Выйдя из задумчивости, он увидел, что Ирина Константиновна с интересом разглядывает служебное удостоверение Федора Филипповича – судя по надписи на обложке, настоящее. Сиверов с интересом воззрился на нее, ожидая, когда на ее лице появится наконец выражение типа "фи!", но тщетно: лицо женщины стало задумчивым и озабоченным, но никак не надменным или пренебрежительным.

– Генерал, – произнесла она, будто пробуя это слово на вкус, и вернула Федору Филипповичу удостоверение. – Я польщена, конечно, но неужто у такого человека, как вы, нет других занятий?

– В данный момент нет, – честно ответил Потапчук и пригубил остывший кофе.

– Что ж, – задумчиво произнесла Ирина Константиновна, – пожалуй, все правильно. Если мои подозрения имеют под собой почву, если это не просто истерика, тогда это дело как раз по вашей части. Я имею в виду, по части вашего ведомства. Не в отделение же милиции мне с этим идти!

– Разумеется, – поддакнул Федор Филиппович. – Так с чем именно вы не хотите идти в отделение милиции?

– А... – Ирина Константиновна не договорила, но устремленный на Сиверова взгляд был достаточно красноречивым.

Глеб мысленно поморщился. Эта женщина совсем не выглядела бестолковой курицей, способной забыть имя человека через минуту после того, как его ей представили. Видимо, он понравился ей ничуть не больше, чем она ему. Примерно секунду Глеб колебался, борясь с желанием показать ей липовое удостоверение сотрудника Министерства культуры. Его опередил Федор Филиппович, который, кажется, догадался, о чем он думает.

– Глеб Петрович – оперативный сотрудник, – сказал генерал.

– Охотник за головами, – уточнил Сиверов, не удержавшись от шпильки. – Добытые головы сдаю в спецхран, а скальпы предоставляю товарищу генералу... для отчетности.

– Не думаю, что в данном случае понадобятся услуги специалиста вашего профиля, – не моргнув глазом ответила Ирина Константиновна.

– Я тоже на это искренне надеюсь, – сказал Глеб. – Так, может, я пойду, Федор Филиппович?

– Сиди, – проговорил генерал со спокойствием, являвшимся у него признаком крайней степени раздражения. – И, повторяю, перестань хулиганить. А вы, Ирина Константиновна, если вас не очень затруднит, решите наконец, достойны мы вашего доверия или нет. Если нет, то мы действительно пойдем, у нас с Глебом уйма дел.

Глеб мысленно поаплодировал актерскому мастерству Федора Филипповича. Что бы ни думал, что бы ни говорил агент по кличке Слепой, генерал оставался при своем мнении и явно собирался приложить все усилия к тому, чтобы заставить эту красавицу и гордячку ("Искусствоведа!" – напомнил себе Глеб) работать с ними в одной упряжке. Это была непростая задача, но они очень нуждались в грамотном эксперте – пожалуй, намного больше, чем эта Ирина Константиновна могла нуждаться в них. Однако показывать этого генерал не собирался; он набивал себе цену, и этой раздраженной репликой, похоже, сразу выиграл несколько очков.

Зато Ирина Константиновна, кажется, приняла этот цирк за чистую монету и вспыхнула – не от гнева, как можно было ожидать, принимая во внимание ее машину, бриллианты, личность ее любовника и манеру держаться, а от смущения.

– Простите, – немало удивив Сиверова, сказала она. – Вы совершенно правы. В конце концов, это нужно мне... то есть не только мне и даже, наверное, совсем не мне, но это я пришла к вам с просьбой, а не вы...

Только теперь Глеб заметил, как глубоко она взволнована, и поразился ее самообладанию.

– Полно, Ирина Константиновна, – мягко произнес Потапчук, прямо на глазах преображаясь из сурового и занятого генерала ФСБ в добродушного пожилого дядюшку, чуть ли не в отца родного. Он даже позволил себе протянуть руку через стол и по-отечески накрыть ею ладонь женщины. – Скрывать вам от нас нечего. Виктор Викторович ввел меня в курс дела, и я здесь для того, чтобы услышать подробности, которые наш общий знакомый мог упустить. Поверьте, мне ваш рассказ очень интересен. Это может оказаться важным. Очень важным!

