его на ногах.

— Да, Митя. Да, я выйду за тебя.

— Где ты? — опустившись в пустое рабочее кресло, спросил Рогозин.

— Я в кафе.

— Хочешь, я приеду прямо сейчас?

— А как же работа? Не нужно, я сама подъеду.

Скажи, когда ты освобождаешься? — спросила Юлия. Она едва сдерживала губы, которые расплывались в улыбке. К тому же на горизонте показалась Андреева. Она приближалась, пристально глядя на подругу. Лицо ее было напряжено, но через несколько мгновений расслабилось — она поняла, что у Щеголевой порядок.

— Приезжай прямо сейчас. Хорошо? — Рогозин . боялся отпускать ее куда-то. Он едва сдерживался, чтобы не сорваться с места и помчаться ей навстречу.

— Договорились.

— Я люблю тебя, — прошептал он, прикрывая трубку ладонью. Он сделал это не потому, что стыдился своих слов. Просто они предназначались только для Юлии, он хотел, чтобы она почувствовала это.

— И я тебя, — выдохнула Щеголева и отключила телефон.

Андреева снова заняла место напротив, достала из высокого стакана салфетку, чтобы вытереть мелкие капельки пота на лбу. Она уже не понимала, то ли ей было жарко, то ли бросало в жар от волнения.

— Надя, а ты будешь свидетельницей на моей свадьбе? — спросила Щеголева.

В ответ Надежда только кивнула, прижала ладонь к дрожащим губам. Она поняла, что сейчас разревется, а это было бы так некстати. Юлия улыбнулась, протянула руки через стол, и подруга мгновенно взяла их в свои. Так они сидели и думали каждая о своем. Надежда была чрезвычайно рада тому, как все складывалось. Она не преставала верить в то, что смогла помочь подруге найти правильное решение, а Щеголева улыбалась, чувствуя, как на душе стало спокойно и легко. Словно стряхнула с себя непосильный груз. Все мысли ее крутились вокруг одного — она будет счастлива. Она не может ошибаться. Одиночество никогда больше не будет стоять у ее порога. Любовь и счастье высоким забором оградят ее от его посягательств. Начинается новый этап, в котором рядом будет любимый, верный, нежданный. Это как подарок, к которому ты был не готов и боялся взять его в руки. А когда созрел — сможешь оценить его по самой высокой шкале. Юлия была уверена, что в ее жизни больше нет полос. Вся она теперь сплошное поле бесконечной радости, внутренней гармонии. Щеголевой даже показалось, что произошло какое-то раздвоение ее сознания. Может быть, ничего не происходит? Может быть, это ее усталое воображение решило жестоко подшутить? Но глядя на взволнованное лицо Нади, Юлия улыбнулась — все было наяву, абсолютно точно — наяву.

Юлия никогда не думала, что в ней еще столько кипучей энергии. Она проснулась в ней и вырвалась, как из долгое время спящего вулкана вдруг начинает извергаться раскаленная лава. Только лава обладает силой разрушительной, смертоносной, а у Юлии это был сильнейший созидательный поток. Он бурлил, увлекая за собой все, что требовало решения. Быть может, этому способствовал Рогозин — его любовь омолодила Юлию. Это было необыкновенно. Она снова чувствовала себя окрыленной. Забытое, волнующее состояние, когда тебе все по плечу. Щеголева занималась сама и контролировала несколько важных дел одновременно: продажу и обмен квартир, подготовку детей к отъезду. Кроме того, оставалась непосредственная работа в агентстве и розовый период личной жизни с Рогозиным. На все у Юлии хватало времени и сил. Она просто знала, что впереди ее ждет счастливая жизнь, и старалась, как могла, приблизить этот момент.

Конечно, был и тяжелый разговор со Щеголевым. Он никак не хотел понимать, что все кончено, и теперь навсегда. Он не мог смириться с тем, что снова теряет Юлию именно тогда, когда все, по его мнению, потихоньку налаживалось. Порывая с бывшим мужем окончательно, Юлия старалась быть деликатной. Она понимала, что с ее стороны было опрометчиво согласиться на ту единственную за долгое время близость. Это была непростительная ошибка. Получалось, что она протянула руку человеку, идущему по краю, а потом выдернула ее в тот самый момент, когда он наиболее уязвим. Юлия корила себя, но иначе поступить не могла. Ее уже не интересовало состояние Щеголева после того, как он окажется один на один с фактом полного разрыва. Он мог поступать, как угодно — для нее все было решено, и ничто не могло изменить принятого ею решения.

Еще Юлия была непреклонна в отношении квартиры.

— Я не останусь здесь, — твердо сказала она Льву в их последний разговор. — Если хочешь, переезжай сюда хоть сегодня. Вот ключи.

— Значит, ты живешь у него. — не глядя на нее, обреченно произнес Щеголев.

— Да. Я недавно переехала.

— Мне тоже не нужны эти ключи.

— Тогда остается найти квартире нового хозяина, — предложила Юлия.

— Продавай, меняй, делай, что хочешь.

— Наташа с Севой оставляют здесь свою квартиру. Они перестраховываются на всякий случай. Так что им наши хоромы тоже ни к чему, — заметила Юлия.

— Повторяю, мне все равно.

— Я займусь продажей квартиры, мебели, всего, а тебе потом отдам половину вырученных денег.

— Оставь себе все, — отмахнулся Щеголев. Потом поднял на нее свои черные глаза: — Как ты можешь сейчас думать о деньгах? Что с тобой Юля?

— Ничего. Запоздалое решение вопроса интеллигентного раздела имущества.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказал Щеголев. — Счастья тебе.

— И тебе. Жизнь не заканчивается. Если даже я поняла это, то тебе — сам бог велел.

— Я постараюсь.

Юлии было искренне жаль его, но она отгоняла от себя это чувство. Она не должна была позволять своим эмоциям снова спутать все карты. Ее жизненный пасьянс только начал складываться ход за ходом. Она не должна останавливаться. И чтобы поменьше думать о Щеголеве, Юлия переключилась на предотъездные хлопоты детей. Их было немало. Пока Наташа с Севой занимались массой мелочей, накопившихся и требующих решения, она взяла на себя заботы об Андрюше. Она приезжала к ним в любое время: отпрашивалась с работы, брала дни за свой счет. Рогозин, понимая ее состояние, просил только об одном, чтобы он знал, где ее искать. Чтобы он понапрасну не обрывал телефон агентства, своей квартиры.

Время летело. Вскоре была названа точная дата отъезда. Билеты были куплены на двадцать восьмое августа. Ровно через два месяца Андрюше исполнится годик. Почему-то в этой ситуации Юлию больше всего огорчало то, что в этот день она не возьмет внука на руки, не обнимет, не поцелует. Дни сменяли друг друга, и оставалось так мало времени на общение. Юлия иногда прислушивалась к себе — сердце больше не болело от мысли о разлуке. Оно просто начинало стучать чуть быстрее, заставляя кровь разносить по всему телу состояние предопределенности. Все известно на несколько шагов вперед и нужно только не сбиться с пути. Юлия решила пойти по самому верному — раз ничего изменить нельзя, значит, с этим просто нужно смириться.

Щеголевой пришлось пойти еще на один серьезный разговор — с дочерью. Приехав к ней, Юлия долго играла с Андрюшей, слушала рассказы Наташи о том, как малыш меняется с каждым днем. Все-таки девять месяцев человечку — это уже не мало! Юлия ловила себя на мысли, что не так внимательно и восторженно, как обычно, реагирует на услышанное. В конце концов, и Наташа обратила на это внимание.

— Мам, у тебя все в порядке? — обеспокоено спросила она.