Двое всадников были в пути уже очень давно. Шенк чувствовал, как слипаются глаза, как двоятся стволы деревьев, словно по мановению руки волшебника раздавшиеся в стороны, открывая место для тропы. Ему нужен был отдых, он не спал уже сутки – и треть этого времени провел в седле. Да и кони вымотались – и только девочка ничуть не выказывала признаков усталости.

Это было неудивительно. Вампиры не просто сильнее обычного человека – он и быстрее, и выносливее. Взрослый, приняв облик летучей мыши, способен поднять даже небольшую лошадь и унести ее достаточно далеко, чтобы, не опасаясь преследования, в полной мере насладиться трапезой. Хотя, пожалуй, девчонке было еще до этого далеко…

Девчонке ли? Шенк критическим взглядом окинул фигурку, мерно покачивающуюся в седле в нескольких шагах впереди. Пока она сидела, скорчившись, опутанная цепями, он не мог рассмотреть ее как следует, а тонкие запястья и худоба – признак того, что голод ей известен не понаслышке, – заставляли ее казаться еще меньше. Теперь же, при свете дня, он мог оценить свою спутницу более объективно. Да, она казалась еще почти ребенком. Девочкой… но девочкой, уже почти вошедшей в пору девичества. Если мерить на человеческий лад, то она выглядела лет на пятнадцать… а это означало, что она появилась на свет не менее двадцати лет назад. Вампиры взрослеют медленнее людей, но и старость подкрадывается к ним много позже. Уже выщербится от времени каменная плита на его, Шенка, могиле, а эта малышка еще будет в самом расцвете красоты. О, она будет красивой – по-своему, конечно. Шенку приходилось видеть взрослую вампирессу, высокую, статную, с иссиня-черными волосами и всегда, безо всяких красок, алыми губами. А в старости… что ж, редко кому из вампиров удается узнать, какова она – старость.

Решение следовало принимать сейчас.

Ткнув каблуками в бока коня – умное животное тут же поняло, что от него требуется, и ускорило шаг ровно настолько, насколько это было необходимо, – темплар поравнялся с девочкой.

– Может, скажешь, как тебя зовут?

И тут же одернул себя… Зачем ему знать имя той, с которой они вот сейчас, через несколько минут, расстанутся – и скорее всего навсегда?

Ее губы чуть шевельнулись, но Шенк не разобрал произнесенного слова.

– Прости… не расслышал.

– Синтия. Меня зовут Синтия… – повторила она чуть громче, и темплар снова поразился чарующему тембру ее голоса.

Он молчал, понимая, что она ждет каких-то слов. И понимал также, что вряд ли ей понравится то, что он скажет.

– Мама называла меня Травинкой, – вдруг сказала девочка и всхлипнула. – Они убили маму…

Темплар молчал. Что тут можно было сказать? Что взрослая вампиресса, вышедшая на охоту, опаснее десятка солдат? Что и по сей день в глухих уголках Минга попадались деревушки, где не оставалось ни одной живой души, одни лишь белые, лишенные крови тела. Это в лучшем случае – а в худшем… Лет двести назад такую деревеньку нашли и в лесах, принадлежащих Ордену. Девять дворов, чуть более тридцати душ… нет, тридцати тел, лишенных души, зато прекрасно обеспеченных кое-чем иным. Силой. Молниеносной реакцией. Клыками и когтями, способными разорвать кольчугу. И жаждой… Нет, они не ограничивали себя в свежей крови тех, кто ходил на двух ногах. Тех, кого злая судьбы заносила сюда к вечеру, кто соблазнялся теплой комнатой и запахом жареного мяса. Но их было много, а случайных прохожих – мало.

Орден такого допустить не мог. Деревню окружили войска. Командор Тецирас, вояка старый и опытный, привел туда всех, кого сумел собрать, – полтора десятка латников, почти две сотни простых солдат. Троих темпларов…

Потом он ушел в монастырь, хотя сам Великий Магистр пытался отговорить его, пытался объяснить, что не было вины командора в том, что после боя в заваленной трупами деревне на ногах остались лишь два десятка людей. Остальные, в том числе и темплары, слишком понадеявшиеся на мощь своих Знаков и серебряных мечей, остались там навсегда.

Понятно, что тот случай не прибавил людям любви к вампирам. Время лечит многие раны, но не такие.

– Синтия… – слова выходили тяжело, с усилием, – ты должна понять… Дальше я поеду один.

