Азманов остановил машину у самого дядиного подъезда. Вполне естественно — заговорщик должен знать все. А поскольку манеры у него старомодные, дело, того и гляди, могло дойти до плаща и кинжала. Сашо торопливо поблагодарил и помчался вверх по лестнице. Но вскоре ему пришлось сбавить скорость, чтобы обдумать ситуацию. Пожалуй, получится не слишком красиво, если он сразу же заведет разговор о Кристе, лучше сначала упомянуть о белых мышах. Очень осторожно, разумеется, без комментариев. Главное — не выдать их с Аврамовым страхов. И правда, дядя воспринял новость очень спокойно, в голосе его не было никакой озабоченности.
— Что ж, так оно всегда и бывает, — улыбнулся он. — Научные опыты напоминают охоту на перепелов. Хотя откуда вам знать, что такое охота и что такое перепела. А в перепела, чтоб ты знал, попадают или все десять дробинок, или ни одной.
Сашо тоже улыбнулся, хотя и с некоторым усилием.
— Дядя, тебя ничего не беспокоит в этой истории?
— В каком смысле?
— А если вдруг все мыши погибнут? Что это будет значить? Возможно, катализатор канцерогенен. Или ты исключаешь такую возможность?
— Не исключаю. Но и не очень в нее верю. Ведь в действительности природа не всегда действует безошибочно, мой мальчик. Хотя это не мешает ей быть совершенной.
— Несмотря на то что у нее нет собственного разума? — Сашо засмеялся.
— Именно поэтому. Разум нужен только тому, чьи возможности ограниченны. Нужен для того, чтобы отобрать ту вероятность, которая ближе всего к истине… А зачем это природе?.. Она проверяет все возможности и лишь после этого принимает решение. Сашо почесал в затылке.
— Да, вероятно, так оно и есть, — сказал он. — Хотя на собрании ты вроде говорил что-то другое.
— Это не в моих привычках! — обиженно возразил академик. — На собрании я сказал, что, нарушая законы природы, человек подвергает риску свое собственное существование. А это совсем другое дело.
Гораздо больше дядю взволновало известие об аварии. Он выслушал его с таким напряжением, словно случилось что-то роковое. Сашо был всерьез озадачен. В самом деле, почему он принимает так близко к сердцу всю эту историю, которая, собственно, никак его не касается? В конце концов не дочка же ему эта глупенькая девочка.
— Но ее тетка сказала вполне определенно — ничего страшного во время аварии не случилось… А что касается аборта…
— Подожди! — прервал его дядя.
Он набрал номер какого-то знакомого гинеколога и подробно рассказал ему обо всем. Долго слушал ответ, поблагодарил и положил трубку.
— Как будто в самом деле ничего опасного! — неуверенно сказал он. — Многое, конечно, зависит и от врача, который делал чистку. И должен тебе сказать, что в принципе молчаливые врачи лучше болтливых. Твой дед, например, был одним из самых гордых молчальников в городе. И в то же время — превосходным врачом.
— Значит, все в порядке! — сказал Сашо. — Если случайно позвонит ее мать — ни слова!.. Кристина тетка меня специально об этом предупредила. Похоже, что в этом семействе только она — человек, что надо. У всех других какие-то заячьи сердца.
Урумов нахмурился.
— Просто мать очень ее любит! — сказал он сдержанно. — Это все. Ладно, езжай, раз решил! Деньги у тебя есть?
— Есть как будто…
— Как будто!.. Возьми на всякий случай побольше, всякое может случиться.
И отсчитал ему пять новых десяток из тех, академических.
— И, дядя, очень тебя прошу, не выдавай меня Аврамову. Сделай вид, что все услышал от него. Что тебе стоит разыграть небольшой этюд!..
— Большой, небольшой, в этих делах тоже нужен опыт!.. А ты позвони мне, пожалуйста, завтра же утром. Неизвестность — хуже всего!
Через четверть часа старый «таунус» уже летел по магистрали. Сашо давно не водил машину, скорость была приятна и увлекала его. А о том, что Криста лежит сейчас обескровленная, измученная, бледная, не хотелось даже думать. Сашо никогда не отличался слишком пылким воображением. Да и вообще, какой смысл сочинять разные глупости, когда скоро он все увидит своими глазами. Он даже не спросил, какая была авария. Женские штучки — тявкнула на машину собака, тетка повернула руль — и хоп! в кювет. Обычно при этом все обходится легкими контузиями.
