Ясно демонстрируемое неуважение к тому, кого он полагал ниже себя было худшим из двух его недостатков, пока подмеченных энсином Хаверти. (Профессиональных недостатков; список личных качеств, которые она в нем ненавидела, рос с каждым днем.) Вторым была склонность игнорировать слабые места в своих планах и полагаться на собственные интеллект и способности — недюжинные, надо признать — чтобы выкрутиться из неприятностей, если они все-таки случатся. Он не терпел подобного подхода в других, а Хаверти достаточно недавно закончила Академию, и ее не могла не возмущать его готовность мирится с этим в себе, но ей приходилось признавать, что пока такой подход срабатывал.
И, как бы ее не раздражал второй его недостаток, он был намного менее разрушительным и деморализующим, чем его привычка устраивать презрительные (и публичные) устные разносы. Вот как тот, что он начал в адрес лейтенанта Хеджеса. Не то, чтобы Новая Тюмень не был хорош в своем деле, нет, во многих отношениях он проявлял высочайшую компетентность. Хаверти уже осознала, что мало кто кроме него мог бы научить ее столькому о внутренних особенностях их общей специализации в Бюро Кораблестроения. Просто он мог быть таким… таким мерзким в своем выборе какие уроки надо преподать и как сделать это.
Энсин поморщилась, глядя на погодный фронт, и нахмурилась. Ночка внизу выдалась бурная, и, судя по всему, погода будет ухудшаться. Ей бы следовало привлечь к этому внимание Новой Тюмени, но сама мысль об этом была ей ненавистна. Он в настоящий момент без сомнения спит, а значит, он начнет с того, что снимет с нее стружку за то, что его побеспокоили. Будет только хуже, если он подумает о том, как он будет выглядеть после утренней дискуссии, учитывая, что погода и в самом деле из «переменной» становится плохой. Безусловно, он обвинит в этом ее, а затем поднимет весь свой несчастный штаб и потребует составления предварительных планов (которые, Хаверти это знала, не существовали пока в природе, несмотря на всего заявления) на случай отмены высадки или изменения ее параметров. И им придется все это сделать в течение пяти-шести часов, чтобы он мог при случае (триумфально) предъявить их людям вроде Харрингтон или Хеджеса.
Она вновь проверила показания приборов. Пока в установленных пределах, отметила она, сверяясь с записанными указаниями Новой Тюмени. «Конечно еще до конца ночи погодные условия подойдут чертовски близко к предельным, но не думаю, что превзойдут их. А даже если и так, то он прямо приказал не беспокоить его, пока условия не выйдут за рамки. Он наверняка скажет что-нибудь гадкое, если я подниму его рано, а погода не станет хуже допустимой для миссии, а если станет…»
Она вновь нахмурилась. Если бы ее начальником была Харрингтон, а не Новая Тюмень, она, может быть, уже бы вызвала ее. Но она работала не на Харрингтон. Она работала на Новую Тюмень и была полностью прикрыта его письменными инструкциями не будить его, пока шторм не достигнет неприемлемой силы. «А если исполнение его собственных приказов выставит его в дурном свете, что ж, это вряд ли моя вина?» — подумала энсин. Она поколебалась еще немного, затем, улыбнувшись удивительно гадко для кого-то ее лет, тщательно записала силу ветра и величину осадков, отметила, что оба параметра были в установленных границах согласно ее приказов, и перешла к исполнению своих прочих обязанностей.
КЕВ «Палаш» кружил по орбите вокруг Грифона в тишине и спокойствии космической пустоты, пока далеко, далеко внизу поздняя гроза завывала в Олимпийской долине и хлестала Афинский курорт ветром, несущимся со скоростью 75 километров в час.
— О-о-о, глянь туда! — возликовала Сьюзан Гибсон когда они с Ранджитом встали в очередь к гравитационным подъемникам, обслуживавшим трассы. — Ну разве это не великолепно ?!