Она вскинула на него свои невероятные глаза – при свете разгорающегося дня их красноватый отлив был почти незаметен. Сейчас она была очень красива – невероятно длинные густые ресницы, за которые любая столичная модница не задумываясь отдала бы все, что имела, чистая, хотя и очень бледная кожа, чуть приоткрытые пухлые губы. Выражение ее лица заставило Леграна вздрогнуть – столько в нем было детской обиды… и очень взрослой, не по возрасту взрослой боли.

– Ты решил убить меня, рыцарь? – тихо прошептали губы, и глаза вдруг заблестели в свете первых лучиков солнца, наконец-то нашедших путь сквозь листву. А затем голос окреп, стал жестче: – Зачем тогда все это? Зачем ты купил меня? Хочешь узнать, каково это – убить вампира? Хорошо, ты узнаешь… я не буду сопротивляться. Ведь ты темплар, твой меч должен быть посеребрен, ведь так? Сделай это быстро, темплар. Я не причинила тебе вреда, не мучай. Один удар, и все.

Шенк тряхнул головой, сгоняя с себя оцепенение. Девчонка? Ну уж нет.

– Да ты что, с ума сошла? Не буду я тебя убивать… Лошадь у тебя есть, припасы кое-какие тоже. Езжай…

– Куда? – с сарказмом спросила она.

– Не знаю, – признался Шенк. – Куда-нибудь… лучше, думаю, в глухие места. Говорят, в лесах Империи Минг, на востоке, можно укрыться. Там тебя не найдут.

– Тогда действительно лучше уж сразу убей, – серьезно сказала девушка. – В Империи я уже, как ты знаешь, побывала.

– Ты можешь понять, что я не могу взять тебя с собой?

– Могу. – Она кивнула, но понимания в ее прекрасных глазах от этого жеста не прибавилось.

Несколько минут они ехали молча. Шенк искал убедительные аргументы, но кроме «не могу, просто потому, что не могу» ничего на ум не шло. Если Синтия поедет с ним, ее скорее всего убьют. Найдутся доброхоты, видящие в вампире прежде всего угрозу. И не так уж они и неправы. Если попытается сама покинуть орденские земли – исход, весьма вероятно, будет таким же. Поселится в лесу где-нибудь здесь – рано или поздно кто-то из темпларов прослышит о вампире и вряд ли станет разбираться, заслуживает она смерти или нет. Создание Тьмы – той самой Тьмы, против которой выступила в свое время Сикста. Какие уж тут сомнения.

А если даже заберется она в самую глушь – остались еще непролазные леса, нехоженые тропы, – если и сумеет затаиться, то стоит ли такая жизнь.., жизни? Вечно в бегах, вечно оглядываться. А сам он смог бы так жить?

– Синтия, послушай… Арианис тебя побери, сказал, не могу взять тебя с собой, и все на этом! Я и так сделал больше, чем следовало бы. У тебя есть все, что я мог дать, – свобода. Как ты ею распорядишься, твое дело. Прости, но у меня есть работа, и… нам не по пути.

Она не ответила.

– О, Сикста, вразуми ее… Я уже жалею, что связался с тобой, девчонка!

Девушка продолжала хранить молчание. Она больше не плакала, лицо было словно вырезано из камня, и лишь рука, сжимающая повод, чуть заметно дрожала. Было полнейшей Тупостью просить о помощи в столь необычном деле Святую Сиксту, она скорее порекомендовала бы прирезать вампирку, Уж та пообещала не противиться.

– В кои-то веки решил сделать доброе дело…

– Ты же темплар, добрые дела – твой путь, – усмехнулась Синтия,

– Если этот поступок можно считать добрым, – буркнул Легран. – Значит, так, говорить тут не о чем. Прощай… и да хранит тебя… да кто угодно. Сикста, Арианис, Ши-Латар, Свет или Тьма – кто-нибудь поможет, и хорошо. К жилью не ходи. В мешке у тебя есть золото, немного, не знаю, понадобится или нет, но имей в виду. И оживленных дорог старайся избегать хотя бы днем. А лучше – всегда избегай. Прощай.

Он с силой пришпорил коня, тот оглянулся, посмотрел на всадника карим глазом – как показалось Шенку, с явным осуждением, – но все же перешел на рысь, быстро оставляя позади девушку. Темплар заметил, что та не пыталась ускорить шаг своей лошадки, – и почему-то вдруг защемило сердце, а на душе стало как-то сумрачно, как будто он только что свершил нечто такое, что бросало тень на его честь.