– Гелечка, вы что тут мерзнете? – спросил ее симпатичный пожилой художник из «Грифа».

– Так, на нервной почве, – стуча зубами, ответила она.

– Да вы простудитесь, идите в помещение!

– Да, в самом деле, спасибо!

На стенде Маргариты уже не было.

– Ангелина Викторовна, вы же сами ее пригласили, – смеялась Мака, наливая ей горячий чай из термоса. – Так почему убежали? Она вполне милая, только вот всю пастилу слопала. А так очень даже славная старушка.

– Да знаю, она обиделась?

– Кажется, нет, просто поняла, что пастилы больше не дадут, а еще я ей посоветовала заглянуть на стенд «Серебряного века».

– К конкурентам сплавила? – улыбнулась Ангелина.

– Вот именно.

– Ты иди поешь, а я тут побуду!

– Да ну, Ангелина Викторовна, пошли вместе, Артур присмотрит, правда, Артурчик?

– Да-да, не волнуйтесь, я никуда не уйду!

– …Нравится тебе тут? – поинтересовалась Ангелина, откусывая длинную франкфуртскую сосиску.

– Где? В кафе? – уточнила Мака.

– Да нет, на ярмарке.

– Не то слово! Просто кайф в чистом виде, так интересно! Сегодня будет пресс-конференция Болотина, вы пойдете?

– Да нет, мне он совсем не интересен.

– А можно я пойду? Она в шесть часов начинается.

– Да ради бога, я сама уберу книги.

– Нет, зачем? Я без пятнадцати уберу и успею к началу.

– А что это ты так плохо ешь?

– Аппетита нет.

– Влюбилась! Чтобы у тебя не было аппетита, я такого не помню.

– Я тоже! – радостно воскликнула Мака. – А вы верите в любовь с первого взгляда?

– Пожалуй.

– И сами влюблялись с первого взгляда?

– Сама? Нет. Со второго было, а с первого…

– Ой, Ангелина Викторовна, а вы правда думаете, что у нас может что-то получиться?

– Откуда я знаю? Но в принципе почему бы нет?

– Вы только маме ничего не говорите, ладно?

– Так пока и говорить нечего, – рассмеялась Ангелина. – Ты решительно не хочешь вторую сосиску?

– Решительно!

– А я возьму. Я ни в кого не влюблена и хочу есть.

– Неужели вы ни в кого не влюблены?

– Нет.

– Но почему? Вы такая интересная женщина!

– Да не в кого мне влюбляться. В нашем издательском бизнесе с мужиками напряженно.

– Почему? Сейчас масса мужчин занимаются…

– Так это они с виду мужчины, а на самом деле… Ну их!

– А почему вы решили, что Головин положил на меня глаз?

Боже мой, ничего не меняется в этом мире! Вот и я когда-то задавала такие же дурацкие вопросы. А хотелось бы мне опять влюбиться? Наверное, только мне некогда. Да и потом, я с первого взгляда не умею, а со второго в моем возрасте сразу видишь кучу недостатков – и куда уж тут влюбляться. Влюбленность – это иллюзия, а со второго взгляда какие иллюзии…

– Ну, Ангелина Викторовна, вы мне не ответили!

– Извини, я задумалась. Так что ты спросила?

После долгого, основательного итальянского обеда друзья намеревались погулять по городу, но опять начал накрапывать дождь, и они отправились в бар.

– Слушай, а как же ты поедешь? – беспокоился Федор Васильевич.

– А я не поеду сегодня, переночую у одного приятеля и завтра утром вернусь.

– Так надо позвонить Римме!

– Позвоню, в чем проблема? Расслабься, Федюня, живи спокойно и получай от жизни удовольствие.

– Обычно я так и делаю, а тут что-то мне неймется…

– Может, это из-за рыженькой Маки?

– Может быть…

– У тебя проблемы с бабами?

– Да вроде нет. Слушай, а куда бы мне ее завтра пригласить?

– На какой предмет?

– Ну для начала пообедать или поужинать, а там видно будет.

– Значит, речь просто о хорошем ресторане?

– Ну да, что-нибудь местное, специфическое…

– О, я знаю! Гениальное местечко! Я только не помню, как оно называется.

– Здрасте, приехали!

– Не проблема! Берешь такси и говоришь шоферу…

– Говоришь! На каком языке я буду с ним говорить?

– Ерунда! Предоставь это Маке, она отлично говорит по-немецки. Ресторан в старом городе, где подают апфельвайн, этого достаточно.

