Это звучало так странно по отношению к женщине… Но не по отношению к офицеру, подумал Янаков в отчаянии. Черт, само словосочетание «женщина-офицер» звучало как оксюморон!

Включившийся голографический экран развернулся почти до потолка, и собравшиеся в кучку грейсонцы одобрительно зашептались. Около каждой точки плыли маленькие световые коды: стрелочки обозначали направление, пунктирные линии – векторные проекции курса, цифры и буквы указывали мощность двигателя, ускорение и излучение активных датчиков. Именно так, должно быть, сам Бог видел звезды, с завистью подумал Янаков.

– Как видите, адмирал, – Харрингтон подняла руку, указывая на экран, – так мы прое…

Она прервалась, поскольку коммандер Харрис, начальник оперативного отдела штаба Янакова, встал между ней и экраном, чтобы поближе взглянуть на один из символов. На секунду она задержала руку в воздухе, а потом сжала губы.

– Прошу прощения, коммандер, – сказала она без выражения. – Я собиралась дать пояснения адмиралу Янакову.

Харрис обернулся, и Янакова даже бросило в краску от холодного и презрительного выражения лица подчиненного. Янакову самому-то было трудно привыкнуть к идее, что женщина может быть старшим офицером, но Харрис – он из твердолобых консерваторов. Начотдела открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его, подчиняясь незаметному жесту адмирала. Он еще плотнее сжал губы, но шагнул назад, уступив место Харрингтон, но всей своей позой выражая возмущение.

– Как видите, адмирал, – продолжила она тем же ровным голосом, – мы проецируем предположительную дальность действия орудий для каждого военного корабля. Конечно, показ такого количества деталей для текущего тактического контроля может быть помехой, так что на мостике мы используем экраны поменьше, предотвращая избыток информации. Боевой информационный центр, однако, принимает решение по поводу того, какие угрозы стоит учитывать, и…

Она продолжала говорить, так и не выразив ни малейшего раздражения по поводу оскорбительного поведения Харриса, а Янаков внимательно слушал, в то же время гадая, не следует ли ему отчитать подчиненного. Конечно, потом придется с ним серьезно поговорить наедине, но надо ли что-то сделать сейчас? Выговор унизил бы начальника оперативного отдела перед товарищами, но как мантикорцы среагируют на его бездействие?

Он поднял глаза, неожиданно встретился взглядом с Андреасом Веницелосом, и гнев в глазах мантикорского офицера стал ответом на его вопрос.

– Я знаю, что они отличаются от нас, Бернард, но нам придется с этим смириться. – Бенджамин Мэйхью IX, Протектор планеты Грейсон, срезал еще одну розу, положил ее в корзину, которую держал слуга, и повернулся к своему главнокомандующему флотом, глядя на него сурово и недовольно. – Ты же знал, что у них служат женщины. Ты наверняка предполагал, что рано или поздно нам придется с ними столкнуться.

– Конечно, предполагал!

Адмирал Янаков раздраженно уставился на корзину с цветами, даже не пытаясь скрыть раздражение, поскольку цветочные композиции – не самое мужественное занятие для главы государства. Янаков был одним из немногих, кто не скрывал своих чувств по этому поводу, но он был еще и дальним родственником Протектора Бенджамина и ясно помнил младенца, который оставлял лужи на дворцовых коврах, когда сам Янаков уже служил на флоте.

– Тогда я не вполне понимаю твой пыл. – Повинуясь жесту Мэйхью, слуга отошел в сторону. – Это на тебя не похоже.

– Я не за себя говорю, – сказал Янаков напряженно. – Я сказал только, что моим офицерам это не нравится, и это правда. Я даже слишком мягко сказал, Бен. Им это вот тут застряло, и уже ходят нехорошие слухи по поводу ее профессиональной пригодности.

– Ее профессиональной пригодности? Господи, Бернард, ее же наградили Крестом Мантикоры! – Янаков недоуменно заморгал, и Мэйхью вздохнул. – Пора тебе подучить иностранные награды, кузен. Чтоб ты знал, Крест Мантикоры только чуть-чуть ниже Звезды Грейсона – и его дают только за героизм во время боевых действий.

