Соланж Ван Лизбет добавила, что даже не все шимпанзе в этом смысле одинаковы.

– Только бонобос из Конго обладают генами на 99, 3 процента совпадающими с человеческими, что является залогом успеха. На них мы и сосредоточили все наше внимание.

Соланж Ван Лизбет открыла клетку, в которой сидел молодой бонобос. Он доверчиво пошел к ней на руки. Затем подобрался к Лукреции и начал играть ее рыжими волосами.

– Бонобос – обезьяны чрезвычайно умные. Они живут стаями. Конфликты улаживают, играя и занимаясь любовью. Играть они готовы всегда, а это главный признак ума.

Соланж Ван Лизбет протянула обезьянке мяч, но в последний момент спрятала его за спиной. Обезьянка попыталась угадать, в какой руке находится предмет, и испустила серию радостных вздохов, когда сделала верный выбор.

– К несчастью, бонобос вымирают. Найти их можно только в Конго, где местное население считает их мясо деликатесом. Мы пытаемся заставить их размножаться здесь, в неволе. Но проблема в том, что бонобос могут жить лишь на свободе. Они начинают размножаться, только если чувствуют себя комфортно. А чувствуют они себя комфортно, только когда их мозг постоянно стимулируют.

Доктор Ван Лизбет повела журналистов в соседнее помещение. Это был игровой зал. Чтобы выбраться из клеток, снабженных кодовыми замками, обезьяны должны были построить логичную фразу.

– Что значит «логичная фраза»?

– Фраза, в которой есть подлежащее, сказуемое и дополнение. Слова заменяются идеограммами.

Действительно, на кнопках были изображены голова обезьяны, бананы, разные предметы…

В других клетках обезьяны упражнялись с кодовыми замками, чтобы добраться до еды.

– Когда ум бонобос активен, они чувствуют себя хорошо и начинают совокупляться. А если их оставить взаперти, как в зоопарке, они впадают в меланхолию и умирают. В этих клетках у них в какой-то степени есть иллюзия того, что они продолжают эволюционировать.

Большинство бонобос действительно казались очень активными. Некоторые после появления людей перестали играть с замками и принялись так пристально наблюдать за поведением незнакомцев, что это создавало определенный дискомфорт.

– Вы член клуба «Откуда мы?». Вы должны были хорошо знать профессора Аджемьяна, – сказал Исидор Катценберг.

– Да, я его знала, – ответила Соланж Ван Лизбет.

– Даже больше, чем хорошо, – уточнил толстый журналист. – После развода вы даже прожили несколько месяцев вместе.

– Верно, но откуда вы это знаете? Исидор Катценберг улыбнулся.

– Я не знал. Просто предположил. Хирург сделала неопределенный жест.

– Старая история, это было давным-давно. Мы расстались много лет назад, но оставались близкими людьми. Я была потрясена его убийством.

Она запнулась, посмотрела на журналистов так, словно хотела понять, можно ли им доверять.

– Потрясена тем более, – продолжила она после минутной паузы, – что и сама, получив множество писем с угрозами, недавно пережила тревожные события.

– Расскажите, – попросил Исидор самым ласковым голосом.

Это случилось накануне вечером. Соланж Ван Лизбет устраивала шимпанзе бонобос в адаптационной клетке с новым замком, как вдруг появилась большая обезьяна, которую она видела впервые. Она захлопнула дверь клетки, перепутала код замка и скрылась. Соланж была уверена, что животное не принадлежало клинике «Мимозы», где она знала каждого примата. Она долго возилась с замком, перебирая фразы, которые обычно открывали его.

– Может быть, это была не обезьяна, а человек, переодетый обезьяной? – предположила Лукреция.

Доктор не исключала такого варианта. У нее не было времени как следует рассмотреть незнакомого примата, но фразу, которой он закодировал замок, мог родить только развитый разум.

– Какую?

– «Обезьяна любит Человека». И составила ее не я, а шимпанзе бонобос, с которой мы оказались запертыми, – призналась Соланж Ван Лизбет.

Соланж Ван Лизбет подозревала, что авторами неудачной шутки могли быть члены ассоциации противников вивисекции. У нее целый ящик стола был забит листовками типа «Оставьте животных в покое», «Ты на собственной шкуре узнаешь, что они чувствуют», «У людей будет та судьба, которую они уготовили животным».

