Уже давно рассвело, когда из спальни вышел Флако.

– Ах, Анжело, – сказал он, – если бы меня разбудил ангел смерти, я обнял бы его от всего сердца. Как я жалею, что мой дедушка не изобрел рома, которым можно было бы напиться без похмелья.

– «Небольшая цена за такое счастье», – процитировал я в ответ старую песню. Флако сел на кровать, а я обследовал голову Тамары в поисках шрама, любого признака, который мог показать, что ее мозг пересажен. Признаков не было, но это ничего не значило: хороший пластический хирург никаких следов не оставит. Сказав: «Присмотри за Тамарой», я пошел готовить завтрак. Поджарил немного бобов с рисом, открыл пакет с пончиками и сварил кофе.

Вскоре на кухню заявился Флако.

– Она спит, как ангел.

– Хорошо. – Я протянул ему тарелку. Он сел за стол. Мы ели молча.

– Могу рассказать, о чем ты думаешь, – заговорил он наконец. – Я был не настолько пьян, чтобы забыть тот звонок в ресторан. Может, перевезти ее в мой дом?

– Нет. Если он смог позвонить тебе, то знает, где ты живешь.

– Тогда нужно перевезти ее еще куда-нибудь. Мы можем спрятать ее на банановых плантациях.

– Это бы подошло, – согласился я. Мы еще немного посидели молча. Я не знал, стоит ли рассказывать Флако о вызове Джафари. Флако хороший друг и хороший человек, но в глубине души он вор. Вполне возможно, что ради денег он способен украсть Тамару.

– Что тебя тревожит? – спросил Флако. – Боишься спрятать ее на банановых плантациях?

Я погладил пальцем потертый пластик стола. Тамара поднялась и пошла в ванную: я слышал, как там льется вода. Она умывалась.

– Нет. Вчера я сделал ей инъекцию от антител. Это может быть опасно. Она может от этого умереть.

– Какова вероятность?

– Не знаю. Надеюсь, не очень высокая.

– Тогда бы я не беспокоился об этом и не выглядел бы таким мрачным. Глядя на тебя, можно подумать, что ты петух и твой хозяин умер. – Я немного посмеялся. – Послушай, дела не так уж плохи. Флако все устроит. Когда Тамара войдет, я проверю, не беженка ли она. – И он потянул себя за веко – знак, что я должен молчать.

Появилась Тамара.

– Я ухожу, – объявила она.

– Знаем, – ответил Флако. – Я иду с тобой. Спрячемся на банановых плантациях среди беженцев. Там тебя никто не найдет.

– Вы не знаете, от кого я скрываюсь, и не подозреваете об их возможностях.

– Это неважно! – продолжал Флако. – Никто не следит за плантациями: рефуджиадос слишком быстро появляются и исчезают. Там живут сотни тысяч людей, и никто никогда не спрашивает у них удостоверений личности.

– Ну, в таком случае, не знаю…

– Ты прекрасно растворишься в толпе беженцев, – повторил Флако. – У тебя такой голодный вид…

Тамара какое-то время смотрела на него, будто хотела понять некий скрытый смысл его шутки, потом принужденно улыбнулась, сказала «Хорошо» и начала есть.

– Кстати о рефуджиадос. Угадай, кого я вчера видел… – обернулся ко мне Флако. – Профессора Бернардо Мендеса! – Я слышал это имя, но не мог вспомнить, в связи с чем. Посмотрел на Тамару, мы оба одновременно пожали плечами. – Ну, ты же знаешь, Бернардо Мендес! Великий социальный инженер, который проделал такую большую работу в Чили. Тот, кто пообещал с помощью генной инженерии за три поколения вывести совершенного человека! Я видел его вчера на ярмарке. Он со своей идеей явился в Колумбию – так колумбийцы сделали ему лоботомию и выбросили за границу, в качестве примера для беженцев. Им не понравилась его разновидность социализма, и они укоротили ему мозг. Теперь он бродит по улицам в мокрых штанах и ворует еду.

Тамара отодвинула тарелку и побледнела.

– Может, это капиталисты? – предположил я. – Может, это они сделали ему лоботомию.

– Нет, – утверждал Флако. – Колумбийцы. У меня есть друг, а вот его друг точно знает.

Женщина возразила:

– Точно никто ничего не может знать. Флако улыбнулся и подмигнул мне.

