— Я не выдержала и кричу: милиция! милиция! — заговорила вторая цветочница. — Так ни одной милицейской рожи не появилось! Только когда они уехали, менты пожаловали!

— А они всегда так, — сказала черноволосая. У уличных торговок, как видно, были веские причины не любить московскую милицию. — Как нужно бандитов ловить, их нет, а лицензию на торговлю по три раза в день проверять подходят!

Олег слушал молча, иногда кивал. В голове было пусто, на душе — тяжко. Хотелось пойти и напиться.

Его внимание привлек пожилой толстяк, сидевший поодаль на складном стульчике. Перед ним на столе были разложены билеты «русского лото». Толстяк энергично подзывал Олега рукой.

Беляев подошел. Толстяк тоже видел, как Олег возложил цветы, поэтому первый его вопрос был соболезнующий:

— Брата, наверное, убили?

— Друга.

— А-а… Понятно… Надо же, среди бела дня, на глазах у всего народа! Мафия совсем обнаглела.

— Вы тоже видели?

— А как же! Я тут каждый день сижу, все видел как на ладони. Ну и наглые же попались типы! А их главарь, который перестрелял троих, действовал так спокойно, уверенно, как будто даже и не спешил никуда.

Олег вздрогнул, посмотрел на толстяка внимательнее.

— Мне говорили, что убили троих.

— Ну да.

— И всех убил один?

— Я это видел собственными глазами. Он тоже был в маске, но как-то выделялся среди других. Держался, что ли, увереннее. Приказывал им. Точно, это был главарь…

— И что же, те, кто был в инкассаторской машине, даже ни разу не выстрелили?

— Да ты встань здесь, чего на дороге стоять… Олег зашел за столик и присел рядом с толстяком на корточки.

— Они все точно рассчитали. И когда подъехать, и как действовать… Такие налеты с бухты-барахты не делаются, к ним неделями готовятся, изучается обстановка, все рассчитывается досконально… — объяснил словоохотливый толстяк, видимо, большой знаток криминальной литературы и всего, что связано с преступным миром. — Реально оказать им сопротивление мог только охранник обменного пункта. Поэтому они застрелили его в первую очередь.

— А что же охрана инкассаторской машины?

— Ты слушай, — толстяк, понизив голос, взял Олега за рукав. — Инкассаторская машина знаешь какой была?

— Какой?

— Бронированный «Мерседес». Сейф на колесах. Его хрен откроешь… Так вот. Охранник машины был в сговоре с бандитами. Я все видел прекрасно. Когда они выскочили из своего «жигуля», он даже пистолета не вытащил, наоборот, услужливо открыл им заднюю дверцу «Мерседеса». Дескать, берите денежки, господа бандиты!

Беляев недоверчиво покосился на него.

— Вы в этом уверены?

— Стопроцентной гарантии дать не могу, все произошло очень быстро, за всем, может быть, и не уследишь сразу, но у меня впечатление, что он им подыгрывал. Да чего там — «впечатление»… Точно, ихний был!

— Но охранник инкассаторской машины, насколько я знаю… убит?

— Ну да. Когда охранник открыл им дверцу «Мерседеса», главарь его хладнокровно расстрелял. Тот этого, конечно, не ожидал. Он в этот момент стоял к главарю спиной… Представляешь, охранник во время налета оборачивается к бандитам спиной? Это о чем-то говорит? Главарь выпустил в него две пули. Стрелял почти в упор, приставив пистолет к затылку.

— Но какой ему смысл убивать своего? Вопрос показался толстяку наивным, он снисходительно улыбнулся.

— Как — «какой смысл»? Да чтоб деньги не платить. Гонорар за пособничество. Да заодно и лишнего свидетеля убрать. Этот охранник, видно, был у них одноразовый…

— Одноразовый? — не понял Олег.

— Ну, это выражение такое, — пояснил толстяк. — Когда бандюги нанимают кого-нибудь подсобить им в грязном деле, например, убить кого-нибудь или, вот как сейчас, инкассаторскую машину открыть, то часто вместо платы они потом этого наемника убивают. Охранника с машины тоже, видно, подкупили, а когда он сделал свое дело, его убрали. Причем кокнули тут же, не отходя, как говорится, от кассы.

— Это тоже сделал главарь?

— Он. Вообще стрелял он один, остальные только пушками размахивали.

