– Где?.. – простонала Пенелопа, массируя виски.

– В хорошо налаженном хозяйстве, чтобы и мясо было, и овощи свои, и молочко. И чтобы рядом всегда на подхвате был кинолог и ветеринар. Еще одну минуту, и вы все поймете. Да вы не стесняйтесь, выпейте чего-нибудь, а то выглядите усталой, я бы тоже не отказался. Воинская часть 2340 в Тверской области имеет на содержании собачий питомник, вы не знали? Есть такой поселок Сюсюки, в двух километрах от него – воинская часть, а в ней – собачий питомник, вот мы и нашли кинолога! – радостно объявил Лотаров, принимая от Пенелопы чашку кофе на фарфоровом блюдце с серебряной ложечкой и двумя кусочками сахара. – А можно еще сахару? – просительно заглянул он в окаменевшее лицо Пенелопы. – Я на такую чашку четыре кладу.

Пенелопа, пошатываясь, принесла сахарницу, поставила на столик возле Лотарова. Намочила водой платок в графине, ушла к своему рабочему столу, откинулась в кресле без сил и закрыла мокрым платком лицо.

– Ничего, вкусный кофе, а я, знаете, всегда помол еще чуть-чуть поджариваю, тогда получается ароматней. Нет, честно говоря, кофе у вас не ахти. Как-нибудь я угощу вас настоящим кофе. А мой знакомый, он раньше летчиком служил, так он вообще перемелет кофе и замочит часа на два в холодной воде, потом сольцы туда немножко…

– Лотаров! – повысила голос Пенелопа. – Даю вам еще пять минут. Если вы после этого не уйдете, придется уйти мне.

– Вот я и думаю, – с готовностью подхватил следователь, – что это за стирка такая у вас дорогая, что это за грязное белье, за которое так хорошо платят? Небось отстреливаете любовников и неверных жен-мужей, а? Такой офис содержать, знаете!.. Вон и пистолетик у вас в столе затаился заряженный. – Лотаров подождал немного, но Пенелопа не пошевелилась, в стол рефлекторно не дернулась, а лица под платком не разглядеть. Вздохнул и продолжил: – Не будем отвлекаться. Я коротенько. Значит, в поселке Сюсюки какому-нибудь отставному леснику вполне выгодно было бы содержать даже таких капризных здоровьем собак, как эти самые пепельные доги. Потому как рядом оказался собачий питомник по разведению служебных собак, а следовательно, и ветеринар, и собачий учитель всегда под рукой. И что вы думаете? Есть такой отставной лесник! Вот у меня и имя его, и фамилия имеются! А у лесника этого в собственности два гектара земли, жена, двое детей и трое наемных работников.

– Две минуты сорок секунд, – напомнила Пенелопа, не взглянув на часы.

– Как это у вас получается? Неужели сидите и секунды считаете? Не отвлекайтесь, Пенелопа Львовна, я уже подошел к главному. Составив список из всей имеющейся у Шеллинга недвижимости, я обнаружил один любопытный адресок. Оставшийся корейцу после развода со второй по счету женой деревенский дом в поселке… Ну? Правильно, поселке Сюсюки Тверской области. Видите, как все просто, Пенелопа Львовна.

– Десять тысяч долларов, – небрежно заметила Пенелопа, сдернув платок с лица.

– Как вы сказали?

– Вы хорошо поработали и можете получить за эту информацию десять тысяч долларов.

– Так много?! – восхитился Лотаров.

– Да. Именно столько обещали братья Мазарини за сведения о местонахождении своей сестры. До свидания, гражданин следователь.

– Минуточку. Я подумал, может, вам будет интересно… Гадамер Шеллинг ни разу не привлекался, но я нашел некоторые документы по делу о пропаже коллекции перед-апартэ, где он проходил свидетелем.

– Какой-какой коллекции?

– Перед-апартэ, а что? Не так сказал? Его предпоследняя жена работала по договору с домом моды, делала коллекцию от кунтюр для…

– Лотаров, перестаньте меня смешить.

– Ладно. Не буду больше. После ее смерти коллекция пропала, а одних только тканей, кружев и бижутерии заказано было на сто шестьдесят тысяч. Рублей, я имею в виду.

– Агей Карпович, уходите, пожалуйста. Я устала от вас.

– Да вы меня не слушаете? А ведь я ваш телефончик прачечной оставил тому самому кунтюру, который все еще ищет свою коллекцию.

