В полночь все отстояли мессу в замковой часовне, куда в этот раз набилось столько народа, сколько в старом замке давно не было. Все поздравляли друг друга с Рождеством, желали счастья. А потом гости уселись в большом зале за праздничные столы, пробовали рождественскую кашу Мег Гилфорд, которую все так расхвалили, что суровая дама даже раскраснелась от удовольствия; ели кровавые пудинги, румяные пирожки, нашпигованных гусей, пили вино и эль, смеялись и пели. Мэри развеселилась и, казалось, не вспоминала о причине, заставившей её весь день пробыть в печали. Джейн прислуживала принцессе, как заправская фрейлина. Лишь порой отвлекалась, когда ее затрагивал нарядный Боб Пейкок. Но все же, как бы не нравился Джейн этот парень, расположение ее высочества было для нее важнее всего. И в какой-то момент она, молвила, склоняясь перед ее высочеством в реверансе:
– Миледи, я прибыла к вам без приглашения, однако не с пустыми руками. На Рождество полагается дарить подарки, и я смею просить вас принять от меня в подарок аррасский гобелен.
Аррасский гобелен! Мэри обрадовалась. Конечно, на стенах у неё висели несколько местных шерстяных гобеленов. Но ковер из Аррасса! Она еле дождалась, когда члены свиты Джейн внесут его в зал, торопливо отогнула один край, Это было восхитительно. В Англии не делают гобелены из таких шелковистых ниток, нашиваемых пышными жгутиками, отчего рисунок кажется более выпуклым, почти объемным. А эта кайма из двойного речного жемчуга, а золотое шитье!.. Она улыбнулась.
– Мы принимаем твой подарок, мисс Попинкорт. И тут же стала расталкивать гостей, требуя развернуть гобелен. Она желала повесить его немедленно, ведь он так украсит зал старого Хогли.
Краски на гобелене были теплых тонов – цвета охры, беж, алые и золотистые цвета. А изображал он... Мэри как следует его рассмотрела, лишь когда тот был водружен на стену. На гобелене была вышита пикантная картина: обнаженная дама, принимающая ванну, причем в весьма многолюдном обществе. Вокруг лохани, а точнее на заднем фоне, изображались леди в нарядных одеждах, а также музыканты со свирелями и арфами. Все они были вышиты в жеманных, неестественных позах, по сути, являясь фоном для самой купальщицы, а также группы мужчин, занимающих весь левый угол картины гобелена. Купальщица же была изображена нагой, но до бедер скрытой в лохани. Фигура её была выполнена великолепно: в бежево-розоватых тонах, словно подчеркивающих округлость пышных бедер, плавно переходящих в тонкую талию. Руки её были молитвенно сложены, словно бы дама молилась, и этим жестом целомудренно прикрывала грудь, к разочарованию разглядывающих сейчас вышивку молодых людей.
– Этим-то, небось, все было видно! – даже позавидовал Гэмфри, указывая на группу мужчин в углу.
Мэри тоже взглянула на них и невольно ахнула.
– Да это же мой братец Хэл!
Ошибиться было невозможно. Этот высокий, изображенный вполоборота мужчина, из-под берета которого выбивались желто-оранжевые, с примесью золотых нитей волосы, был явно Генрихом Тюдором. Мэри узнала и знакомую осанку брата, и его манеру стоять, широко расставив ноги и уперев руку в бок.
– Стыд и срам! – вдруг выпалила леди Гилфорд.
– На что вы намекаете, леди? – сурово оглянулась на неё принцесса.
Гувернантка, почувствовав гнев в голосе воспитанницы, замялась.
– Я не имею в виду вашего августейшего брата, миледи. Но это – ткнула она в купальщицу – распутство. Клянусь верой, мне трудно поверить, чтобы наш возлюбленный король, который славится своей добродетелью и любовью к её величеству Катерине, мог вот так пялиться на голую девку.
Молодые люди при этом выпаде матроны захмыкали, кое-кто отвернулся, пряча улыбку. И тут вступилась Джейн.
– Леди Гилфорд! Двор Маргариты Австрийской – это центр куртуазной любви и галантности. И то, что в Англии считается неприличным, там выдается за легкий флирт.
– А кто сама купальщица? – полюбопытствовала Мэри.
Она разглядывала лицо дамы в лохани. У той был отрешенный вид, словно она вся ушла в молитву. Волосы её скрывала золотистая шапочка, лоб выпуклый, белый, на фоне которого особенно яркими кажутся темные брови. А в углу рта родинка, отчего кажется, что, несмотря на молитвенную позу и отрешенный взгляд, дама словно бы слегка усмехается.
