Производство подобного оружия может дать невероятные прибыли. Только патент подобного автомата может стоить десятки миллионов долларов.
Но прежде чем информировать об этом мое начальство, я решил побольше узнать о сделке, поскольку все это могло оказаться вымыслом. Информатор сказал, что Муньос должен встретиться с Захаром в ресторане «Харакири» и обсудить окончательные условия покупки автомата. Я наблюдал за рестораном, собираясь затем проследить за Захаром. Муньос повез его куда-то на своей машине. Я попытался ехать за ними, но мне приходилось держаться поодаль., чтобы Хосе не заметил слежки, и в конце концов я потерял их. Вот и все, что мне известно. Теперь твоя очередь.
Я достала из сумочки листок, который нашла в кармане рубашки Чайо, и протянула его Луису.
— Но это же характеристики автомата! — воскликнул колумбиец. — Откуда они у тебя?
Я объяснила.
— Странно, — сказал Луис. — Росарио, конечно, был жиголо и бабником, он мухлевал в карты и приторговывал шмотками, но, насколько мне известно, ни к торговле наркотиками, ни к другим сомнительным операциям он не имел никакого отношения. Кажется, ты упоминала, что он воскрес из мертвых, сказав «матаморос», а потом его снова убили. Ты не могла бы рассказать мне все по порядку?
Я вздохнула и изложила всю историю с того момента, как обнаружила в багажнике труп Чайо, не забыв упомянуть и о Захаре.
Колумбиец слушал меня с нарастающим интересом.
— Ты молодец, — заметил он, когда я закончила. — Почти в рекордные сроки выяснила, как труп индейца оказался в твоем багажнике. Из тебя бы вышел хороший полицейский.
— Нет, спасибо, — с чувством оскорбленного достоинства сказала я. — Уж кем я точно не хочу быть, так это полицейским.
— Думаю, Росарио каким-то образом случайно узнал о сделке между Муньосом и Захаром и, возможно, даже похитил документацию на автомат, — задумчиво произнес Луис.
— А слово «матаморос» должно быть ключевым, — подхватила я. — Потому что в бессознательном состоянии или выходя из обморока человек произносит наиболее важные для него слова.
— К сожалению, он имел в виду не мою фамилию, — покачал головой колумбиец. — Скорее всего он даже не знал ее.
— А в клубе «Кайпиринья» есть кто-нибудь еще с фамилией Матаморос? — спросила я.
— Мне такой человек неизвестен, — ответил Луис.
— А что если мы съездим к бабе Гафе, у которой снимал комнату Росарио? — предложила я. — Вчера мы с Аделой были там совсем недолго и ничего не успели узнать. Вдруг Чайо упоминал слово «матаморос» в разговоре с бабой Гафой? А если повезет, то, может, и комнату осмотрим, хотя милиция и опечатала ее.
— Странно, что тебе не нравится работа в полиции, — усмехнулся колумбиец.
Открывшая дверь баба Гафа на сей раз не сморкалась в клетчатый платок. Ее глаза были красными, словно она недавно плакала.
— Здравствуйте, баба Гафа, — сказала я. — Я знакомая Чайо. Может, вы помните, вчера я была у вас вместе с Аделой. А это Луис, мой жених. Он тоже хорошо знал Чайо. Можно мы зайдем к вам поговорить?
— Как же, внученька, тебя не помнить, — запричитала баба Гафа. — Помню, еще как помню, а уж Чайю-то нашего никогда позабыть не смогу. Как подумаю, что убили беднягу, так и плачу, плачу. Проходите на кухню, гости дорогие, уж я вам чайку заварю.
Мы осторожно уселись на угрожающе поскрипывавшие рассохшиеся деревянные стулья в крохотной кухне, а Агафья Прокопьевна захлопотала по хозяйству.
— Я вам индийский чай заварю, со слоном, — торжественно сообщила баба Гафа. — Я его на праздники берегу да для гостей дорогих. А уж для друзей моего Чайю-то ничего не жалко.
Бабка, кряхтя, взгромоздилась на табуретку и заглянула на верхнюю полку шкафчика.
— Ой! — всплеснула руками она. — Что это? Коробочка какая-то, и написано на ей по-иностранному. Вчера утром коробочки-то точно не было, я, прежде чем к Дуньке пойти, порядок наводила.
— Можно посмотреть? — поднялся с места Луис.
Я тоже вскочила и приняла из рук бабы Гафы оранжево-зеленую почти невесомую картонную коробочку.