– Спасибо. Уходите.

– Кушайте на здоровье, богатейте, а это себе оставьте. – Лотаров достал из портфеля папку, из папки – сосредоточенно сопя – подколотое дело, сдернул скрепку и протянул Пенелопе лист бумаги. – Когда этот дизайнер по изготовлению вечерних платьев позвонит, вы уже будете в курсе дела!

– Какого дела?! – повышает Пенелопа голос.

– Мне кажется, что дорогие платья, сшитые его шестой женой, спер доктор философии Гадамер Шеллинг! – наклоняется и доверительно шепчет в лицо отшатнувшейся Пенелопе Лотаров. – Я все перерыл. Привлечь его не за что. Разве только вы что настираете в своей прачечной по этим платьям. Найдете платья, получите вознаграждение, а я за похищение коллекции задержу Гадамера!

– Это бред какой-то! – разводит Пенелопа руками. – Да зачем его задерживать?! Хватит этому корейцу и без вас проблем, если уж его братья Мазарины ищут!

– Тем самым я собираюсь спасти его от неминуемой смерти. Это мой служебный долг! – торжественно заявляет Лотаров.

– Вы думаете, что братья Мазарины…

Задумчиво посмотрев в лицо Пенелопы, следователь Лотаров засунул в правое ухо указательный палец и напряженно потряс им, ощерившись. Достал палец, осмотрел его, вытер о штанину и, уходя, в дверях поинтересовался:

– А сколько у нас с вами осталось времени до совершеннолетия малышки Алисы?

Пенелопа закрыла глаза.

– Ладно, ладно, ухожу, не падайте в обморок. И знаете что? Вы меня весьма приятно приняли, выслушали и кофием напоили. Теперь я – ваш должник. Обещаю поразить ваше воображение и вкусовые рецепторы.

В четверг кореец приехал еще затемно, незнакомые люди таскали коробки с едой, он сам не спеша обошел дом. Я, затаив дыхание, слушала его шаги в коридоре и на лестнице, но будить Риту не стала. Кореец зашел сначала в комнату Риты, походил там, потом потихоньку открыл дверь в мою комнату и на цыпочках подошел к кровати, на которой мы с Ритой заснули одетыми после подробного ночного обсуждения всех ее и всех моих страхов, напугав друг друга этим обсуждением до полной невозможности уединения.

Я старалась как могла, изображая глубокий утренний сон, но кореец наклонился близко к моему лицу, дохнув перегаром, и шепотом предложил пойти покататься на лошади.

Светало. Незнакомый мне мужчина сидел за рулем его машины, он подвез нас на хутор к леснику и потом ждал, прожигая слабым огоньком сигареты светлеющий густой туман. После нескольких морозных дней и мокрого снега наступила оттепель, с крыш капало, и в полном безветрии приходилось глотать с каждым вздохом и туман с привкусом запахов скотного двора, и дымок из трубы, который тоже не шел в небо, а стелился к земле.

Мне привели пегую кобылку – Маврушку, а кореец сел на темного жеребца. У сарая стоял под навесом мотоцикл, еще я насчитала три автомобиля (без нашего), трактор и телегу, которую, судя по натертостям на шее, возит моя кобылка. Спокойным шагом мы прошли сквозь туман всадниками без голов – я видела только круп его лошади и неясные очертания тела, – пока не поднялись на холм, тогда кореец вдруг проявился весь, и я обнаружила, что его фигура, вся в темном, сливается безупречной посадкой с темным крупом лошади в единый организм.

– Я проведу с вами день, а потом уеду, – объявил кореец. Не поворачиваясь ко мне, он напряженно смотрел куда-то, словно выслеживал в отступающем в низину тумане запрятавшихся там химер. – Ты должна знать, что вы обе в безопасности, пока делаете все правильно. Если со мной что-то случится, если я не вернусь через пять дней, ты откроешь потайную комнату в мансарде, включишь компьютер, подсоединишься к моему центральному офису и уничтожишь данные о семи счетах, которые находятся на отдельном файле. Ты умеешь это делать, я знаю.

– Какую комнату в мансарде? – я подъехала к нему поближе, теперь наши лошади стояли рядом. Стало совсем светло, но солнце, которое подстерегал кореец, так и не смогло пробиться сквозь пелену тумана и только слегка окрасило оранжево-красными размывами горизонт.