— Хорошая все-таки профессия, — подытожил он. — И для себя можно урвать время.
— Любовь моя, — сказала она, — я сейчас приготовлю обед. А потом будем делать, что захочешь: погуляем по городу, сходим в кино…
Она, правда, подумала, что со смерти бабушки прошло еще слишком мало времени, чтобы идти в кино или в театр, но мужчине нужна разрядка, нужно вознаграждение, которое он заслужил. И бабушка поняла бы, простила. Однако он, должно быть, угадав ее мысли, сказал:
— Я повезу тебя в Симьез. Давай отвезем цветы на могилу.
Она с благодарностью прижалась к нему. Право же, он само внимание, сама деликатность. Когда он станет ей ближе, она охотно поедет с ним на могилу его родных, чтобы разделить с ним его прошлое, как он делил с ней ее настоящее.
— По дороге заедем в банк, — сказала она. — У бабушки был счет в «Комптуар Нисуа». Мне ведь тоже надо привести все в порядок, побеседовать со сведущими людьми, узнать, что я должна делать и не надо ли мне пойти к нотариусу… Но я думаю, что никаких формальностей не потребуется: у бабушки ведь уже ничего не было, и перед самой смертью она выписала на мое имя чек, по которому я забрала всю наличность. Квартира же, как и обстановка, была переписана на мое имя, когда я достигла совершеннолетия, — так хотела бабушка. Когда мы с тобой поженимся…
— Мы непременно поженимся. Я напишу в Курпале.
— В Курпале?
— Да, — сказал он. — Там… там я родился.
Она только собралась спросить его, где это — Курпале, долго ли он там жил, чем занимались его родители, когда раздался стук в дверь.
— Ты кого-нибудь ждешь? — спросил он.
— Нет. Провизию я купила вчера и ничего не заказывала на дом.
— Рабо?! — послышался голос за дверью. — Ты тут, Рабо?
Гюстав не сразу откликнулся. Рабо? Он еще не привык к этому имени.
— В чем дело?
— Мне нужен Рабо, шофер… Это здесь?
— Да, да, — сказал Гюстав, — иду. Сейчас открою.
Посыльный из отеля — об этом красноречиво свидетельствовала его форма — вошел в комнату и остановился, не без удивления воззрившись на Лоранс.
— Извините… мадам… Меня послал Жюль, из «Рюля». Понимаешь, Рабо, — сказал он, обращаясь к Гюставу, — там есть клиент для тебя. — И добавил: — К трем часам будь в «Рюле». Жюль представит тебя. Условия, само собой, как всегда. И не вздумай спускать цену — это американец. Он узнал, что ты говоришь по-английски, от того, которого ты возил на неделе, и поскольку сам он ни слова по-французски не говорит… Твой бывший клиент вроде повстречался с ним вчера вечером в баре. Видишь, он не осерчал на тебя, хоть ты отказался вести его сегодня на аэродром.
Только тут Лоранс узнала, что ради нее, ради того, чтобы провести с ней утро, Гюстав отказался от последней поездки с клиентом, и преисполнилась к нему горячей благодарности.
— Понимаешь… — начал было Гюстав.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что занят! Мосье желает побарствовать? Но Жюль рассчитывает на тебя. Клиент солидный: не скупится на чаевые. Ты знаешь, Жюль мигом плюнет на того, кто хочет быть сам по себе, кто его подводит.
— Хорошо. Я буду.
Когда рассыльный ушел, Гюстав сказал:
— Поеду посмотрю. Надеюсь, я не потребуюсь ему сегодня. Клиент просто хочет договориться со мной. Я мигом вернусь, и мы с тобой двинемся.
Она была огорчена и уже понимала, что планы их рухнули:
— Во всяком случае, мы успеем до трех часов заехать в банк.
— А в Симьез съездим к вечеру.
Он сказал это, хотя сам не слишком в это верил. Клиент рассчитывал на него, — ну, а он не мог подвести Жюля, который его рекомендовал, оказал ему доверие, — Жюля, которому, помимо комиссионных, он наверняка обязан будет подбросить еще кое-что.
Они пообедали и отправились пешком в банк, находившийся совсем рядом, — он как раз открылся после перерыва, когда они подошли. Формальности потребовали некоторого времени, но в результате Гюстав открыл счет и положил на него вместе с остатком от выигрыша в казино пятьдесят тысяч франков. А Лоранс тем временем провела минут десять в стеклянной клетке директора банка. Она выслушала соболезнования и поздравления, поскольку, не видя другого выхода, представила Гюстава как своего жениха, — к тому же, разве он сам не говорил с ней о браке? Ей ничего не надо было предпринимать: все и так было записано на ее имя. Желает ли она по-прежнему иметь у них счет? Да, вместо бабушкиного. Но, не успев принять это решение, она подумала, что класть ей на свой счет, собственно, нечего — ведь теперь ее жизнь, вся ее жизнь и материальное благополучие в руках Гюстава. Когда они вышли, он повел ее назад, домой.