– Я даже не знаю, с чего начать, – пожав плечами, произнесла Ирина Константиновна.

– А вы начните с самого начала, – предложил Потапчук. – Расскажите – не мне, я это знаю, а вот, Глебу Петровичу, – кем был ваш покойный батюшка. Ему это будет не только интересно, но и полезно, да и вам не помешает, если он узнает побольше. Он порой странновато себя ведет, но работник очень ценный, поверьте. Пожалуй, не менее ценный, чем вы в своей области.

Глеб промолчал, отделавшись кивком, хотя так и не понял, кому предназначался генеральский комплимент – ему или Ирине Константиновне – и насколько он был искренним.

Женщина вздохнула, кивком поблагодарила официанта, который наконец добрел до нее с чашкой кофе, и начала рассказывать.

– Зря едем, товарищ капитан, – сказал лейтенант Мамедов, возясь с застежкой наплечной кобуры.

Кобура у него была новенькая и расстегивалась туго, поэтому Мамедов постоянно баловался с застежкой, то натягивая кожаную петельку на бронзовый шпенек, то снимая ее оттуда. Он пришел в отдел всего пару недель назад, сразу после училища, и сейчас ехал на первое в своей жизни настоящее задержание. Именно по этой причине ему казалось, наверное, что успех предстоящей операции во многом зависит от того, как быстро он сумеет выхватить пистолет из кобуры. Хотя, будь на то воля капитана Спиридонова, он зашил бы кобуру намертво, да еще для верности смазал бы пистолет каким-нибудь хорошим клеем моментального действия, поскольку по опыту знал: от новичков, размахивающих оружием, ничего хорошего ждать не приходится.

– Это почему же зря? – осведомился он, с трудом преодолев желание дать Мамедову по рукам, чтобы оставил кобуру в покое.

– Да как же, – сказал Мамедов. – Ведь с момента убийства прошли уже почти сутки, так? Да за сутки этот Колесников на край света, наверное, убежал! Смотрите сами. Убийство на бытовой почве, во время совместного распития, правильно? Охранник с ним говорил, видел его машину, запомнил номер, описал внешность...

– Хорошее описание внешности: оранжевая куртка и черный мешок на голове, – иронически заметил старший лейтенант Серегин, до этого молча, со скучающим видом смотревший в окно на проносившиеся мимо московские пейзажи.

– Все равно, – не сдавался Мамедов. – Тачку мы по базе данных пробили, тачка его, Колесникова. Отпечатков пальцев он в квартире оставил предостаточно – и на бутылке, и на стакане, и на ноже. Видно, когда понял, что натворил, убежал оттуда без памяти куда глаза глядят...

– И куда же, по-твоему, глядели его пьяные преступные глаза? – поинтересовался Спиридонов и, не удержавшись, широко, во весь рот, зевнул.

– Осторожнее, Иваныч, встречную машину проглотишь, – сказал сидевший за рулем опер Востриков.

– Откуда я знаю, куда они глядели? – пожал плечами Мамедов. – Куда угодно! Россия большая, бегать можно хоть всю жизнь... Зря едем, – заключил он таким тоном, словно только что доказал старшим товарищам теорему, недоступную их пониманию.

– Хорошие кадры куют в школе милиции, – заметил Востриков, ловко обгоняя медлительный самосвал и косясь в зеркало заднего вида, чтобы не потерять едущий следом "уазик" с нарядом постовых милиционеров. – Грамотные, блин.

– Ага, – согласился Серегин и похлопал Мамедова по плечу. – Молодца, браток. Жалко, что не ты нами командуешь. Это была бы не жизнь, а просто праздник какой-то. Выехали на место происшествия, осмотрелись... Видим, убийца скрылся. Когда скрылся? Ну, скажем, два часа назад. Куда скрылся? А хрен его знает, Россия-то большая... Ну, тогда, значит, приказ: всем операм убойного отдела срочно вернуться в отделение и собраться в кабинете начальника, имея при себе по бутылке водки и по пакету с закуской, а дело закрыть к чертовой матери ввиду отсутствия подозреваемого. Явится с повинной – откроем, а так... Чего, в самом деле, возиться? Ездить еще куда-то, бензин жечь, время тратить...