– Отца небесного! – Зина нервно засмеялась. – А за что благодарить-то?

– А за то, что хлеб-соль нам посылает.

– Хлеб-соль нам отец зарабатывает, нам никто его не посылает. А если бы наш папка не работал, то и хлеба-соли не было бы.

Зина пришла домой голодная, но сейчас ей и есть расхотелось.

– У нас скворца говорить обучили – он так же трещал, – сказала бабушка, начиная сердиться. – Птица небесная не жнёт, не сеет, а бог кормит её.

– А зачем же ты-то, бабушка, ходила в колхоз на работу? – не сдавалась Зина. – Ты бы не сеяла и не жала, пускай бы тебе бог посылал!

– А что, не посылал бы? Вот один святой пророк удалился в пустыню, заповеди там писал, и нешто с голоду умер? Не умер же! Потому что ворон ему пищу приносил. Прочитай, прочитай-ка – ведь про это всё в церковных книгах написано!

И чтобы избежать крупного спора – Зина, пожалуй, ещё что-нибудь такое скажет, на что и ответить не найдёшься, – бабушка поспешно подхватила грязные тарелки и скрылась в кухне.

– Антон! – сказала Зина. – Ну, скажи, что это ты вздумал? Ты что, и правда думаешь, что бог есть?

– Бабушка говорит – есть… – смущённо опустив ресницы, ответил Антон.

Зина укоризненно потрясла головой:

– Бабушка в старое время росла, чудак ты! Тогда люди думали, что и правда бог есть. А тебе разве мама говорила, что надо богу молиться?

– А ведь я тогда не был сирота…

– А, бедный! Так уж тебе плохо жить, такой уж ты заброшенный? Надо, чтобы и тебе ворон пищу приносил? – Услышав шаги за дверью, Зина торопливо добавила: – Имей в виду: если ты опять креститься вздумаешь, я буду тебя презирать.

Антон испуганно поглядел на неё:

– Да ведь я так, нарочно. Чтобы бабушка не сердилась, ну!

– Значит, обманываешь?

Антон засопел и насупился. А откуда он знал, что получится обман?

– Ну, что ты не обедаешь, пигалица? – Бабушка явно не хотела продолжать с Зиной предыдущий разговор. – Ешь побольше, ишь худая какая! Человек должен есть как следует. А который худой, так нешто это работник?

Бабушка налила Зине супу. Зина успокоилась; суп был очень вкусный, и туча неудовольствия, сгустившаяся было в доме, рассеялась. И всё пошло своим чередом.

«Бабушка-то хорошая, – думала Зина, – только вот как-то мы всё думаем по-разному… У неё, оказывается, и обмануть не грех, если выгодно… А этот дурачок Антон слушает…»

Бабушка приветливо хлопотала в комнате. Потом села с Изюмкой шить платье для куклы, чтобы Изюмка не мешала Зине и Антону делать уроки… Кажется, всё так хорошо!

И отец, придя с работы, заглянул в комнату, улыбнулся. Зина видела, что отец доволен, что он успокоился за своих детей.

Но Зина не была спокойна. Противоречивые чувства мучили её. С бабушкой хорошо. И плохо с бабушкой, плохо! Может, сказать отцу? Может, она зря одна мучится?

Но вспомнила Зина светлую улыбку отца, которую она подметила в ту минуту, когда он заглянул в комнату, и опять решила:

«Не буду его расстраивать. Бедный папка немножко повеселел – зачем же огорчать его? Поспорим, поспорим с бабушкой, да как-нибудь и поладим… Справлюсь и одна, без папки».

Но Зина ошиблась, понадеявшись на свои силы и на то, что они поладят с бабушкой. Проходили дни, недели, месяцы проходили, а Зине с весёлой, румяной бабушкой Устиньей всё тяжелее и тяжелее становилось жить.

Откуда брался раздор? Откуда он возникал? Чаще всего из-за бабушкиных религиозных убеждений. Молится бабушка, ходит в церковь – это ничего бы… Ну, пусть молится, это её дело. Так её воспитали. Но Зина не могла спокойно относиться к тому, что Антон, мягкий и робкий, начал всё больше и больше поддаваться её влиянию. Он уже привык креститься, садясь за стол. И Зина видела, как мальчику трудно. С одной стороны стоит бабушка, строго смотрит на него: «Опять садишься – лба не перекрестишь?» А с другой – Зина с насмешливой улыбкой: «Вот так будущий пионер! Имей в виду: когда будут принимать тебя в пионеры, дам отвод. В пионерском отряде богомольщики не нужны!»

И Антон крестился, а сам испуганно и жалобно поглядывал на Зину. И, улучив минутку, подходил к Зине, когда она сидела за уроками, обнимал её за шею и шептал на ухо:

– Это я понарошку крещусь. А то она всё ругается… Как тебя нет – так и ругается.

Но Зина поджимала губы и сердито отвечала:

– Ты обманщик! Я тебя не уважаю.

Тогда Антон уходил куда-нибудь в уголок и потихоньку плакал. А у Зины сердце разрывалось от жалости. Но что же ей было делать?

И однажды, после того как она застала Антона в слезах в тёмном углу спальни, Зина решила поговорить с отцом. Вечером к тому времени, как на заводе загудеть гудку, Зина подошла к плотно закрытым воротам заводского двора.

Отец, увидев её, испугался:

– Что случилось?

– Да ничего, ничего! – Зина улыбнулась, чтобы отогнать тревогу. – Просто надумала с тобой поговорить.

– Давай поговорим, – согласился отец, внимательно поглядывая на неё. – Давай, дочка, мужественный человек!

– А вот и не мужественный, – сказала Зина. – Видишь, пришла… Сама не справилась.

– Плохо с уроками?

– Нет, – Зина покачала головой, – не с уроками…

– Дома?

– Да. Дома.

Над улицей висели зимние сумерки. Ни одного цветного отсвета кругом – тёмное небо над тускло-белыми крышами, тёмные квадраты окон, серые заборы, чёрные стволы деревьев… У этого февральского вечера не было никаких красок, кроме белой и чёрной, но и в этом была какая-то особая прелесть.

Зина скупо рассказывала о своих осложнениях с бабушкой. А когда всё рассказала, то увидела, как отец сразу помрачнел и постарел. Зина испугалась:

– А может, не надо бабушке говорить, а? Я уж как-нибудь с Антоном договорюсь. Да ещё, может, мне просто кажется…

– Плохо! – Отец вздохнул. И замолчал до самого дома.

Отец не послушал Зину, он решил вмешаться. За ужином он насмешливо посмотрел на Антона:

– Ну, что же ты не крестишься?

Антон растерялся. Взглянул на Зину, на бабушку, как пойманный зайчонок.

– Ты ведь, я слышал, богомольщиком у нас стал!

Антон, красный и смущённый, молча пододвинул стул. У бабушки в чёрных глазах забегали сердитые огоньки.

– А нешто плохо, если человек, как полагается, перед обедом лоб перекрестит? – сказала она.