Потоп был — это исторический факт. Но Потоп породили действия Дениса и Таяны… следовательно, уже несколько тысяч лет было предопределено, что два человека из разных миров окажутся в определенное время в определенном месте и сделают нечто, что вызовет катастрофу. Вся его жизнь — и жизнь его родителей, и их родителей тоже… да что там говорить, все, начиная от фараонов, было подчинено этой цели — чтобы в итоге многовекового скрещивания родился некий Денис Жаров, чтобы развитие науки позволило Жарову оказаться на «Сигме» в тот момент, когда там откроется портал… Он помотал головой — нет, это было слишком уж сложно.

Другой вариант — случайное стечение обстоятельств. Если бы Потоп не породили они, то это сделала бы другая пара или сотая… не зря же Эрнис не видела лиц. Может, в тот момент будущее было еще не определено, были сделаны только самые общие наброски вроде изрядно нашумевших на Земле предсказаний Нострадамуса, которые при желании можно было толковать достаточно широко. Может быть, не окажись он с Тэй там, в прошлом, Потоп произошел бы от иных причин… а видение Эрнис — мало ли людей попало под удар волны…

Или же можно посмотреть на это событие с другой стороны. Нет никакой предопределенности, время движется само по себе, каждый миг подвергаясь мириадам воздействий со стороны всего сущего. И каждое воздействие чуть-чуть меняет направление течения событий… Сломай Жаров ногу перед тем, как ступить на борт корабля, везущего его к «Сигме», — и кто знает, может, на вопрос о Потопе ученые в этом мире лишь удивленно поднимали брови: «Какой такой Потоп? Не знаю…»

Жаров понял, что запутался окончательно. Прочитав в свое время немало фантастической литературы — так ли уж много мальчишек минует увлечение подобным чтивом, — он считал, что все, написанное в книгах о путешествиях во времени, достаточно логично и увязано. Спустился человек в прошлое, наступил на бабочку — бац! В Америке — другой президент. Или, наоборот, прихлопнул какого-нибудь динозавра, а истории — хоть бы хны! Она, история, пластична, как комок перепутанных резиновых шнуров. Чтобы стали заметны изменения, нужно сделать что-нибудь радикальное. Допустим, убить Сципиона. Разные версии выглядят очень убедительно — на бумаге, пока не пытаешься примерить их на себя.

Лучше уж не забивать себе этим голову. Сделанного не воротишь… хотя, учитывая тот факт, что перемещение во времени все-таки существует, можно и воротить. Прыгнуть в прошлое, дать самому себе в челюсть да отобрать этот долбаный Ключ Ветра. Нет пути в Гавань, нет этого странного плена в Лавке Снов — и что, Потоп не состоится? Кто бы знал…

Гавань осталась позади. Скакун, меланхолично перебирая лапами, взбирался на холм — и вдруг замер, а затем раззявил свою клыкастую пасть, задрал голову к небу и протяжно, жалобно завыл.

И было от чего… ложбина меж холмами была усыпана телами. Мертвыми — или почти мертвыми. Кто-то шевелился, кто-то пытался перетянуть жгутом обрубок руки или ноги, а один, тупо глядя в одну точку, пытался обеими руками запихнуть обратно в живот выпавшие внутренности. Но тех, кто еще в состоянии был шевелиться, было немного… гораздо больше было других — кому уже никогда не суждено было подняться, несмотря ни на какую магию. Невдалеке бродили скакуны — пять или шесть… и вдвое больше лежали пластом — кто исполосованный чем-то вроде чудовищных когтей, кто со свернутой шеей или перебитыми лапами. Все это отпечаталось в сознании Дениса как моментальный снимок — детальный, яркий и отчетливый.

Он уже видел нечто подобное — и не раз. А потому даже не удивился, заметив сидящую фигуру в чистой до неприличия одежде. Тернер сидел спиной к нему… но Жаров абсолютно точно знал, что Хищник чувствует его присутствие и не хочет вставать по каким-то своим соображениям.

Спрыгнув со скакуна и дав знак Таяне следовать за ним, Жаров неторопливо двинулся к тьеру. Тот почти не шевелился. И только подойдя почти вплотную, Денис увидел…

Женщина, лежавшая на коленях Тернера, была красива, очень красива. Ее длинные черные волосы эффектно разметались по изящному костюму из тонкой желтой кожи, изумительно оттеняющей их сочный цвет. Три краски — желтая, черная…

И красная. Красная кровь, стекающая из глубокой раны на животе.