— Разве тебе не надо в «Рюль»? — спросила она.
— Я хочу взять машину, а она стоит у нас во дворе.
— Но ведь «Рюль» в двух шагах отсюда.
— А если клиент захочет посмотреть, на чем я буду возить его?
Он не сказал: «А если клиент тут же попросит меня куда-нибудь поехать?» — но подумал об этом, и она догадалась.
— Ну, ладно. Я пошла наверх, — сказала она, когда они очутились во дворе.
— Смотри никуда не уходи, — сказал он, садясь за руль.
И вот он уехал один. В пять часов его еще не было, не было и в шесть. В половине седьмого, когда он вернулся, уже не могло быть и речи о том, чтобы ехать в Симьез: давно стемнело, и кладбище было закрыто.
— Он задержал меня.
— Я не сомневалась, что так будет.
— Если бы я не остался, он нанял бы другого, и я упустил бы отличный случай: он приехал в Ниццу по делам и на неопределенный срок.
— И ты должен все время находиться в его распоряжении.
— Что поделаешь! Такова наша профессия.
— А мне хотелось бы, чтобы ты хоть немножко бывал со мной.
— Не волнуйся: мыеще насидимся с тобой вдвоем. Настанут и пустые дни. А сейчас счастье нам улыбнулось…
— Да, — сказала она, — ты прав: я веду себя неразумно.
— А я и люблю тебя такую — неразумную.
— Просто так — любишь, и все?
— Ты же знаешь.
Поужинав, он сразу лег в постель и уже не пытался скрыть свою радость:
— Все ерунда — зато неделя какая выдалась! Я и не представлял себе, что дела пойдут так удачно. Скоро мы с тобой станем богатыми.
— Я не хочу быть богатой.
— Но ты же хочешь, чтобы мы поженились…
— Пожениться можно и не имея ничего.
— Все-таки надо же на что-то жить.
На другой день он привез ей косынку: вернулся он поздно, уже после ужина, предварительно велев одному из посыльных «Рюля» предупредить ее, что задерживается. Косынка была дорогая, купленная у «Гермеса» в Канне, — на ней были изображены дикие утки, в уголке стояла подпись: «Анри де Линарес». Она накинула ее на плечи, посмотрела на себя в зеркало с чувством удовольствия и одновременно досады на то, что он потратил деньги, считая нужным сделать ей подарок, как-то загладить свое отсутствие. Она обрадовалась косынке, и в то же время слезы застилали ей глаза. Стараясь отогнать печальные мысли, она прижалась к нему и, подтолкнув его к постели, принялась, словно ребенка, раздевать, снимать с него ботинки.
— Нет, нет. Не надо!
— Молчи. Не мешай. Это для меня удовольствие. А ты устал. Тебе надо лечь. Я подам тебе еду в постель, потом лягу рядом и согрею тебя.
Он решил не прерывать игры, дать себя побаловать: она была так счастлива. Он, как младенец, поел в постели.
— Какая ты славная!
— Я люблю тебя.
— А ты считаешь, что я тебя не люблю?
— Мне кажется, что мужчина никогда не сможет любить так, как женщина.
Нет, мужчина не способен быть таким нежным, таким по-матерински заботливым. Когда он был с нею, все остальное переставало для нее существовать, и ей было безразлично, зарабатывает он деньги или не зарабатывает. Тем не менее косынки от «Гермеса» она не сняла.
Теперь, поужинав — и притом поужинав как следует, — он чувствовал себя лучше. А день, как и накануне, выдался у него тяжелый. Мистеру Джонсону, этому самому американцу, нужны были не коротенькие поездки по городу, — нет, тут масштабы были другие: они ездили смотреть участки — и на побережье, и в глубине страны. Мистер Джонсон встречался с людьми, которые его там ждали, вел переговоры, и Гюстав, еще не очень понимая, о чем идет речь, служил ему переводчиком и толмачом. Человека этого интересовали большие участки. Для чего — для застройки? Что же он собирался строить? Возможно, завод? Так или иначе, он был доволен своим шофером и в тот же день вручил ему десять тысяч франков в благодарность за помощь, — на эти-то деньги Гюстав и купил косынку.
