— Но… но…
Чиаго в своем возмущении был готов забыть про икру. Он не хотел подавиться икрой.
— А что мы здесь делаем, Кид? — спросил я. — Почему позволяем нас травить? Никто не пропустил ужина Лусидио. Кроме мертвых, естественно.
— Я всегда приходил из-за еды, а не из-за яда.
— Но приходил.
Самуэл доел свои блины с икрой. Он всегда ел быстрее других.
— Вы знали с самого начала, что это — вознаграждение. Что Лусидио — палач. Только думали, будто ритуал придуман для вас, и вознаграждение — для вас, и грех был вашим. Все умерли, убежденные, что заслужили это.
— Кроме Андре, — поправил я.
— Кого?
— Андре.
Мы забыли об Андре в наших тостах. Андре — случайная жертва. В результате — единственный невиновный в этой истории.
— В любом случае теперь все закончилось, — произнес Чиаго.
— Не закончилось, — возразил Самуэл.
— Закончилось, закончилось. Жизела действует. Она подаст в суд. Я тоже приму меры. Этому безумию конец. Священный палач, вознаграждение… Что за кретинизм? Это называется убийство, дорогие мои. — Чиаго посмотрел на Лусидио, который собирал пустые тарелки, и счел нужным добавить:
— Ничего не имею против тебя лично.
После блинов-закуски появились блины с разными начинками, которые Лусидио расставил по всему столу. Чиаго настоял, чтобы Лусидио сел с нами за стол в доказательство того, что никто не обиделся. В конце концов, если забыть об остальном, Лусидио великий повар, достойный восхищения и уважения. И Чиаго с удовольствием смотрел, как Лусидио вместе с нами пробует все, что приготовил.
Мы ели блины довольно вяло. Среди нас не было любителей этого блюда. Лусидио предложил приготовить еще, но мы отказались. Для Чиаго главным было не выпускать Лусидио из поля зрения дольше чем на секунду. Особенно на кухню.
— Ты уверен, что больше не хочешь? — спросил Лусидио у Чиаго.
— Нет, спасибо.
— Десерт?
Чиаго засомневался:
— Тоже блины?
— Нет, шоколадный торт. Чиаго сглотнул.
— Шоколадный торт?
— Да. Но есть одна загвоздка…
— Какая?
— Хватит только на одного. У меня не было времени…
Шоколадный Кид посмотрел на нас с выражением боли. Что с ним делали?
— Ешь ты, Кид, — вздохнул я.
— Можешь есть, Чиаго, — подтвердил Самуэл. — Я не хочу.
— Но я тоже не хочу! — закричал Чиаго.
— Тогда я съем… — произнес Лусидио, направляясь к кухне.
— Подожди!
Лусидио вернулся. Кид спросил, как он готовит шоколадный торт. Лусидио начал рассказывать. По мере того как Лусидио говорил, Чиаго, казалось, тихо обрушивался, как взрыв, снятый медленной камерой. Когда Лусидио закончил свое описание, Чиаго скрючился над столом, свесив руки и прижавшись лбом к скатерти. Он не поменял позы, чтобы попросить:
— Неси.
Лусидио стоял возле стола, пока обливающийся слезами Шоколадный Кид пожирал торт:
— Кто знает, какая разница между горьким дураком и сладким дураком?
Я уже нашел. Акт первый, сцена четвертая. Самуэл поднялся со стула и встал напротив Лусидио.
— Мы должны договориться об ужине в октябре.
Лусидио тут же ответил:
— Пятнадцатого числа. Самуэл:
— Здесь. Лусидио кивнул:
— Я готовлю.
— Мое любимое блюдо — мясная поджарка, фарофа с яйцом и жареные бананы.
Лусидио в удивлении уставился на него:
— Твое любимое блюдо — кашоле [15] . Самуэл усмехнулся:
— Уже нет.