— А если он продаст помещение?

— У него не хватит денег даже на то, чтобы покрыть долги. А потом у него, оказывается, жена в Соспеле и пятеро детей — он мне все рассказал.

— Только этого не хватало! Какой легкомысленный человек!

— Итальянец. В Неаполе сколько угодно таких семей. На улицах бродят золотушные дети с искривленным позвоночником. У меня осталось ужасное воспоминание о Неаполе.

— Ты бывал там?

— Во время войны… когда служил в армии… до высадки здесь.

— Ах, так ты, значит, был…

— Я тебе об этом расскажу как-нибудь. Так вот, представь себе, что Джонсон, узнав про гараж Валлоне, предложил мне…

— Ну, нет! Этого ты на себя не взвалишь!

— Конечно! Я так и сказал: нет. Хотя, учти: дело стоящее.

— Но он же прогорел!

— Именно потому. Можно было бы купить этот гараж за гроши. И еще дать немножко Валлоне.

— Нет, — сказала она, — не надо.

— Согласен, не надо, — повторил он следом за ней. — Но нельзя же допустить, чтобы он застрелился.

— Он и не застрелится.

— Я тоже так думаю. Но кто может знать заранее? Вообще-то говоря, я мог бы согласиться временно… а потом перепродать кому-нибудь другому. — Эта мысль воодушевила его. — Таким путем и его, беднягу, мы вытащили бы из беды. Джонсон заинтересован в этом помещении, а главное в том, чтобы создать компанию по прокату автомобилей высокого класса, которые обслуживали бы аэродромы его будущей компании. А потом эти машины оставались бы в распоряжении клиентов на время их пребывания здесь. Да, дело, конечно, стоящее, ничего не скажешь. И тот, кто за это возьмется, кое-что положит себе в карман.

— И ты говоришь себе: «Почему бы этим человеком не стать мне!»

— В общем, да!

— Гюстав, если ты согласишься на это предложение, я больше не увижу тебя.

— Наоборот: я буду занят в определенные часы и в определенные часы свободен. Ну, а кроме того, ты сможешь быть со мной, сможешь мне помогать.

— Я же ничего не умею. Я не способна сделать простейший подсчет, я не умею работать, ты это знаешь, я же ничего от тебя не скрыла. Я способна только любить тебя.

— Разве гараж этому помешает?

— Да. У тебя совсем не будет для меня времени.

Он рассмеялся. Но этот прилив веселости длился недолго.

— Ты права. Я скажу «нет».

Он обнял ее, притянул к себе.

— Из-за этого Джонсона мне некогда даже любить тебя, — сказал он, увлекая ее к постели.

— Три дня, — сказала она с милым укором. — Уже целых три дня!..

— Тебя, значит, тянет ко мне?

— Я так люблю видеть тебя счастливым.

— А сама ты счастлива?

— Ну, как ты можешь спрашивать!

В тот вечер все было, как в первый раз, и Лоранс спросила:

— Я делаю успехи?

— Ты же моя жена.

Его умиляло, что и в жизни и в любви она во всем подчинялась ему, старалась угадать малейшее его желание. Она была молода и свежа, тело у нее было крепкое, и он любил ласкать ее изящные, едва наметившиеся формы. Дитя, любящее дитя, бесхитростная, прямая и чистая, она дарила ему то, чего ни одна женщина, даже Глория, — кстати, где-то теперь Глория? — никогда ему не дарила.

Он заснул крепким, спокойным сном. Любить вот так, с полной отдачей себя — это необходимо, это придает тонус жизни. Да, это и есть жизнь, Лоранс права.

Утром он первым выскочил из постели, она еще спала, сраженная усталостью от избытка счастья. Пока он намыливался и брился, — а он уже опаздывал, — встала и она, заспанная, похожая на девочку, которая проснулась по звонку в пансионе!

— Кофе! Скорее!

— Боже мой! Уже восемь!

Он выпил кофе, стоя у двери.

— Поцелуй же меня.

Он обнял ее, на мгновение прижал к себе и тотчас отпустил. Он уже закрывал дверь, когда она спросила:

— Как ты решил насчет Валлоне?

— Я еще раз поговорю с Джонсоном. Если мне удастся сделать так, чтобы он помог ему…

— Да… так будет лучше… если это возможно…

— Попробую, — сказал он.