Глаза красавицы, обрамленные длинными, самыми длинными из когда-либо виденных Денисом ресницами, были закрыты. И высокая грудь не вздымалась — женщина была мертва.

— Я не хотел убивать ее, Денис, — тихо сказал тьер, не поворачивая головы. — Я просил ее перестать преследовать меня, но она… У нее были свои понятия о чести.

— Ты-то сам как, цел?

— Нет, Жаров, я не цел… — Тьер отвел руку в сторону, показав глубокую рану в боку. Рана странно поблескивала, но не кровоточила. — Видишь, в иное время она бы затянулась за мгновения. Даже у тьера есть предел выносливости, друг. Знаешь… я только сейчас понял, что вы, люди, называете юмором.

— Тернер, я не понимаю…

— Это и в самом деле смешно, — продолжал тот, словно не слыша ничего вокруг себя, — я ведь был создан, чтобы сражаться с почти бессмертными ньорками и могучими магами. Сражаться и побеждать. А меня доконали простые люди, да и к тому же не такие уж мастера боя… Какая ирония судьбы, Денис, не правда ли?

— Тернер, я…

— Не переживай, приятель, — невесело хмыкнул Тернер, продолжая мерно гладить волосы мертвой красавицы. — Не переживай. Если тьер не убит на месте, то он будет жить. Только знаешь, друг, мне не очень-то этого хочется.

Его взгляд был прикован к лицу Черри, а рука все продолжала и продолжала ласкать ее шелковистые волосы.

— Она? — коротко спросил Жаров. Иные слова сейчас были излишни… да и это не особо требовалось. Все было ясно и так.

Тьер кивнул:

— Знаешь, благодаря вам с Таяной я узнал, что такое дружба. Благодаря этому, — пальцы прошлись по ране, все еще не желающей затягиваться, — я узнал, что такое юмор. А благодаря ей я, возможно, узнал бы, что вы понимаете под словом «любовь». Но я не успел.

Тэй стояла рядом Жаровым… ее пальцы коснулись его руки, она прижалась щекой к плечу мужчины. Они стояли рядом, глядя на своего товарища. А тот, все так же не поднимая головы, говорил и говорил, тихо, словно бы только для самого себя. Ему сейчас необходимо было просто выговориться — хотя он и сам до конца пока этого не понял, к нему пришло еще одно знание. Знание того, что человеку… даже если сам он себя таковым не считает, необходимо общение. Чего стоят слова, сказанные вслух в одиночестве? Они не приносят облегчения… но когда ты знаешь, что твои чувства слышит друг, способный сопереживать, способный разделить с тобой твою боль, — эта боль становится немного слабее.

— В нас было много общего, может быть, даже слишком много. Она не могла или не умела отступать. А я… вступая в бой, я не могу контролировать себя полностью. Денис, помнишь, я говорил тебе. Та часть меня, что является истинным тьером, не подчиняется разуму, она просто действует. Я не смог удержать удар, и она умерла.

— Тернер, поверь… — Денис замялся, не зная, что сказать. Любые слова казались фальшивыми, дежурными. — Мне очень жаль.

— А как ваши дела? — равнодушным тоном спросил Тернер. Похоже было, что ответ его не слишком интересовал, но Жаров водил с ним знакомство уже более полугода, а потому успел заметить, что эмоции у тьера проявляются лишь тогда, когда он считает это необходимым. Или когда не может их удержать.

— Нормально, расскажу при случае. Мы едем в Цитадель.

— Вы же там были. — В голосе ни вопроса, ни удивления.

— Да… что поделаешь, приходится возвратиться туда. Ты с нами?

— Конечно, — спокойно кивнул тьер, аккуратно укладывая голову девушки на песок, и встал.

Он стиснул края раны — рука не дрожала, незаметно было, чтобы он ощущал боль. Подержал несколько секунд, разжал пальцы — бесполезно, глубокий разрез снова раскрылся.

— Кто это тебя?

— Она, — коротко бросил Хищник.

— Я не верю своим глазам. — Тэй говорила чуточку насмешливо. — Тебя сумела ранить женщина? Ты явно теряешь форму, боец.