— Как он выглядел?

— Пожалуй, повыше остальных… Да, высокий такой, плечистый. Спортсмен, наверное. Одет был В коричневую клетчатую рубашку, черные джинсы… А милицейская машина только через десять минут подъехала. Десять минут форы! Их, конечно, уж и след простыл!

Наутро Беляев проснулся с чудовищной головной болью. В мозгу, казалось, стучал громадный отбойный молоток, перед глазами плавали желтые круги, тело было ватным, непослушным, любое движение давалось с трудом. Вчера, после посещения места гибели Андрея, он «гудел» в ближайшем баре и еле разыскал пятиэтажку, где жил Николай Петрович. А сегодня надо было ехать в морг, оттуда в церковь, а потом на кладбище. Николай Петрович дал ему выпить рассола, Лена ходила к соседке за какими-то таблетками от похмелья.

Олег сидел на диване, сжимая руками виски. Накатывала тошнота, во рту разливалась горечь. Давясь и морщась, протолкнул внутрь «лекарство», отдышался, закурил сигарету. Но во время еды опять начало тошнить. Казалось, желудок выворачивается наизнанку.

— Елена, налей ему стопку, — сказал наконец Николай Петрович. — Эк развезло парня!..

Открытый гроб, в котором лежал Андрей, выкатили на тележке из дверей морга. Беляев уже достаточно насмотрелся на покойников, чтобы понять, что лицо Андрея подгримировали. Оно выглядело слишком розовым, слишком живым в объятиях смерти, и это почему-то не понравилось Олегу. У него было ощущение, что тело, которое он катит на тележке к похоронному автобусу, принадлежит незнакомому человеку. «Раскрашенная кукла, —сдерживая слезы, злобно думал он. — Это не Андрей. Друг просто ушел и больше не придет…»

В квартире был накрыт стол. На поминки пришли какие-то старухи — соседки Николая Петровича по дому. Из друзей Андрея, кроме Олега, был еще какой-то парень, с которым Андрей вместе учился.

Во время похорон Лена была очень бледна. На поминках она едва притронулась к еде.

— Не могу, — призналась она Николаю Петровичу, откладывая вилку. — Мне что-то плохо.

Пожилая соседка отвела ее к себе в квартиру. Вскоре туда вызвали неотложку. Вечером старик сообщил Олегу, что у Лены будет ребенок. Так сказали врачи.

За окном сгустилась темнота. Лена лежала у себя за ширмой. Олег и Николай Петрович сидели за столом в дальнем углу комнаты и тихо разговаривали.

— Уеду, — говорил Беляев, мотая русой головой. — Мне здесь теперь делать нечего.

— А то поживи еще немного, — уговаривал Николай Петрович. — Хоть до сорока дней подожди.

Сжимая кулаки, Олег тяжелым, остановившимся взглядом смотрел на фотографию Андрея, стоявшую на тумбочке. Перед карточкой поставили рюмку водки и положили кусок черного хлеба. Со снимка на Олега глядел улыбающийся парень, с темными зачесанными назад волосами и с продетым в ухо кольцом.

— Пару дней, может, побуду. Коли я тут, загляну-ка к Пашке Буланцеву, он с нами в Чечне служил, только раньше дембельнулся. Андрей мне писал, что Пашка сейчас работает в баре. Бармен, значит. Надо будет проведать.

— Пашу Буланцева я знаю, он был у нас два раза, — сказал Николай Петрович. — Я бы его позвал на похороны, только адрес куда-то запропастился. Он, наверное, даже и не в курсе, что Андрея больше нет.

— Паша работает в баре «Динго». Не знаете, где такой?

Старик отрицательно покачал головой.

— Я знаю, — раздался из-за ширмы слабый голос Лены. — Мы с Андреем были там однажды. Это недалеко.

— Отлично. Значит, завтра вечером и пойду. А ты, Лен, не хочешь со мной пойти?

— Куда ей, — махнул рукой старик. — Ей сейчас лежать надо.

— Нам с Андреем там не понравилось, — сказала Лена.

— Почему? — удивился Олег. — Пашка, что ль, плохо встретил?

— Нет, просто публика там нехорошая собирается… Я покажу тебе, как идти, но сама не пойду.

— Ясно, что за публика, — проворчал Николай Петрович. — Сейчас во всех барах и ресторанах только одна бандитская малина и сидит.