Наверное, он был бы ужасно поражен, если бы мог увидеть случившееся так, как это видела девушка с бензоколонки. А та даже глазом моргнуть не успела, настолько молниеносно развернулись события. Самосвал просто навалился на хвост машины и потащил ее за собой. Но на повороте «Лада» отлетела вправо, перевернулась и, словно чудом, опустилась на все свои четыре колеса. Какой-то мотоциклист, который в это время накачивал шину, вообще не понял, что произошло. Он услышал только ужасающий грохот и, когда решился взглянуть, обе машины уже стояли нос к носу, словно и они не верили в то, что только что случилось.
Первой, разумеется, опомнилась Юлиана. Пока машина кувыркалась, она думала, что летит навстречу смерти. Все произошло так неожиданно, что она даже не успела по-настоящему испугаться. И вот машина вновь стоит неподвижно, и мир вокруг, как всегда, спокоен, светел и ясен. Никакой боли она не чувствовала. Даже страха не было, страх еще не успел ее охватить. Первая ее мысль была о Кристе. Девушка все так же сидела рядом, на лице ее не было даже царапины, хотя переднее стекло разлетелось вдребезги. Она пристально смотрела перед собой, лицо ее покрывала смертельная бледность.
— Как ты? — охрипшим голосом спросила Юлиана. — Цела?
Ничего себе вопрос — конечно, цела, раз так преспокойно сидит на месте. Но, видно, несколько не в себе, хотя она и повернулась и посмотрела тетке прямо в лицо. Никогда в жизни Юлиана не видела такого обезумевшего взгляда. В нем словно не было ни капли сознания.
— Криста, что с тобой, Криста? — окончательно испугавшись, повторила Юлиана. — Скажи хоть что-нибудь!
Но Криста, казалось, ничего не видела и не слышала, она словно бы внезапно потеряла всякую способность на что-либо реагировать. А вдруг и в самом деле потеряла? Юлиане чуть не стало дурно от этой мысли. Она лихорадочно принялась ощупывать девушку — нет, все цело. Почему же она не отвечает? Почему смотрит на нее такими дикими глазами? Первым словом, которое Кристе с трудом удалось произнести, было «нет». Юлиана обнимала ее, целовала бледное лицо и все повторяла: «Что с тобой, моя девочка? Болит где-нибудь?» И Криста наконец выговорила свое «нет».
Первой появилась служебная «Волга» из Казанлыка. В ней сидел знакомый Юлиане директор завода, даже какой-то дальний родственник. Он тоже перепугался не на шутку и с трудом освободил Кристу от судорожных теткиных объятий.
— У девушки шок! — сказал он. — А может быть, и сотрясение мозга. Надо немедленно отправить вас в больницу.
— В какую больницу? — ничего не соображая, спросила Юлиана.
— В карловскую, она ближе всего.
Он посадил обеих в свою «Волгу», шофер резко набрал скорость. Завидев встречный грузовик или легковую машину, Криста в ужасе закрывала глаза. И не решалась их открыть, пока те не проносились мимо. Говорить ей все еще было трудно, из горла с каким-то писком вырывались отдельные слова или обрывки фраз, но в общем стало ясно, что ничего у нее не болит, так, кое-где немножко, а голова не болит совсем. Юлиана приободрилась — может, обошлось без сотрясения, просто перепугалась девочка. Да и чего ждать от человека, которого даже розовые плантации повергают в шок.
Наконец агония кончилась, они приехали. За десять минут девушку осмотрели два врача, которых ее жалкий вид словно бы больше развеселил, чем встревожил. Криста оказалась невредимой, словно кувыркалась она на шоссе в какой-то сфере, обитой изнутри ватой. У Юлианы ушибов было гораздо больше. Только невропатолог, очень худой молодой человек, составленный главным образом из бровей и острых лицевых костей, задержал Кристу подольше. Проверив все ее реакции, он тихонько сказал Юлиане:
— Типичная психастения! Ее обязательно надо оставить в больнице до завтрашнего утра… Мы положим ее в отдельную палату, назначим лечение. Что-нибудь успокаивающее, лучше всего фенамин… Ей надо окончательно прийти в себя, иначе она может свалиться в обморок на первом же углу.
