— Джон, Джон, — закричал он в трубку, — ну, слава Богу, ты позвонил!

— Джон, — продолжал он, — я знаю всё, что ты обо мне думаешь, и не виню тебя за это, но прошу тебя, выслушай меня, не клади трубку. Она бросила меня, Джон. С этим покончено. Теперь я собираю осколки. Джон, я умоляю тебя, приезжай сюда. Ты должен приехать. Пожалуйста, Джон. Джон, я прошу тебя!

— Мистер Мурра, — произнес я.

— Да? — ответил он.

Его голос внезапно зазвучал тише, и я понял, что он решил, будто я вошел в комнату.

— Это я, мистер Мурра, — сказал я.

— Кто это, я?

— Я занимаюсь ограждением для Вашей ванны.

— Я жду междугородный звонок. Это очень важно. Пожалуйста, освободите линию.

— Прошу прощения, я только хотел бы узнать, когда я смогу закончить работу.

— Никогда, — рявкнул он. — Забудьте! К черту!

— Мистер Мурра, — настаивал я, — я не могу просто так вернуть эту дверь на завод.

— Пришлите мне счет, — сказал он. — Дверь возьмите от меня в подарок.

— Как вам будет угодно, — сказал я. — А как насчет этих двух «Флитвудов»?

— Выбросите их на свалку, — отрезал он.

— Мистер Мурра, — сказал я, — вы чем-то расстроены.

— О Боже, как вы проницательны!

— Может быть, действительно э т у дверь стоит выбросить, но защитные окна еще никому не повредили. Почему бы мне сейчас не приехать к вам и не установить их? Вы даже не заметите мое присутствие.

— Ладно, ладно, ладно, — сказал он и повесил трубку.

Окна «Флитвуд» — наша лучшая продукция, и поэтому вставить их — дело тонкое и совсем не быстрое. Сначала по всей длине цементом крепится специальная прокладка, также как крепится прокладка для ограждения по краю ванны. Поэтому дома у Мурры мне нужно было немного подождать, пока состав затвердеет. Кстати, комнату с окнами «Флитвуд» можно наполнить водой хоть до потолка, и вода выливаться не будет — во всяком случае не из окон.

Жду, значит, я, пока цемент схватится, и тут выходит Мурра и спрашивает, не хочу ли я выпить.

— Простите? — переспросил я.

— Или, может, в вашей фирме на работе не пьют?

— Ну, это только в телевизионных фильмах.

Он проводил меня в кухню, достал бутылку, лёд и два бокала.

— Очень мило с вашей стороны, — сказал я.

— Может, я и не знаю, что такое любовь, но — Бог свидетель — я ни разу не напивался в одиночестве.

— А мы что, собираемся напиться?

— Если у вас нет других предложений, — сказал он.

— Я должен немного подумать, — сказал я.

— А вот это большая ошибка. Когда живешь с оглядкой, чертовски много теряешь. Вот почему вы, янки, такие холодные. Вы слишком много думаете и поэтому так редко женитесь.

— Может иногда людям просто не хватает денег?

— Нет, нет, — запротестовал он. — Причина глубже. Вы здесь не привыкли сразу вырывать чертополох с корнем.

Он должен был непременно объяснить мне, что чертополох ни за что не уколет, если успеть вовремя его выдернуть.

— Что-то не очень мне верится насчет чертополоха, — сказал я.

— Это типичный для Новой Англии консерватизм.

— Я так понял, что Вы родом не из этих мест.

— Не имею такого счастья, — сказал он. Тут он сообщил мне, что он родом из Лос-Анджелеса.

— Ну, по-моему, это тоже неплохо.

— Все люди — притворщики, — заявил он.

— Не берусь судить, — ответил я.

— Поэтому мы и переехали сюда, — сказал он. — Так говорила моя жена — моя вторая жена — всем репортерам на нашей свадьбе. «Мы уезжаем от всех этих притворщиков. Мы будем жить среди настоящих людей в Нью-Хемпшире. Мы с мужем начнем новую жизнь. Он будет писать, писать и писать. Он напишет для меня сценарий, равного которому не было в истории литературы».

— Чудесно, — сказал я.

— Разве Вы не читали об этом в журналах? — спросил он.

— Нет, — ответил я. — Когда-то я ухаживал за девушкой, которая выписывала журнал «Кинозритель», но это было много лет тому назад. Понятия не имею, что с ней стало.