— «Матаморос», — прочитала я. — Так это же травяной чай в пакетиках!
— Видно, Чайю мне вчера перед смертью подарок сделал, — снова запричитала Агафья Прокофьевна. — Он меня всегда разным чайком баловал. Небось вчера аккурат перед уходом его мне в шкафчик сунул, а я, старая, даже не поблагодарила его. Теперь уж и не поблагодарю, упокой Господь душу его!
Баба Гафа полезла в карман, извлекла хорошо знакомый мне клетчатый платок и шумно высморкалась.
— Матаморос! — многозначительно сказала я. — Опять матаморос!
Луис забрал у меня упаковку и, аккуратно открыв крышку, высыпал содержимое на кухонный стол. К моему глубокому разочарованию, кроме пакетиков с чаем, там ничего не оказалось.
Колумбиец взял один из пакетиков и понюхал его.
— Действительно чай, — разочарованно сказал он.
— А ты думал, наркотики? — усмехнулась я.
Луис внимательно осмотрел коробку, которая осталась у него в руках, и, снова открыв крышку, издал возглас удивления.
— Смотри! На дне коробки! — воскликнул он.
Я выхватила коробку у него из рук. Любопытная баба Гафа, оставив платок, тоже сунула нос внутрь.
— Чайю писал! Точно Чайю! У него хлумастер такой светящийся есть! — взволнованно воскликнула баба Гафа.
— Фломастер, — механически поправила я.
— И что бы это могло означать? — поинтересовался Луис.
На дне коробки толстым красным флюоресцирующим фломастером были аккуратно выведены три буквы: ФСБ.
— Федеральная служба безопасности, — предположила я.
— Не, — замахала руками баба Гафа. — Какая еще хведеральная служба?
— А что это, по-вашему? — спросила я.
— Как что? — удивилась моей непонятливости Агафья Прокопьевна. — Тут же ясно написано: фе-се-бе. Фонарь святого Бени.
— Фонарь святого Бени? — переспросила я. — Это что, какая-то местная достопримечательность?
— А вы что, нашего Беню не знаете? — всплеснула руками баба Гафа. — Дык его все тут знают. Наш местный дурачок. Блаженный. Юродивый. Как напьется, так фонарь во дворе обнимет и кричит, что по фонарю на небо залезет и там святым станет. Вот его и прозвали «святым Беней», а дворовый фонарь — «фонарем святого Бени», сокращенно фе-се-бе. Наши алкаши так и говорят: «пойдем под фе-се-бе посидим, пузырек раздавим»!
— Вы не могли бы показать нам этот фонарь? — попросил Луис.
— Конечно, покажу, — охотно согласилась Агафья Прокопьевна.
Действительно между детской площадкой и покосившимся столом, на котором мужики «забивали козла», стоял фонарь с бетонным основанием, украшенным странными подтеками.
Их происхождение было нетрудно определить по слабому, но устойчивому запаху мочи. Я задумалась о том, чья это моча — собак или святого Бени.
Луис обошел вокруг фонаря, а затем, присев на корточки, стал ощупывать его.
— Что ты делаешь? — спросила я.
— Я нашел трещину, — ответил колумбиец. — Внутри фонаря есть небольшая полость. Принеси мне, пожалуйста, тоненькую палочку или проволочку. Я хочу пошарить там.
Оглянувшись по сторонам, я обнаружила в углу двора куст сирени, отломила от него веточку и принесла Луису.
— Там какие-то бумаги, — сосредоточенно пошарив веточкой в трещине, сказал колумбиец. — Сейчас я их вытащу.
Полминуты спустя он извлек из «фонаря святого Бени» несколько сложенных вчетверо изрядно помятых листков бумаги. Мы с бабой Гафой, сгорая от любопытства, чуть не стукнулись лбами, пытаясь прочитать, что там написано.
— А писано-то не по-нашему, — разочарованно протянула Агафья Прокопьевна. — Но рука Чайю, уж я-то знаю его почерк. С того света, родимый, письмецо прислал!
— К сожалению, нам не удастся попить чайку, — обратился к бабе Гафе Луис. — Только что вспомнил, у нас тут еще одно дело намечалось. Большое вам спасибо за помощь.
— А что в письме-то? — вцепилась ему в рукав баба Гафа. — О чем Чайю-то написал?
— Мы обязательно переведем письмо и прочитаем его вам, — обаятельно улыбнувшись, пообещал колумбиец.
