Они выросли по соседству, на краю города, рядом с полями, деревьями и садами, неподалеку от дивной красоты колокольни, принадлежавшей школе для слепых.

Теперь им было по двадцать, не виделись почти год. Веселое и уютное тепло всегда существовало между ними, и никаких разговоров о любви.

Его звали Ньют. Ее — Катарина. Сразу после полудня Ньют постучал в дверь дома Катарины.

Катарина подошла к двери. Она несла пухлый глянцевый журнал, который читала. Журнал целиком предназначался для невест.

— Ньют! — воскликнула она. Удивилась, увидев его.

— Пойдем погулять? — спросил он. Он был застенчивым, даже с Катариной. Он скрывал свою застенчивость говоря рассеянно — как будто вещи, которые его действительно волновали, были очень далеко — как будто он был секретным агентом, отдыхающим в промежутках между красивыми, далекими, зловещими предприятиями. Эта манера разговора всегда была свойственна Ньюту, даже когда речь шла о вещах, касавшихся его непосредственно.

— Гулять? — сказала Катарина.

— Шаг за шагом, — сказал Ньют. — По листьям, через мосты.

— Я и не знала, что ты в городе.

— Только приехал.

— Все еще в армии, — сказала она

— Еще семь месяцев осталось. — Он был рядовым первого класса в артиллерии. Форма помята. Ботинки в пыли. Не брит. Он протянул руку за журналом: — Дай посмотреть красивую книжку, — сказал он.

Она дала ему журнал.

— Я выхожу замуж, Ньют.

— Знаю, — ответил он. — Пойдем погуляем.

— Так много дел, Ньют, до свадьбы всего неделя.

— Если мы пойдем погуляем, — сказал он, — ты разрумянишься. Будешь румяной невестой. — Он перевернул страницы журнала. — Румяной невестой как она — как она — как она, — сказал он, показывая ей румяных невест.

Катарина зарумянилась, подумав о румяных невестах.

— Это будет мой подарок Генри Стюарту Чезенсу, — сказал Ньют. — Взяв тебя на прогулку, я верну ему румяную невесту.

— Ты знаешь, как его зовут?

— Мать писала, — сказал он. — Из Питтсбурга?

— Да, — сказала она. — Тебе он понравится.

— Наверно.

— Сможешь… сможешь прийти на свадьбу, Ньют? — спросила она.

— Сомневаюсь.

— У тебя короткий отпуск? — сказала она.

— Отпуск? — переспросил Ньют, он изучал рекламу серебряных сувениров на развороте. — Я не в отпуске.

— О?

— Я, то что называется, в самоволке, — сказал Ньют.

— О, Ньют! Не может быть!

— Точно, — сказал он, глядя в журнал. — Хочу найти сувенир для тебя, — он читал названия из журнала. — Альбемарль? Вереск? Легенда? Роза? — Посмотрел на нее. Улыбнулся. — Я хочу подарить тебе и твоему мужу ложку. — сказал он.

— Ньют, Ньют — скажи мне серьезно…

— Я хочу прогуляться.

Она сжала руки, переживая:

— Ой, Ньют, ты пошутил насчет самоволки.

Ньют тихонько изобразил полицейскую сирену, подняв брови.

— Откуда… откуда сбежал, — спросила она.

— Форт Брег, — сказал он.

— Северная Каролина?

— Ага, — ответил он. — Недалеко от Фаетвилля, где Скарлет О'Хара ходила в школу.

— Как ты добрался сюда, Ньют?

Он поднял большой палец, покачал им голосуя:

— Два дня.

— А твоя мама знает? — сказала она.

— Я приехал не к матери.

— А к кому?

— К тебе.

— Почему ко мне?

— Потому что люблю тебя, — сказал он. — Теперь пойдем погуляем? Шаг за шагом, по листьям, через мосты…

Теперь они шли между деревьями по коричневым листьям.

Катарина была сердитой, раздраженной, чуть не плакала.

— Ньют, — сказала она. — Это глупо.

— Что именно? — спросил он.

— Глупо говорить сейчас, что любишь меня. Ты никогда не говорил так раньше. — Она остановилась.

— Пошли, — сказал он.

— Нет, дальше не пойдем. Вообще не надо было с тобой выходить, — сказала она.

— Ты вышла.