В ходе этой беседы из галлоновой бутыли прекрасного коллекционного Бурбона «Старый Хикки» то ли испарилась, то ли была похищена, то ли просто бесследно исчезла пятая часть содержимого. Наш разговор я запомнил нетвердо. Помню, Мурра сообщил мне, что в восемнадцать лет он был уже женат, а также открыл мне, кто такой этот Джон, за которого он меня принял по телефону.

Разговор о Джоне давался ему с трудом.

— Джон, — сказал он, — это мой единственный сын. Ему пятнадцать лет.

Мурра нахмурился и ткнул пальцем в южном направлении.

— Всего двадцать две мили отсюда — так близко и так далеко, — сказал он.

— Он не остался со своей матерью в Лос-Анджелесе?

— Вообще-то он живет с ней, но учится в Маунт-Генри.

Маунт-Генри это первоклассная школа для мальчиков неподалёку от нас.

— Моё желание быть поближе к нему было одной из причин моего переезда в Нью-Хемпшир.

Мурра затряс головой.

— Я думал, рано или поздно он все-таки даст о себе знать — позвонит или ответит на письмо.

— А он этого не сделал?

— Нет, — сказал Мурра. — Знаете, что он мне сказал, когда мы с ним виделись последний раз?

— Нет, — сказал я.

— Когда я развелся с его матерью и женился на Глории Хилтон, он мне сказал напоследок: «Отец, ты ничтожен. Я больше ничего не желаю слышать о тебе».

— Это… это сильно, — сказал я.

— Приятель, — хрипло сказал Мурра, — это очень сильно.

Он кивнул.

— Он так и сказал: ничтожен. Молод, а нашёл верное слово.

— А сегодня Вы все-таки говорили с ним? — спросил я.

— Я позвонил директору школы и сказал, что мне срочно необходимо поговорить с сыном. Директор тут же заставил Джона позвонить мне. И хотя я, безусловно, ничтожен, я упросил его завтра приехать ко мне.

Помню, еще в ходе нашей беседы Мурра посоветовал мне иногда заглядывать в статистические отчеты. Я обещал.

— В любые отчеты или в какие-то специальные отчеты? — все же решил уточнить я.

— По статистике браков, — ответил он.

— Я боюсь даже думать о том, что в них кроется.

— Загляните в отчеты, — сказал Мурра, — и вы увидите, что для вступивших в брак в восемнадцать лет, — как я со своей первой женой, — имеется вероятность пятьдесят на пятьдесят, что дело кончится грандиозным взрывом.

— Я женился в восемнадцать лет, — сказал я.

— И Вы всё ещё в браке с Вашей первой женой?

— Вот уже двадцать лет.

— А у Вас никогда не бывает такого чувства, будто Вас обманом лишили холостяцкого времени, веселого времени гуляния, времени Большого Ходока? — спросил он.

— Ну, в Нью-Хемпшире это время обычно приходится на возраст от четырнадцати до семнадцати лет.

— Тогда я Вам так скажу, — сказал он. — Положим, Вы женаты все эти годы, ссоритесь с женой по мелочам, как все супруги. Вы издёрганы, постоянно угнетены…

— Продолжайте.

— И, положим, студия купила Вашу книгу, и Вы получили заказ написать по ней сценарий для фильма, и главную роль будет играть Глория Хилтон.

— Мне трудно представить это.

— Ладно, — сказал он. — Что для Вас в Вашем деле было бы величайшей удачей?

Тут мне пришлось на минуту задуматься.

— Пожалуй, если бы я получил заказ установить «Флитвуды» во всех окнах отеля «Коннерс». Это пятьсот окон, а то и больше.

— Хорошо! Вы только что заключили контракт. У Вас в кармане настоящие деньги — первый раз в жизни. Вы поссорились с женой, клянёте её и жалеете себя. А управляющая отелем — Глория Хилтон. Великая Глория Хилтон, и выглядит она так, как она выглядит в кино.

— Я слушаю, — сказал я.

— Положим. Вы начали ставить «Флитвуды» в эти пятьсот окон, и каждый раз сквозь стекло Вам улыбается Глория Хилтон, улыбается Вам одному, будто Вы божество.

— В доме есть еще, что выпить? — спросил я.

— Положим, это длится три месяца. И каждый вечер Вы возвращаетесь к жене, к женщине, которую Вы знаете так давно, что она стала Вам почти, как сестра, и она пилит Вас из-за какого-нибудь пустяка…