Абель сплюнул на мостовую.

— Не простая охотничья собачка, конечно, но найти можно. Я вам доложу, более злобных псов на свете не бывает. Помню одну кошмарную суку — коварная была, что мешок с ласками…

— Можно ли купить их немного? — спросила Иом. — Сегодня же ночью? Это не для меня. Для короля. Собак тридцать хотя бы, если не удастся достать больше.

Абель сказал:

— К рассвету будут. Иом закусила губу.

— И еще одно… Те, кто купят собак, должны взять дары чутья и передать их королевскому вектору. Я хорошо заплачу за это.

Абель Скарби громко сглотнул слюну, словно понял вдруг, с кем разговаривает. Он опустился на одно колено. И рыкнул на паренька, который держал поводья Иом:

— Кадор, убери лапы от королевской лошади. Кадор попятился и вскинул руки, словно защищаясь от удара.

— Простите нас, ваше величество, — сказал Абель. — Мы люди жесткие, привыкли беречь спину. Но в этом переулке мы чтим закон. И не хотели вас обидеть.

— Никто и не обижен, — сказала Иом. — Любой друг Габорна — мой друг.

Скарби поднял на нее встревоженный взгляд.

— Это правда, ваше величество? Что Габорн — Король Земли?

— Да.

— И… нас ожидают темные времена?

Иом кивнула.

Абель вернул ей кошелек со словами:

— Ваше величество, мне не нужны деньги.

Он положил дубинку перед собой на землю, как рыцарь кладет меч, предлагая его королю. В светлых глазах его появилось смешанное выражение надежды и боязни отказа, и Скарби сказал:

— Миледи, я человек простой. Шелковых штанов по праздникам не ношу и в хибару свою вас пригласить не рискну, поскольку воняет там, что в берлоге, да и стула чистого не найти, чтобы вас усадить. Но сердце у меня такое же гордое и верное, как у любого лорда, который перед вами на коленках стоит. И пусть я не рыцарь, но я тоже человек и жить мне охота, как всякому другому. Я еще кормлю семнадцать детей — сынов и дочек. Попросите же за меня короля — того, кто зовет меня своим другом, — пусть изберет меня и моих детей.

Юные головорезы, окружавшие Иом, уставились на нее с ожиданием, как собаки, выпрашивающие у стола подачку. С крыльца робко сошли младшие дети, чумазые, в лохмотьях вместо одежды, прижались к отцу. Он обнял малышей. Иом заколебалась.

Габорн утратил силу избирать, но сказать об этом Скарби она не могла. Он казался сейчас таким несчастным и отчаявшимся человеком!

Семнадцать детей. Она подумала о том единственном, кого носила в чреве. Каково ей было бы потерять его?

— Габорн сейчас далеко, — сказала она, — сражается с опустошителями. Но я думаю, что он вас изберет… как только сможет.

— А когда он приедет? — спросил Абель. — Вы его попросите?

Габорн еще может получить свои силы обратно — уверяла себя Иом. Но надежды на это у нее на самом деле не было.

— Попрошу, — пообещала она.

Губы Абеля дрогнули, в глазах заблестели слезы. Он зашмыгал носом. Дети его все таращились на Иом, и только одна малышка побежала обратно в дом с криком:

— Мама! Мама!

Абель сказал сдавленным голосом:

— Вот спасибо, миледи. Я уж постараюсь вас не подвести.

Иом бросила кошелек обратно.

— Пожалуйста, возьмите деньги. Не ради вас, но ради жены и малышей.

Абель низко поклонился ей.

— Сожалею о вашем отце. Он был великий король, как я слыхал.

— Благодарю, — сказала она.

Иом развернула коня к выезду из переулка и успела услышать еще, как Скарби крикнул у нее за спиной:

— Слыхали, мальчики? Давай, гляди веселей!

Она пришпорила коня, и Гримсону не сразу удалось ее догнать. Только через полмили, когда они покинули уже убогие трущобы Вороньей бухты.

Там Иом остановилась, спрыгнула с седла и встала на набережной, глядя в воду.

Руки у нее тряслись.

— С вами все в порядке? — спросил Гримсон.

— Видят Силы, никогда еще я не чувствовала себя такой бесстыжей лгуньей, — сказала Иом, вся дрожа. — Но я не могла ему отказать. Не могла сказать, что его дети могут умереть… они ведь стояли там и слушали. Что мне оставалось делать? Я даже не представляла, как это тяжело…

Она вдруг поняла в этот миг, как переживает подобные ситуации Габорн. Для него это должно было быть тяжелее в тысячу раз…

Ее стошнило тут же, под стеной рыбного хранилища. Гримсон молчал. Да и как он мог ее утешить? Иом оплакивала судьбу своих подданных.

Аверан и Биннесман сидели под звездным небом на склоне холма. Солнце давно зашло, над горизонтом медленно вставал рогатый полумесяц. Вдали вокруг Манганской скалы пылали кольцом сторожевые костры.

С гор пощипать травки спустились на равнину олени. Они ступали на своих узких копытцах мимо Аверан, замечая ее не больше, чем луговой одуванчик.

Биннесман воткнул в землю свой посох, объяснив девочке, что таким образом Охранители Земли дают посохам возможность напитаться земной силой.

Потом надолго замолчал. Словно забыл, как мало у них времени, и не стал больше показывать Аверан никаких растений, рассказывая об их целебных свойствах. А просто сидел, отдыхая, смотрел вдаль, как будто надеялся разглядеть где-то там край света. Так прошло больше часу.

«Может, он просто боится спугнуть оленей», — подумала Аверан.

— Вы колдуете сейчас? — робко спросила она наконец.

Олениха, которая паслась поблизости, при звуках ее голоса только коротко повела ухом.

Биннесман покосился на девочку. Подумал немного.

— Да, немножко колдую, — ответил он. — Мне нужно время, чтобы обновиться. Я касаюсь травы и земли, вдыхаю запах сосен, и это придает мне силы. В состоянии покоя есть своя магия, тебе не кажется?

— Иногда кажется.

Девочка еще немного помолчала, потом спросила:

— Биннесман, а что происходит, когда люди умирают?