– Звезды Грейсона? – Янаков только зажмурился, пытаясь переварить эту мысль. Просто невероятно, что такая красивая и молодая…

Он прервал бег своих мыслей. Черт, она была вовсе не так молода, как он все время думал! На самом деле ей сорок три земных года, всего на двенадцать меньше, чем самому Янакову… и все же…

– Ну ладно, храбрости у нее хватает, – пробурчал он. – Но эту медаль она наверняка получила за Василиск, верно? – Протектор кивнул, и Янаков пожал плечами. – Ну, так ее репутация в результате только упадет. – Он покраснел под напряженным взглядом кузена, но упрямо продолжил: – Ты знаешь, что я прав, Бен. Они подумают именно то, что хевы скажут вслух: ее наградили в пропагандистских целях, чтобы скрыть тот факт, что на самом деле она слетела с катушек – может, у нее месячные были – и взорвала невооруженный торговый корабль. – Он заскрежетал зубами от раздражения. – Черт, если им обязательно надо послать сюда женщину, неужели нельзя было выбрать такую, которую не обвиняют в убийствах?

– Что за чушь, Бернард! – Мэйхью повел его через крытую куполом террасу во дворец. За ними шел сохранявший нейтральное выражение лица охранник. – Ты слышал, как на Мантикоре объясняют события на Василиске, и ты не хуже меня знаешь, чего Хевен хочет в этом районе. Кто, по-твоему, говорит правду?

– Мантикора, конечно. Но что думаем ты или я – значения не имеет. Большинство моих людей заранее готовы считать любую женщину-командира потенциальной опасностью, а остальные приходят в ужас от того, что женщина может подвергнуться опасностям боя. А оголтелые консерваторы, вроде Гаррета и компании, вообще управляются только чистыми эмоциями, а не рассудком. Они рассматривают само ее существование как преднамеренное оскорбление нашему образу жизни – и если ты думаешь, что я все это придумал, слышал бы ты мою беседу с начальником оперативного отдела! При нынешних обстоятельствах версия Хевена только укрепляет позиции всех этих групп. И не будь слишком суров к офицерам! Некоторые из твоих гражданских куда хуже, и ты это прекрасно знаешь. Как насчет Джареда, например?

– Старый добрый кузен Джаред. – Мэйхью выразил отвращение и голосом, и миной, потом поднял руки. – Ладно, ты прав, ты прав! А старина Клинкскейлс еще хуже, но он хотя бы не второй в порядке наследования моего титула. – Протектор шлепнулся в мягкое кресло. – Но, Берни, мы не можем спустить этот договор в трубу из-за такой глупости, как культурные предрассудки. Мантикора сделает для нас куда больше, чем Хевен; они ближе, технология у них лучше, и меньше шансов, что они нас в один прекрасный момент проглотят и не подавятся.

– Ну, так скажи это своей делегации на переговорах, – вздохнул Янаков.

– Я и сказал. Но ты же историк, ты знаешь, что за последнее столетие Совет сильно урезал власть Протектора. Прествик – неплохой канцлер, но он вовсе не собирается реставрировать мое прямое правление. Я считаю, что нам нужна более сильная исполнительная власть, чтобы справиться с тем, что скоро начнется. Может быть, я предвзят – из-за своего положения. Суть, однако, в том, что у меня сохранилась только видимость власти. И кой-какой престиж. Поддержку клана Мэйхью в основном обеспечивают консерваторы, а консерваторы считают, что любая помощь извне «угрожает грейсонскому образу жизни», – ты сам это сказал. Пока что я держу в руках Совет, и в Палате у меня, думаю, есть большинство, но это преимущество маленькое, очень маленькое, неустойчивое – и если вооруженные силы не поддержат договор, я это большинство потеряю. Ты просто обязан заставить своих людей взяться за ум, а не хвататься за голову…

– Бен, – медленно сказал Янаков, – я приложу все усилия, но ты, по-моему, не вполне понимаешь, чего просишь. – Мэйхью медленно выпрямился, но адмирал продолжил говорить. – Я знаю тебя с детства, и я всегда знал, что ты умнее меня. Если ты говоришь, что нам нужен союз с Мантикорой, я тебе верю. Но иногда я думаю, что твой дед ошибся, послав тебя и твоего отца учиться на других планетах. О, я все знаю про положительные стороны, но в какой-то момент ты вроде бы перестал чувствовать настроение народа, и это опасно. Бен, ты говоришь о консерваторах в Палате, но большинство из них куда менее консервативно, чем население в целом!