Это заняло довольно много времени, в течение которого Эрил Шоу смотрела в пол. Кирк не мог сказать, рассержена ли она тем, что её перехитрили, или же просто стыдится, что её уловка оказалось такой неуклюжей. Несомненно, она хотела скрыть это также и от суда.

– Итак, капитан, вопреки записи в судовом журнале Вы продолжаете утверждать, что когда Вы сбросили гондолу, на корабле уже была объявлена двойная красная тревога?

– Да, мэм.

– И Вы не можете объяснить, почему запись гласит другое?

– Нет, не могу.

– И что в аналогичных обстоятельствах Вы снова сделали бы то же самое?

– Протестую! – сказал Когли. – Обвинитель пытается заставить свидетеля признаться заранее в том, чего он ещё не совершил и, как мы продолжаем утверждать, не совершал в прошлом.

– Всё нормально, Сэм, – сказал Кирк, – я охотно отвечу. Лейтенант Шоу, я обучен командовать. Такая подготовка не развивает красноречия, но она обостряет чувство долга – и усиливает чувство уверенности в себе, чтобы выполнять этот долг.

– С разрешения суда, – сказала Эрил Шоу, – я заявляю, что свидетель уклоняется от ответа.

– Он отвечает на Ваш вопрос, – сказал Стоун, – и имеет полное право объяснять свои ответы. Продолжайте, капитан Кирк.

– Благодарю Вас, сэр. Мы попали в сильнейший ионный шторм. Я капитан корабля. И как капитан корабля я принял решение. Я сделал то, что необходимо было сделать. И из-за этого погиб человек. Но опасность грозила кораблю и всем, кто на нём находился, и не принять этого решения, ждать, колебаться в то время, когда необходимо действовать, было бы, в моём понимании, преступным. Я действовал не из страха или неприязни. Я сделал то, что велит мой долг. И совершенно верно, лейтенант Шоу, в аналогичных обстоятельствах я снова поступил бы так же. В этом заключается долг командира.

Наступила тишина. Её нарушила Эрил, обратившаяся к Стоуну.

– Ваша честь, обвинение не хочет порочить этого человека. Но я вынуждена просить суд просмотреть визуальную запись из компьютерного судового журнала "Энтерпрайза".

– Поставьте запись.

Главный экран засветился и ожил. Когда запись закончилась, Эрил Шоу сказала почти грустно:

– Прошу суд обратить внимание на момент, на котором остановлена запись: на экране ясно видно, что палец обвиняемого нажимает на кнопку сброса. Индикатор состояния на корабле указывает: КРАСНАЯ ТРЕВОГА. Не двойная красная – просто красная. Когда гондола, в которой находился офицер Финни, была сброшена, чрезвычайной ситуации ещё не было.

– Обвинение закончило.

Кирк смотрел на экран, точно громом поражённый. Он только что увидел невозможное.

Пока длился перерыв, Кирк в бессильной ярости мерил шагами отведённую им комнату, а Сэм Когли спокойно листал юридический справочник,

– Я знаю, что я делал! – сказал Кирк. – То, что говорит этот компьютер, совершенно невозможно.

– Компьютеры не лгут, – сказал Когли.

– Сэм, Вы хотите сказать, что я это сделал?

– Я говорю, что Вы могли на какой-то миг потерять контроль над происходящим. При таких нервных перегрузках это вполне возможно. Джим, ещё не поздно изменить своё заявление суду. Я могу сделать так, что Вас не осудят.

– Два дня назад я не усомнился бы в своей способности оценивать ситуацию. Я поставил бы на карту свою жизнь.

– Именно это Вы и сделали. Поставили на карту свою жизнь как профессионала.

– Я знаю, что я сделал! – повторил Кирк, чеканя каждое слово. – Но если Вы хотите выйти их игры…

– Идти некуда, – сказал Когли, – кроме как назад в зал суда через полчаса. И если мы не изменим своего заявления, вердикт суда – заранее принятое решение.

Коммуникатор Кирка ожил, и Кирк открыл его.

– Кирк слушает.

– Капитан, – произнёс голос Спока, – я полностью проверил компьютер.

– Могу сказать, что Вы обнаружили, – отвечал Кирк. – Ничего.

– В Ваших словах звучит горечь.

– Вы совершенно правы. Но эта горечь не настолько велика, чтобы я забыл поблагодарить Вас за Ваши труды.

– Это мой долг, капитан. Дальнейшие указания? – голос Спока почти утратил обычную бесстрастность, но если вулканец и чувствовал беспокойство, облечь его в слова он не умел.