– Тс, тс… так много цинизма – а ведь еще только завтрак! Какой же циничной она будет к обеду? Ну, все равно: стыдно видеть великого человека в таком состоянии: он все время мочится в штаны. Теперь он не умнее игуаны или утки.

– Не будем говорить об этом, – заключила наша собеседница, и мы закончили завтрак в молчании.

Мы захватили запас съестного и одежды и отправились на плантации, все время проверяя, не следят ли за нами. Затем мы долго шли среди деревьев, не встретив ни одного человека, но потом вдруг оказались в небольшом поселке среди множества палаток. Ни одна из хижин не принадлежала герильям, все они жили дальше к востоку. Флако выбрал место потише, среди четырех грязных заплатанных палаток, на двух наверху – следы птичьего помета: там проводят ночь куры. Возле одной из палаток в алюминиевой ванночке сидел голый ребенок. Воды там почти что не было. Зубы у ребенка отсутствовали, во рту он держал тряпку. По тельцу и по тряпке ползали мухи.

Флако позвал, и из палатки вышла молодая чилийка. Расстегнув блузу, она начала кормить ребенка. На вопрос, могут ли они с Тамарой пожить здесь, женщина ответила, что жильцы одной из палаток исчезли неделю назад, так что остаться можно. Исчезновения здесь обычны: многих рефуджиадос находят убитыми, причин никто не знает. Полиция ничего не делает. Флако и Тамара как будто хорошо устроились, и я отправился на свое рабочее место – в павильончик на ярмарке.

Народу сегодня было – тьма, и если бы я не думал о том, сумеет ли Тамара скрыться от Джафари, день можно было бы считать удачным. Китайские и корейские моряки, лидийские торговцы, южноамериканские герилья – казалось, весь город вышел на улицу, и вскоре перед моим киоском колыхалась огромная толпа, все в ярких костюмах, снуют и толкаются. Воздух заполнили запахи пота, пыли и острых приправ, люди кричали и торговались.

Мне всегда нравилось, как выглядит ярмарка. Будучи студентом университета, я жил со своим дядей в Мехико. В нижнем городе все тротуары односторонние, и если пешеходу нужно зайти в магазин на другой стороне улицы, он должен пройти мимо него, дойти до следующего перекрестка, пересечь улицу, а потом только вернуться к магазину, в который он хочет зайти. Уже тогда меня тошнило при виде огромного количества людей, марширующих в одном направлении. Все шли в ногу, словно скованные невидимыми кандалами. Помню, когда впервые оказался в Панаме, именно беспорядочная толчея на ярмарке привлекла меня. Мне всегда нравилось отсутствие порядка в Панаме, но теперь, обдумывая ночной разговор с Флако, я пытался понять, может, мне просто нравится возможность повернуть и идти навстречу толпе? Может быть, это мой способ быть хозяином самого себя? – Флако появился в полдень и купил л будочке по соседству кувшин воды. Он заглянул ко мне, мы поговорили.

– Заметил ее выражение лица, когда я рассказывал о Бернардо?

– Si, она выглядела больной.

– Она рефуджиада, точно?

– Да, она выглядела совсем больной, – повторил я. Флако рассмеялся и сказал, чтобы я попозже заглянул к ним и принес фруктов. Пообещав, что приду, и отдав ему компьютерный кристалл, я попросил продать его. Он ответил, что постарается. Флако исчез в толпе, а я смотрел ему вслед, проверяя, нет ли слежки. Но толчея была такая, что определить это я просто не смог.

Дела сегодня шли хорошо: продав омоложение (это происходит не чаще раза в месяц), я убедил себя остаться в киоске дотемна, говоря себе, что могут появиться еще клиенты. Однако срок, назначенный Джафари, уже прошел, и чувство страха не покидало меня.

Палатка, в которой временно поселился Флако, располагалась в 114 – м ряду к югу от канала и примерно в трех километрах к западу от Колона. Я отправился туда в темноте, захватив ведро с фруктами и бутылки с минеральной водой. Все это я купил на ярмарке.

Банановые деревья и теплая земля светились, и я хорошо видел. Пока за мной никто не следил.

Добравшись до лагеря беженцев, я заметил огромного негра метрах в пятидесяти от палатки Флако; он стоял согнувшись, словно решил помочиться. Я хотел было тихо обойти его, чтобы не испугать, но, приблизившись, разглядел, что он нагнулся над Флако и снимает с его шеи удавку – гарроту. Флако был мертв. Я закричал: «Стой!» – негр оглянулся и бросился ко мне. Но я увернулся, и он побежал дальше.