Не раз молодого человека убеждали сделать свой выбор среди невест левобортной части острова. Между ними есть очаровательные девушки, отлично воспитанные, имеющие почти такое же состояние, как он сам, и семьи которых были бы осчастливлены таким браком. Отец заговаривал об этом очень решительно, мать — тоже, хоть и менее настойчиво. Уолтер отказывался под тем предлогом, что у него нет никакой склонности к женитьбе. Однако бывший чикагский негоциант не принимает таких отговорок. Нельзя же сыну миллиардера оставаться холостяком. Если он не может найти девушку по своему вкусу на Стандарт-Айленде — разумеется, девушку своего круга, — ну, пусть попутешествует, поездит по Америке и Европе!.. С его именем, с его состоянием, не говоря уже о личных качествах, от невест отбою не будет, пожелай он даже принцессу королевской или императорской крови!.. Так полагал Джем Танкердон. Но каждый раз, как отец припирал его к стене, Уолтер упорно отказывался отправляться на поиски невесты. И когда мать однажды спросила:
— Мой мальчик, может быть, здесь есть девушка, которая тебе нравится?
Он ответил:
— Да, мама, есть!..
Но так как миссис Танкердон не стала допытываться, кто эта девушка, он не счел нужным назвать ее.
Нечто подобное происходило и в семье Коверли. Бывший ново-орлеанский банкир хотел бы выдать свою дочь за одного из молодых людей, посещающих их приемы. Если ни один из них ей не нравится, что ж, родители увезут ее за границу… Они побывают во Франции, в Италии, в Англии… Но мисс Ди отвечала, что она предпочитает не покидать Миллиард-Сити… Ей хорошо и на Стандарт-Айленде… Ей бы только остаться здесь… Мистера Коверли явно смущал этот ответ, — ему было неясно, что за ним кроется.
Конечно, миссис Коверли не задавала дочери такого прямого вопроса, как миссис Танкердон своему сыну, и можно с уверенностью сказать, что мисс Ди не решилась бы даже матери ответить на него столь же откровенно.
Вот как обстояло дело. Хотя у наших влюбленных уже нет сомнений в своих чувствах, они лишь обмениваются иной раз взглядами, но никогда не заговаривают друг с другом. Встречаются они только в официальных местах, на приемах у Сайреса Бикерстафа, во время какой-либо церемонии, на которой именитые граждане Миллиард-Сити не могут не присутствовать, хотя бы из-за своего положения в обществе. Во всех этих случаях Уолтер Танкердон и мисс Ди Коверли ведут себя крайне сдержанно, ибо малейшая неосторожность может вызвать крупные неприятности.
Заранее можно судить о последствиях того необыкновенного события, которое произошло на балу в резиденции губернатора. Люди, склонные к преувеличениям, считали его скандальным, и на следующий день весь город только о нем и говорил. Впрочем, все произошло очень просто. Господин директор управления искусств пригласил мисс Коверли танцевать… но когда началась кадриль, его на месте не оказалось, — о этот коварный Мэнбар!.. Тут же очень кстати подвернулся Уолтер Танкердон, и девушка приняла его в качестве кавалера…
Возможно, пожалуй даже наверное, что после события, столь значительного в светской жизни Миллиард-Сити, с той и другой стороны последовали объяснения. Мистер Танкердон, по-видимому, стал расспрашивать сына, а мистер Коверли — дочь. Но что ответила мисс Ди?.. Что ответил Уолтер?.. Вмешались ли миссис Танкердон и миссис Коверли и чем кончилось это вмешательство? Даже Калистус Мэнбар при всей своей проницательности, при всех своих дипломатических талантах не мог ничего разузнать. На расспросы Фрасколена он вместо ответа только подмигивает правым глазом, что, однако, решительно ничего не означает, поскольку ему ничего не известно. Любопытно, впрочем, отметить, что после того памятного вечера, встречаясь с миссис Коверли и мисс Ди на прогулке, Уолтер почтительно кланяется, а молодая девушка и ее мать отвечают ему на поклон.
Если верить господину директору, это — гигантский шаг вперед, своего рода «прыжок в будущее».
Утром 25 ноября на море произошло событие, не имеющее никакого отношения к делам двух виднейших семей плавучего острова.