– Они не понимают, что эксперименты над животными необходимы, чтобы избежать экспериментов над людьми, – сказала доктор.

– Как убежал тот, кто напал на вас? – спросил Исидор Катценберг.

Окно было открыто. Был ли это человек или обезьяна, но он спрыгнул с подоконника и скрылся, прыгая с дерева на дерево, цепляясь за ветки руками…

– Вы уверены, что это не был один из ваших бонобос? – спросила Лукреция.

– Абсолютно. У нас все на месте. И мне кажется, он был крупнее, чем шимпанзе.

Исидор высунулся из окна и осмотрел парк. Дерево, росшее у самой ограды, было очень высоким, нижние его ветки были метра на два выше клумбы, цветы на которой не были примяты.

– Если это человек, то это скорее всего талантливый акробат, – заметил он.

– Акробат? Я об этом не подумала.

Соланж Ван Лизбет сдвинула брови.

– – Акробат? Бывшая жена профессора Аджемьяна, постоянно присутствовавшая на заседаниях клуба «Откуда мы?», работала в цирке.

– Как ее зовут? – спросила Лукреция.

– Софи Элюан. Богатая наследница. Вы, несомненно, читали или слышали рекламу: «Мясные изделия Элюан едят с начала времен». На плакатах был портрет Аджемьяна, по радио звучал его голос. Они заключили контракт: жена финансировала его исследования и раскопки, а он как ученый своим авторитетом гарантировал качество ее продукции.

– Некоторое время назад эта реклама исчезла, – заметила Лукреция.

– Конечно. Они поссорились, развелись, и контракт был расторгнут. К тому же Аджемьян постепенно стал воинствующим вегетарианцем. Представляете радость его жены! Колбасная промышленница замужем за проповедником вегетарианства…

Рыжая журналистка заглянула в блокнот.

– Имени Софи Элюан нет в списке членов клуба «Откуда мы?».

– Она приходила на заседания по приглашению. Она вовсе не ученый. Я уверена, что она была акробаткой и совершенно точно может перелетать с дерева на дерево.

33. С ВЕТКИ НА ВЕТКУ

ОН бросается вперед, перепрыгивая с ветки на ветку. ОН любит размяться так после случки. Но сейчас это не просто прогулка по лесу. ОН участвует в охотничьей экспедиции.

Остальные сильные самцы тоже продвигаются вперед в хорошем темпе, их ноги остаются свободными, а руки, как крючки, цепляются за ветки. Перелетая с ветки на ветку, они движутся гораздо быстрее, чем по земле.

Глаза находят нужную точку, руки – опору, центр тяжести перемещается вперед. Когда они развивают большую скорость, пальцы лишь касаются ветвей, словно лаская их. Ненадолго возникает ощущение полета. Но страх упасть и сломать позвоночник не позволяет потерять бдительность. Достаточно одной подгнившей ветви, и ты можешь свалиться вниз. ОН однажды упал так с высоты, но, к счастью, в последний момент сумел ухватиться за лиану.

Сильные самцы скользят меж ветвей. Это патруль, ищущий дичь. Они не забывают посматривать вниз – нет ли там протеинов на лапках. Ничего особенного не видно. Нет больше ни шакалов, ни гиен, ни кроликов, ни газелей. Вчерашние буря и пожары разогнали всю дичь. Как же накормить самок и детей? Его пустой желудок начинает недовольно ворчать.

О, еда, куда ты спряталась?

ОН подскакивает. Где-то внизу мелькает кролик. Но, прежде чем стая успевает наброситься на него, с неба падает орел и уносит кролика к себе в гнездо. Конкуренция жестока. Сильные самцы разочарованно останавливаются и смотрят друг на друга, балансируя на ветвях.

«Еда», – думают они.

Что не отдали бы они за еду? За возможность вновь испытать чудесное ощущение набитого рта, за возможность жевать.

Тело уже начинает наказывать его болью. ОН знает, что, если быстро не найдет еду, мышцы переполнятся токсинами. Легкие горят. В желудке колики. Кишки сводит.

Еда. Надо найти еду.