Пока мы затаились в напряжённом ожидании, офицеры объявляли первые назначения. Одни были направлены служить на эсминцы, другие – на тральщики. Лишь немногие попали на крупные боевые корабли. Большинству же приказали явиться к месту службы в подводном флоте. Это была профессия, опыта в которой не имел ни один из нас. К моему изумлению, мне приказали отправиться в Пятую флотилию подводных лодок в Киле. Это была крупнейшая база ВМС на Балтийском побережье. Все знали, что большинство наших подлодок, в основном успешно выполнявших свои боевые задания в предшествовавшие месяцы, совершали свои боевые походы из Киля.
Мы разошлись в радостном возбуждении. После завтрака в спальном помещении царило шумное оживление – опустошались шкафы, упаковывался багаж, проходило прощание с друзьями. Тем вечером мы уезжали из училища в разных направлениях навстречу уготованной каждому судьбе.
Переполненный поезд уныло двигался в ночи. Я сидел в углу купе 3-го класса прокопчённого вагона и размышлял. Мои сокурсники по училищу спали в невозможных позах, притиснутые друг к другу или подвешенные в сетках для багажа. Я тщетно пытался уснуть. Думалось сразу о многом: о настоящем, о будущем, о произошедших переменах с соотечественниками и всем миром, вызванных войной. Казалось, между школьными годами и этой ночью пролегла целая вечность. И всё же время проходило быстро, слишком быстро, чтобы понять происходящее. Я твёрдо знал только то, что с юностью распростился. Комфорт и безопасность ушли в прошлое. Интересно, что случится в предстоящие недели и месяцы, как я буду чувствовать себя, находясь под водой, и какое впечатление произведёт на меня первый бой на борту таинственной подлодки. Я допускал возможность того, что мой первый бой может оказаться для меня последним. Но если я выживу, то в скольких ещё сражениях мне придётся участвовать, прежде чем одно из них станет роковым? Меня интересовало, как звучат разрывы глубинных бомб. Расколется ли корпус моей лодки после первого же разрыва, или понадобится 10, 50, 100 бомб, чтобы её потопить? Я попытался представить последние ужасные минуты перед тем, как лодка пойдёт ко дну. Медленно или быстро наступает смерть на глубине 500 метров? Сколько я смогу продержаться на воде, если мне посчастливится всплыть на поверхность?
Среди этих размышлений я вспомнил о своих родителях и сестре. Я знал, что их безопасности ничто не угрожало в то время, когда меня уносило в неопределённое будущее. Я понимал, что наступил предел всему. Жажде славы, мечтам об удаче и успехах в жизни, поцелуям нежных и страстных женщин – всему мог скоро наступить конец. Моё тело может оказаться погребённым в стальном корпусе лодки или плавать где-нибудь на поверхности океана, послужив приманкой для голодных акул. Если же мне повезёт, то кто-нибудь обнаружит мои останки и захоронит приличным образом.
Подобные мысли сопровождали меня всю ночь. Я ощущал себя гораздо ближе к смерти, чем к жизни, которой только что начал наслаждаться. Что я знал о жизни и любви? Я должен был признать – слишком мало. Однако я готовился оставить этот мир, когда в этом возникнет необходимость. Ведь нам слишком часто повторяли, что наши жертвы приближают победу.
Поезд прибыл в Киль, когда было ещё совсем темно. Лишь некоторые из нас покинули старомодные купе, остальные продолжали путь к другим портам. Поскольку было ещё слишком рано, мы, в ожидании трамвая, провели около часа в привокзальном кафетерии, потягивая кисловатый эрзац-кофе. Трамвай взяли приступом и со всем своим багажом направились в Вик – большую базу ВМС на северной окраине города. Трамвай громыхал по просыпающимся пригородам. Небо стало медленно багроветь с восточной стороны, однако ночные фонари по-прежнему горели, когда мы подъехали к месту назначения.
Я остановился перед большой кирпичной стеной, окружавшей территорию базы. В воротах часовой проверил документы и затем пропустил меня на базу. Когда все прошли через проходную между железными воротами, они со скрежетом захлопнулись. Пока мы следовали в район порта, топот наших ног о мостовую разносился глухим эхом между стенами казарм. Казармы и плац мне были хорошо знакомы. Почти три года назад я прошёл здесь трудные экзамены, которым подвергался каждый перспективный кандидат на флотскую службу. Я уже возвращался сюда морем в качестве курсанта на борту шхуны «Хорст Вессель» и побывал ещё раз предыдущей осенью после службы в проливе Ла-Манш. Теперь уже в четвёртый раз я погрузился в атмосферу этой уважаемой цитадели флота, а во время службы мне придётся навещать её много раз.
На заре, перед утренним подъёмом, Кильская бухта предстала во всей своей красе. Гладкая водная поверхность отливала серебром. Противоположный берег отражался в ней тёмно-зелёной громадой. Утренняя дымка окутала несколько боевых кораблей, стоявших на якоре. Их серые надстройки просматривались сквозь туман.
Прямо перед нами располагался пирс Тирпица, названный так в честь основателя современного германского флота. Он занимал значительную часть побережья Кильской бухты. У этой протяжённой пристани швартовались многие британские боевые корабли, прибывавшие сюда с дружескими визитами на «Кильскую неделю», которая проводилась в эпоху правления кайзера. Во время Первой мировой войны часть кораблей германского флота уходила отсюда, чтобы принять участие в величайшем Ютландском морском сражении между Германией и Великобританией. Отсюда наши подводные лодки выходили атаковать противника в 1914 году. В мирные годы пирс Тирпица был свидетелем рождения и моряков, и кораблей. Новая история пирса началась поздним летом 1939 года, когда наши подводные лодки начали вторую за 25-летний период войну против Великобритании.
Волны небольшого прилива плескались о деревянную опалубку пирса. В воздухе перемешались запахи смолы, соли и нефти, а также рыбы, водорослей и краски. Многочисленные подлодки стояли рядами у причала, по две-три в каждом ряду. На палубах стояли часовые, прислонившись либо к рубкам, либо к 88-миллиметровый пушкам. Автоматы небрежно болтались у них на груди. Часовые провожали нас критическими взглядами. Казалось, их забавлял наш марш вдоль пирса.