– Что?

– Яблочное вино!

– Сидр, что ли?

– Нет, какой там сидр! Сидр сладкий и шипучий, а тут настоящее яблочное вино.

– Именно вино, не водка, как там ее звали у Ремарка или Хемингуэя?

– Кальвадос, что ли?

– Ну да.

– Нет, именно вино, несладкое, ароматное, прелесть просто. Я, дурак, забыл про это заведение… И кормят там вкусно, такая добротная, простая немецкая жратва. Тебе понравится, я уверен.

– И ты полагаешь, что достаточно сказать таксисту…

– Совершенно уверен!

В гостиницу Федор Васильевич попал поздно, и трезвым его никто не счел бы. Однако он благополучно поднялся к себе, напрочь позабыв о гранатовой сережке, лежащей в кармане.

Проснулся он рано и первым делом вспомнил о Маке. Черт возьми, как забавно вчера она материализовалась! Только я вообразил себе пухленькую рыженькую, как вот она… И она обратила на меня внимание, так что зря я вчера беспокоился. Я вчера вообще что-то много беспокоился. А сегодня все, свободен как ветер, никаких обязательных мероприятий. Надо бы, наверное, сходить в дом Гете, но что-то не хочется никаких музеев! А вот Маку я хочу! Только имя мне не нравится, какая-то собачья кличка. Мака! Мака-макака! Мака-собака! Напрашивались и вовсе некрасивые рифмы, но он просто решил, что потом придумает, как звать такую милую, аппетитную девушку. Сколько ей может быть лет? На вид не больше двадцати трех, ну максимум двадцати пяти. Самое оно! Это уже не юность, не молочно-восковая спелость, всегда вызывавшая в нем некоторый ужас, но еще и не зрелость! Это просто наглая, дивная, восхитительная молодость, а, учитывая явную бойкость и наше время, наверняка есть уже некоторый опыт, одним словом, то, что надо! Может, с ней и поговорить найдется о чем, все-таки работает в издательстве. Федор Васильевич, вперед и с песней!

Он вскочил, отжался двадцать пять раз – необходимый минимум, дома он отжимается по пятьдесят раз – и принял душ. Потом быстро оделся и побежал вниз завтракать, он здорово проголодался. Там никого не было, только известный детский писатель, с которым его вчера познакомили. Федор хотел было к нему подсесть и поговорить, но тот сделал вид, что не узнал его, и даже не ответил на приветствие. Ну и черт с ним! Если он завистливый дурак, кому он нужен? Только не мне.

Но, позавтракав, он подумал, что, может быть, этот детский писатель просто близорук? После еды он вообще добродушнее относился к жизни и людям.

На улице было холодно. Светило солнышко, неяркое, октябрьское, среднеевропейское, но все равно солнышко! И никуда не надо спешить, никто и нигде его не дожидается, времени навалом, деньги есть, и еще есть Мака, она, наверное, все-таки ждет его… Пойти, что ли, погулять по Висбадену, поглядеть, что это за город при свете солнца, но ноги сами понесли его к вокзалу. Погуляю по Франкфурту, тоже интересно; кстати, надо бы купить себе новый свитер, да и хорошие туфли не помешают… Нет, глупости, что я буду целый день гулять с пакетами? Бред!

Он и сам не заметил, как очутился на ярмарке. В этом есть что-то завораживающее. Огромные холлы, бесконечные переходы, эскалаторы, движущиеся дорожки, толпы народу, разноязыкий говор, а он здесь не посетитель, он как бы находится внутри процесса, и это здорово, это так интересно! Только бы не заблудиться, но он хорошо ориентировался и быстро нашел российский павильон. Вот внутри павильона сориентироваться было уже сложнее, но он помнил номер стенда издательства «Фатум». Однако сейчас еще рано идти к Маке, она может невесть что вообразить, а это ни к чему. Похожу тут, послоняюсь, может, знакомых встречу. У него было еще мало знакомых в этом мире. Но просто посмотреть, что издают, тоже интересно, к тому же тут много каких-то мероприятий. Он довольно долго слонялся по павильону, и ему все страшно нравилось. Но вот он услышал усиленные микрофоном голоса и, свернув за угол, увидел небольшую трибуну, сплошь забитую зрителями, и столик, за которым сидело человек шесть, среди которых было несколько знакомых по телевизору лиц. Он прислушался и понял, что разговор идет о политике, разговор яростный и неприятный. Нет, не хочу!