На рассвете вахтенные наблюдатели обсерватории отметили появление нескольких крупных военных судов, которые плыли в юго-западном направлении. Корабли шли кильватерной колонной, на должном расстоянии друг от друга. Вероятно, это отряд какой-либо военной эскадры, крейсирующей в Тихом океане.
Коммодор Симкоо предупреждает по телеграфу губернатора, и тот приказывает обменяться салютом с военными кораблями.
Фрасколен, Ивернес и Пэншина поднимаются на башню обсерватории, желая присутствовать при изъявлениях международной вежливости.
Бинокли направлены на корабли, — их всего четыре; находятся они еще на расстоянии пяти-шести миль. Флаги на них не подняты, и нельзя выяснить, к флоту какой державы они принадлежат.
— Ничто не указывает на их национальную принадлежность? — спрашивает Фрасколен у офицера.
— Ничто, — отвечает тот, — но, судя по виду, я сказал бы, что это британские корабли. К тому же в этих местах можно встретить подразделения только английских, французских или американских эскадр. Кто они — станет ясно, когда, они приблизятся на одну-две мили.
Корабли приближаются с умеренной скоростью, и если они не изменят курса, то пройдут всего в нескольких кабельтовых от Стандарт-Айленда.
Зрители уже собрались у батареи Волнореза и с любопытством следят за движением кораблей.
Через час корабли уже менее чем в двух милях от Стандарт-Айленда; это крейсера старого образца, трехмачтовые и по внешнему виду значительно более внушительные, чем новые суда с уменьшенным рангоутом. Из широких труб вырываются дымки, относимые западным ветром далеко к горизонту.
Когда корабли оказываются всего в полутора милях, офицер вполне уверенно говорит, что это британский военно-морской отряд, курсирующий в западной части Тихого океана, где некоторые архипелаги, как, например, Тонга, Самоа, острова Кука, входят в состав британских владений или состоят под британским протекторатом.
Офицер уже готовится поднять флаг Стандарт-Айленда, полотнище с золотым солнцем, которое широко разовьется по ветру. Ждут только, чтобы флагман отряда первым произвел салют.
Проходит минут десять.
— Если это англичане, — замечает Фрасколен, — то они не спешат отдать дань вежливости.
— Чего ты хочешь? — отвечает Пэншина. — У Джона Буля шляпа сидит на голове очень плотно, снять ее — ему не так-то легко.
Офицер пожимает плечами.
— Да, это англичане, — говорит он. — Я знаю их, они не станут салютовать.
Действительно, на мачте головного корабля флаг так и не появился. Суда проходят мимо плавучего острова, как будто его вовсе не существует. Впрочем, по какому праву он существует вообще? По какому праву затрудняет он судоходство в этой части Тихою океана? Почему Англия должна оказывать ему какое-то внимание? Ведь она и раньше протестовала против сооружения огромной машины, которая теперь, рискуя вызвать столкновения, плавает в этих водах и перерезает морские пути.
Отряд удалился, как дурно воспитанный джентльмен, который на тротуарах Риджент-стрит или Стрэнда не желает никого узнавать, и флаг Стандарт-Айленда так и не был поднят.
Легко представить себе, как честят в городе и в портах высокомерную Англию, этот коварный Альбион, этот Карфаген нового времени. Принято решение больше не отвечать на салюты британских судов, если таковые последуют, что, однако, мало вероятно.
— Какая разница по сравнению с нашей эскадрой, когда она пришла на Таити! — вскричал Ивернес.
— Ну, — ответил Фрасколен, — французская учтивость…
— Sostenuto con espressione,[19] — добавил «Его высочество», изящным жестом отбивая такт.
Утром 29 ноября наблюдатели отметили вдали первые высоты острова Кука, расположенные на 20o южной широты и 160o западной долготы. Этот архипелаг, сперва названный Мангаиа, затем именем Херви, получил затем имя Кука, который высадился там в 1770 году. Он состоит из островов Мангаиа, Раротонга, Атиу, Митиеро, Херви, Палмерстон, Хэджмейстер и т. д. Его население, по происхождению маорийское, уменьшилось с двадцати до двенадцати тысяч человек, уже обращенных миссионерами в христианство. Эти островитяне, очень дорожащие своей независимостью, всегда сопротивлялись чужеземным захватчикам. Они все еще считают себя хозяевами на своей земле, хотя понемногу поддаются влиянию, которое оказывает на них «покровительство» (всем отлично известно, что это такое) властей английской Австралии.