Он поговорил с Джонсоном в тот же день. И Джонсон сказал:

— Разузнайте все толком. Съездите к этому малому и привезите мне все сведения.

И Гюстав поехал к Валлоне.

Итальянец был в том же состоянии, что и накануне, если не более удрученном. Гараж был по-прежнему закрыт.

— Не хватило у меня духу даже поехать в Соспель, — сказал он, — жена еще успеет узнать новость.

— Что же ты делаешь?

— Ничего.

И в самом деле Валлоне ждал — чего, он и сам бы не мог сказать. Он явно дошел до точки.

— Тебя же посадят.

— Ну, а что я могу поделать?

— Принимай меры.

— Какие? Банк отказал мне в новом авансе: там считают, что уже достаточно дали.

— Ну-ка расскажи мне все, как есть.

Он снова сел в ногах неопрятной постели, где лежал Валлоне; рядом на ночном столике стояла бутылка красного вина, из которой время от времени Валлоне наливал себе стакан. Он пил. О, не слишком! Но ничего не ел: не было сил есть. Тем не менее он все же рассказал Гюставу, как обстоят дела.

Надеяться ему действительно было не на что — слишком глубоко залез он в долги. Гараж его переходил в руки банков — они наживутся, перепродав его. Помещение ведь стоило куда больше тех сумм, которые взял в долг Валлоне. Дела же у него шли плохо из-за неудачного района. Тут надо было что-то придумать, а не ограничиваться обычным ремонтом, сдачей в аренду боксов и мест для стоянки и продажей подержанных машин.

В полдень Гюстав должен был снова увидеть Джонсона. Тот отдыхал все утро и, когда Гюстав пришел в «Рюль», попросил его подняться в номер.

Как и Валлоне, он тоже был в пижаме, но только несколько иной. Чувствовалось, что это человек очень богатый. Хотя одеяние его и выглядело, пожалуй, кричаще, это не очень удивило Гюстава — он этого даже не заметил, невольно перенесясь в атмосферу своей прежней жизни. Его занимало сейчас лишь то, что рассказал ему Валлоне. И вот, пока Джонсон расхаживал по комнате, возле открытого окна, за которым виднелось море, освещенное хотя и зимним, но все же теплым солнцем, — впрочем, это было ему явно безразлично, — Гюстав изложил состояние дел:

— Валлоне мне все сказал. Расстегнулся на все пуговицы. Вы же понимаете: меня ему нечего бояться… и нечего терять — я всего лишь шофер. Так вот: можно заплатить его долги. Дело представляется мне выгодным. Только вести его надо не так, как сейчас, а как вы предлагаете. Я берусь все уладить и вырвать гараж из лап банков. Сунуть немного Валлоне — и он передаст вам все: другого выхода у него нет, он все равно взлетит на воздух, а так — вы его даже спасаете… во всяком случае, он уходит не с пустыми руками. А у него жена… дети…

Джонсон негромко рассмеялся:

— Как трогательно.

— Если это дело вас интересует…

— Да, конечно, интересует, — сказал Джонсон. — Даже как недвижимость гараж этот имеет смысл приобрести. Но я же говорил вам, что у нас другой расчет. Какая бы ни была выгодная операция, она должна быть увязана со всем остальным: нельзя проводить ее отдельно, только ради нее самой. Ну и вот, я еще раз все взвесил и пришел к выводу, что это может нам очень пригодиться. Вполне реально было бы создать компанию по прокату автомобилей.

— Я тоже так считаю.

Джонсон полез за чековой книжкой в карман пиджака, который висел в шкафу, занимавшем всю стену. Внутри в дверцы были вделаны зеркала; Джонсон открыл их и стал виден со всех сторон, как в трельяже. Наконец, он повернулся.

— У нас, знаете ли, дела решаются сразу — «да» или «нет». В данном случае я говорю «да». Так вы сказали мне сколько?..

Гюстав назвал цифру.

— Учитывая Валлоне? Это вполне разумная цифра, и риска, по-моему, тут никакого.

— Но потом вам придется еще вложить капитал в машины… А на это потребуется немало.

— Если бы речь шла только о машинах! А обслуживающий персонал — мойщики, смазчики, механики… целый комбинат. Я знаю, во что это выльется. Но об этом подумаем позже. Сейчас же надо сделать самое неотложное — купить. И поскольку цифру он вам назвал…