– Ну... – замялась фрейлина. – Это одна дама из свиты её светлости. Король Генрих благоволил к ней и обещал ей щедрое вознаграждение, если она позволит поглядеть на себя купающейся.
– О, наш король Хэл малый не промах! – засмеялся Боб Пейкок. – Знал, на кого поглядеть.
И он игриво подмигнул Джейн.
Мэри вдруг почувствовала себя словно забытой. Все глядели лишь на купальщицу. А ведь эти молодые люди – её воздыхатели, их внимание должно принадлежать только ей. Поэтому, коротко поблагодарив Джейн за подарок, она тут же потребовала, чтобы играла музыка и велела начинать танцы. Окончательно же принцесса успокоилась, когда Илайджа, Боб и Гэмфри заспорили, кто поведет её высочество в первом круге.
Лишь под утро, когда все устали до предела, Мег Гилфорд отвела принцессу в ее опочивальню. Но и тут славную женщину ждало разочарование. Обычно она ночевала с Мэри в ее комнате, на небольшой, стоявшей в углу кровати, но на сей раз Мэри пожелала, чтобы при ней осталась Джейн Попинкорт.
– Ни за что! – выпалила леди Гилфорд. Мэри поглядела на неё высокомерно.
– Я зачислила Джейн Попинкорт свой штат. И я хочу, чтобы она сегодня осталась со мной.
Леди Гилфорд вздохнула.
– Ну, чисто малое дитя – подавай ему новую игрушку. Сама-то Джейн не больно рвалась к вам. И я не удивлюсь, если она предпочтет остаться с мистером Бобом Пейкоком.
Мэри растерянно заморгала.
– Не может быть. Джейн дама, а не шлюха, чтобы ложиться с каждым встречным.
– Дама? – хмыкнула Гилфорд. – Эта дама ещё тому вас научит. Да от неё за милю несет беспутством. Одно то, что не постыдилась купаться голой при стольких мужчинах...
Она осеклась.
– Деточка, да ты что не узнала ее?.. Ох, куда же ты? Мэри стремглав вбежала в зал, где сонные служанки убирали со стола, допивали вино. Они с изумлением взглянули на принцессу.
– Эй, добавьте огня в камин! Подайте свечи! Я хочу разглядеть гобелен получше.
Она и не заметила парочку, беседующую на деревянной галерее конце зала. Не видела, как Джейн, оттолкнув Боба Пейкока, сбежала к принцессе, подхватив со стола свечу.
– Вы все-таки заметили? – улыбаясь, спросила она, но имела в виду явно не изображение купальщицы, и свет от её свечи остановился на группе мужчин в углу.
Мэри невольно взглянула, что же осветила Джейн, и вопросы замерли у неё на губах. Она смотрела во все глаза, узнав за спиной брата фигуру того, чей образ столько лет хранила в сердце... Вспоминала эту манеру стоять, скрестив на груди руки и чуть вскинув подбородок. Эти каштановые жесткие волосы, красивой волной спадающие на широкие плечи, эти по-девичьи голубые глаза на сильном, смуглом лице воина.
– Чарльз, – шепнула, точно позвала она, словно ожидая, что, затененный блистательным обликом её брата, вышитый придворный вдруг ответит.
Свеча дрогнула в руке Джейн. Она растерянно взглянула на принцессу. Когда-то фрейлина была поверенной всех её тайн, и то, что Мэри скрывала от всех, Джейн было известно. Принцесс учат скрывать свои чувства, и даже если кто-то и заметил влюбленность маленькой девочки, то кому бы пришло в голову, что это столь серьезно?
Но сейчас Джейн даже испугалась. Она-то хорошо знала Чарльза Брэндона, бесспорно обаятельного придворного, но человека циничного, интригана и карьериста. И то, что Мэри, легкомысленная и тщеславная, несмотря на годы, таила в себе слепую преданность и любовь к нему... Хотя будь Брэндон даже рыцарем без страха и упрека, то и тогда для принцессы из рода Тюдор это чувство было бы губительно. Сейчас же, видя, какими глазами принцесса глядит на его тканое, несовершенное во многом изображение, Джейн Попинкорт не на шутку забеспокоилась. Она была лишь на три года старше семнадцатилетней принцессы, но сейчас почувствовала себя такой опытной, всезнающей, видевшей жизнь женщиной.