— Чтобы увести тебя из дома, — сказала она. — Если бы кто-нибудь пришел и услышал, как ты со мной говоришь за неделю до свадьбы.

— Что бы они подумали?

— Подумали бы, что ты помешался.

— Отчего же, — спросил он.

Катарина глубоко вздохнула, сказала:

— Я хочу сказать, что я глубоко тронута этой вот глупостью, что ты сказал. Я все еще не могу поверить, что ты в самоволке, но может быть так оно и есть, я не могу поверить, что ты в самом деле любишь меня, но может быть так оно и есть. Но…

— Так оно и есть.

— Хорошо. Я глубоко тронута, — сказала Катарина. — И я очень люблю тебя как друга, Ньют, очень люблю — но все это слишком поздно. — Она отступила он него. — Ты никогда не целовал меня. — Она закрылась руками. — Я не говорю, что надо сделать это сейчас. Я имела в виду, что все это так неожиданно. Я не знаю, что ответить.

— Просто давай еще погуляем, — сказал он. — Отдыхай. — Они пошли дальше.

— А ты чего от меня ждал!? — спросила она.

— Как я мог знать, что ожидать, — сказал он. — Я никогда раньше ничего такого не делал.

— Думал, брошусь тебе в объятия?

— Может быть.

— Прости, что разочаровала.

— Я не разочарован, — сказал он. — Ни на что я не рассчитывал. Это здорово — просто гулять.

Катарина опять остановилась:

— Знаешь, что будет дальше?

— Не-а.

— Мы пожмем друг другу руки, — сказала она, — пожмем руки и разойдемся друзьями. Вот что случиться сейчас.

Ньют кивнул:

— Хорошо. Вспоминай меня время от времени, вспоминай, как сильно я любил тебя.

Не желая того, Катарина расплакалась. Она повернулась спиной к Ньюту, поглядела в бесконечную колоннаду деревьев.

— Что это? — спросил он.

— Злость, — сказала Катарина. — Ты не имеешь права…

— Я должен был знать, — сказал он.

— Если бы любила тебя, я бы дала понять раньше.

— Дала бы понять? — переспросил он.

— Да, — сказала она. Повернулась, поглядела на него. Лицо красное.

— Ты бы увидел, — сказала она.

— Как?

— Ты бы увидел, — повторила она. — Женщины не достаточно умны, чтобы скрыть это.

Ньют взглянул внимательно в лицо Катарины. К своему ужасу она поняла, что то, что она сказала было правдой, женщина не может спрятать любовь.

Сейчас Ньют видел любовь.

И он сделал то, что должен был сделать. Поцеловал ее.

— С тобой просто невозможно! — сказала она, когда Ньют отпустил ее.

— Разве?

— Не надо было делать этого.

— Тебе не понравилось?

— А чего ты ждал? — сказала она. — Дикую, всепоглощающую страсть?

— Говорю тебе, я никогда не знаю, что может случиться потом.

— Будем прощаться, — сказала она. Он чуть нахмурился.

— Хорошо, — сказал он. Она повторила еще раз:

— Я не жалею, что мы поцеловались. Мне было хорошо. Надо было нам раньше целоваться, мы были так близки. Я буду помнить про тебя, Ньют… счастливо.

— Тебе того же, — сказал он.

— Спасибо, Ньют.

— Тридцать дней, — сказал он.

— Что? — не поняла она.

— Тридцать дней за решеткой, — сказал он. — Столько будет стоить мне один поцелуй.

— И… извини, — сказала она. — Но я не просила тебя идти в самоволку.

— Я знаю.

— Конечно, ты не заслуживаешь геройской награды за такой глупый поступок, — сказала она.

— Должно быть здорово быть героем, — сказал Ньют. А Генри Стюарт Чезенс герой?

— Мог бы быть, если представиться случай, — сказала Катарина. Она с беспокойством отметила, что они пошли дальше. Прощание было позабыто.

— Ты в самом деле любишь его? — спросил он.

— Конечно я люблю его! — ответила она горячо. — Я бы не выходила за него замуж, если бы не любила его.

— Что в нем хорошего?

— В самом деле! — воскликнула она. — Ты не понимаешь, что обижаешь меня? Много, много, много хорошего. Да. И много, много, много плохого тоже. Но это не твое дело. Я люблю Генри. И я не намерена обсуждать с тобой его плюсы.

— Прости, — сказал Ньют.