– Никаких. Боюсь, Вам придётся найти себе нового партнёра по шахматам, мистер Спок. Конец связи.

Взяв стопку книг, Когли направился к двери.

– Мне надо посовещаться со Стоуном и Шоу.

– Послушайте, – сказал Кирк. – То, что я Вам тут сейчас наговорил – я немного вышел из себя. Вы сделали всё, что могли.

Когли кивнул и открыл дверь. За дверью, подняв руку, готовясь постучать, стояла Джейм Финни.

– Джейм! – воскликнул Кирк. – Сэм, это дочь Финни.

– Очень приятно, – сказал Когли.

– Мистер Когли, – сказала Джейм, – Вы должны остановить это. Уговорите его изменить своё заявление. Сделайте что-нибудь. Если я могу чем-нибудь помочь, я помогу.

Сэм Когли поглядел на неё несколько ошеломлённо, но сказал лишь:

– Я пытался.

– Слишком поздно, Джейм, – сказал Кирк. – Но спасибо за заботу.

– Не может быть, чтобы было слишком поздно. Мистер Когли, мой отец мёртв. Если Джиму сломают жизнь, мне это отца не вернёт.

– Ваша просьба весьма похвальна, мисс Финни, – сказал Когли. – Но несколько необычна, Вам не кажется? В конце концов, капитана Кирка обвиняют в том, что именно его действия стали причиной смерти Вашего отца.

– Я… – Джейм осеклась. Она вдруг как-то занервничала. – Я просто думала о Джиме.

– Спасибо, Джейм, – сказал Кирк. – Но боюсь, ничего уже не сделать. Тебе лучше уйти.

Когда дверь за ней закрылась, Когли отложил книги.

– Вы хорошо её знаете? – спросил он.

– Я знаю её с тех пор, как она была ребёнком.

– Гм. Возможно, это объясняет её поведение. И всё же странно. Дети обычно не воспринимают смерть родителей так рассудительно.

– Сначала она и не была рассудительной. Она жаждала моей крови. Едва не закатила истерику. Ворвалась в кабинет Стоуна и назвала меня убийцей.

– Почему Вы не рассказали мне этого раньше?

– Просто об этом не заходила речь, – сказал Кирк. – А что, это важно?

– Не знаю, – отвечал Когли задумчиво. – Это – фальшивая нота, вот и всё. Пока что я не вижу, как мы могли бы её использовать.

Стоун ударил в судовой колокол, призывая к тишине. Звук ещё не затих, когда прямо в центре зала материализовались Спок и Маккой – яркий пример виртуозно выполненной точнейшей транспортации. Оба тотчас же направились к Кирку и Когли; адвокат встал, и Спок что-то торопливо зашептал ему.

– Мистер Когли, – резко сказал Стоун, – что означает этот спектакль?

– Прошу прощения, – отозвался Когли, – мы не имели намерения оскорбить суд, но эти офицеры обнаружили ранее неизвестные обстоятельства и не могли найти другого способа вовремя сообщить о них суду.

– Защита уже закончила допрос свидетелей, – заявила Эрил Шоу. – Склонность мистера Когли устраивать театральные эффекты…

– Разве спасти жизнь невиновному человеку – театральный эффект? – Когли обратился к Стоуну. – Сэр, мой подзащитный был лишён одного из важнейших прав на суде – права встретиться лицом к лицу с теми, кто даёт показания против него. Со всеми, Ваша честь. А главный свидетель обвинения – не человек, а информационная система, компьютер.

– Отрывок из компьютерной записи был показан.

– Ваша честь, отрывок из записи – это не машина, сделавшая эту запись. Я прошу перенести заседание суда на борт "Энтерпрайза".

– Возражаю, Ваша честь, – заявила Эрил Шоу. – Он пытается устроить цирк.

– Да! – отвечал Когли. – Именно цирк! А Вы знаете, что такое были первые цирки, лейтенант Шоу? Арены, где люди встречали опасность лицом к лицу и либо побеждали, либо умирали. Это будет настоящий цирк. На этой арене капитан Кирк либо победит, либо умрёт, ибо лишение командования будет для него равносильно смерти. Он имеет право лицом к лицу встретиться со своим обвинителем, и неважно, что этот обвинитель – машина. Отказав ему в этом праве, вы не просто поставите нас на одну доску с машиной – вы поставите машину превыше нас! Я прошу удовлетворить нашу просьбу. В противном случае мне придётся заявить о несправедливости этого суда. Во имя человечности, ставшей незаметной в тени машины, я требую этого. Я требую этого!