Ранджит громко рассмеялся, она мазнула по нему пляшущим взглядом. Чувства Сьюзан редко перехлестывали через край, но она находила шторм, который выл и стенал над курортом ночью, восхитительным. Ну и Ранджит, в общем-то, тоже. Поселение в поясе астероидов не баловало своих обитателей имитацией погоды, тем более грозы, и он чувствовал, что песне дикой силы ветра вторит его кровь.
Он старался не подавать виду, но Сьюзан не разделяла его намерение не выглядеть деревенщиной из далекой дыры. Сьюзан бродила по зданию, глядя в окна на несомый ветром снег широко раскрытыми от восторга глазами и вовлекала в болтовню всякого, кто имел неосторожность оказаться невдалеке от нее. Кое-что из этого еще бурлило в ней и делало для нее еще более привлекательным зимний ландшафт, столь непохожий ни на что виденное ею на более теплой и солнечной Мантикоре и, тем более, на Единороге-11. Дорожки и тропинки, прорезавшие снег вокруг зданий курорта, волшебным образом исчезли, укрытые более чем метровым слоем свежего снега. Громадные сугробы выросли там, где что-то вставало препятствием на пути ветра. Персонал курорта сказал, что на склоны выпало более восьмидесяти сантиметров свежего снега. Хотя Ранджит твердо предполагал провести ближайший день вместе с Сьюзан на трассе для начинающих, он с нетерпением ждал шанса опробовать свежий снег на более сложных склонах. Но прямо сейчас все это казалось вторичным по сравнению с чистой красотой кристально-ясного утра и почти режущим глаз совершенством белой мантии укутывавшей все вокруг.
— Это великолепно ! — твердо заявила ему Сьюзан в ответ на его смешок и он кивнул.
— Да, — согласился он и обхватил ее левой рукой, балансируя двумя комплектами лыж лежавших на его правом плече. — Будет здорово, — добавил он, а она немедленно кивнула.
Высоко над Олимпийской долиной лежали несчетные тонны свежего снега искрясь белизной под солнечными лучами. Единственным звуком над ними был слабый посвист ветра, закручивавшего смерчики над первозданными вершинами. В горах Аттики всегда было много снега, но в этом году его было больше обычного, несмотря на не по сезону жаркое солнце в последние несколько недель. Перегруженный слой снега лежал на основании, постепенно ослаблявшемся и разрыхлявшемся под действием этого тепла, и никто пока этого не подозревал.
Хонор заняла кресло второго пилота бота №3 и проверила привязные ремни. Ей бы следовало оставаться на борту, но капитан Таммерлан только снисходительно улыбнулся ей в ответ на заявление, что она собирается принять участие в высадке. Она была уверена, что капитан расценил это как ее способ урвать несколько часов полета — он был другом адмирала Курвуазье, наставника Хонор в Академии, и однажды проговорился, что он в курсе ее репутации пилота — но не это было ее настоящим мотивом.
Она поморщилась признавая это самой себе, а в ее ухе мягко раздалось почти-рычание. Она повернула голову и ее беспристрастное деловое выражение лица смягчилось улыбкой, когда Нимиц склонил свою голову к ней со спинки кресла. Древесный кот подождал, пока не уверился, что привлек ее внимание, затем протянул одну из обманчиво тонких передних лап и погладил ее по щеке.
— Все в порядке, паршивец — сказала она ему. Они были в кабине одни, пока не появился назначенный боту рулевой, и она протянула руку, чтобы приласкать его в ответ.
Кот издал короткий звук и помотал головой в знак несогласия с ее заявлением, а ее улыбка стала тоньше. Ей никогда не удавалось обмануть Нимица. Они были вместе уже больше двадцати стандартных лет и она полагалась на реакцию кота-эмпата как на барометр и систему оценки, о существовании которой большинство даже не догадывалось. Но бывали случаи, когда наличие между ними связи становилось недостатком. То есть, нет, не недостатком . Никогда! Но случалось, что их связь приводила к… неудобным последствиям, и этот случай был из их числа, поскольку Нимиц абсолютно точно знал, что она чувствует по отношению к Энтони Агурскому. К сожалению кот также знал и почему она это чувствует… и почему барон Новой Тюмени ненавидит ее в ответ.
