– Домой ступай, – сказал Иван.
– Да как же, Иван Трофимыч? Ведь матросом я к вам. Пятьдесят рублей положили мне…
– Двадцатого приходи. Получка у нас двадцатого и пятого каждого месяца.
– Вы позволите, Иван Трофимыч, хоть постираю с вас. Рубашечки, может, бельишко. И товарища вашего.
– Не надо, Паша, спасибо. Ступай домой. Вовке скажи, что жду его к семи, как условились.
Потом их срочно отрядили тянуть плот – «воз», как это именовалось здесь. Многотонная громадина длиною в четверть километра медленно ползла сзади, катерок, задыхаясь, волок ее, дрожа корпусом и глубоко осев кормой. Трос звенел, как струна.
– Сдадим и пообедаем, – сказал Иван. – Пора уж.
Он сидел перед рубкой рядом с бригадиром плотовщиков – рослым, угрюмым мужиком, ехавшим на буксир оформлять акт о сдаче плота. Бригадир всю дорогу радовался, что работа идет без перебоев, и этот плот – уже сверхплановый.
– Премию дадут, Трофимыч. Рубликов, думаю, полтораста. Может, сена раздобуду: лето уже за половину зашло…
Навстречу шел «Быстрый» – катер сплавконторы. Сергей дал отмашку по борту, но «Быстрый» с ходу подошел почти вплотную.
– В два митинг!.. – прокричал в рупор капитан. – У конторы! Понял, Трофимыч?
– Понял, Антон Сергеич! – крикнул Иван, и катер ловко отвалил в сторону.
– Точно, говорили насчет собрания, – подтвердил бригадир. – Ну, Трофимыч, кажись, с тебя причитается…
Сдав плот, они ходко пошли к конторе. Причал был весь забит катерами, и Иван отшвартовался у борта самоходного топлякоподъемника.
– И вас с работы сняли? – удивился он.
– Приказ такой, – ответил капитан подъемника, совсем еще молодой, плавающий самостоятельно первую навигацию.
Через топлякоподъемник к ним пробирался председатель месткома Володька Пронин – в белой рубашке, при галстуке, с папкой.
– Ну, быстренько, быстренько, люди ждут. Значит, повестка такая: я информирую о вашем трудовом подвиге, затем…
– Ох, Володя, не надо!..
– С воспитательной целью…
Тут из рубки вылезла Еленка. Пронин пронзительно глянул на нее.
– Товарищ Лапушкина, вы бы приоделись. Перед народом стоять будете.
– Не пойду я, Иван Трофимыч…
– Живо, живо, товарищ Лапушкина! – крикнул Володька.
Еленка завозилась, переодеваясь, и вышли они на площадь, когда народ уже собрался.
Володя шел впереди, пробираясь к спешно сооруженной трибуне. Люди с готовностью уступали дорогу.
– Здорово, Иван Трофимыч!
– Гляди, Еленка-то, Еленка-то сияет!..
– Трофимыч, магарыч не зажми!..
Вслед за Прониным они поднялись на трибуну, где уже стояли директор Юрий Иванович, парторг Пахомов и Николай Николаевич. Володька прошел к перилам трибуны, на ходу доставая из папки исписанный лист.
Иван не слушал, о чем кричал Володька. Он стоял неуклюже вытянувшись, не зная, куда девать ставшие вдруг ненужными руки. Впопыхах он забыл палку, нога замлела, но он не решался шевельнуться. Он был оторван от своих и мучительно стеснялся и хромой ноги, и небритых щек, и мятых, давно не глаженных брюк.
Володька говорил до того плавно, что никто уже не слушал его. Голубой папиросный дымок вился над толпой, она беспрестанно двигалась, словно переминаясь с ноги на ногу, и приглушенно шумела.
– Вот они, герои затона! – продолжал Пронин уже слегка осевшим голосом. – Капитан Иван Трофимыч Бурлаков, матрос Елена Лапушкина!..
Он громко зааплодировал и предоставил слово директору. Директор достал из кармана бумагу, расправил ее и начал читать строгим, ровным голосом. Шум сразу стих.
– «…В ознаменование трудового подвига, совершенного экипажем, с сего числа присвоить буксирному катеру номер семнадцать личное наименование «Волгарь» и впредь именовать так во всех видах судовых документов…»
Люди захлопали, а молодой голос спросил:
– А зачем так, товарищ Федоров?
Кричал белобрысый капитан топлякоподъемника.
– А как предлагаете? – спросил директор.
– Предлагаю просто: «Иванов катер». Все равно его так везде зовут. Даже в Юрьевце.
– Точно! – весело крикнул еще кто-то.
– Минуточку, товарищи, минуточку! – Пахомов шагнул к перилам.
Возникшее было оживление потухло. Пахомов продолжал:
– Мы знаем, как называют «Семнадцатый» и у нас, на затоне, и на гензапани, и даже на Волге. Только это ведь прозвище, товарищи. Прозвище катера, а не имя. А судно должно иметь имя. Это – высокая честь, товарищи! И лучшего имени, чем «Волгарь», мы не придумаем: специально под капитана подгоняли!
Кто-то неуверенно хохотнул, а Пахомов спросил:
– Как считаешь, Иван Трофимыч?
Вопрос застал Ивана врасплох. Он невольно шагнул вперед, словно из строя, поднял зачем-то руку, опустил и хрипло сказал:
– Вообще-то конечно. Имя хорошее.
– Вот как отвечает настоящий водник, – сказал Пахомов. – Скажи пару слов народу, Иван Трофимыч.
– Я? – растерялся Иван. – Зачем? Да что ты, Павел Петрович.
Пахомов знал: когда Иван говорил вот так тихо и просто – никакая сила не могла его сломить. Поэтому он только вздохнул и повернулся было к Володьке, чтобы тот закрывал митинг, как Сергей неожиданно предложил:
– Разрешите, я скажу. Как, Иван Трофимыч?
– Давай! – почему-то обрадовался Иван. – Пусти его, Петрович. Он – скажет, он все, что надо, скажет.
– От имени экипажа слово предоставляется новому помощнику капитана катера «Волгарь» Сергею Прасолову!
Народ помаленьку уже расходился, но это объявление вызвало интерес: остановились.
– Я работаю, – Сергей посмотрел на часы, – ровно смену. Конечно, от имени экипажа выступать мне, прямо скажем, рановато: кое-кто решит, что к чужой славе примазываюсь. Поэтому я чуть поправлю товарища парторга и честно скажу, что выступаю от своего собственного имени.
Сергей говорил без бумажки, весело и напористо. Шумок сразу стих, улегся.
– Мне выпала большая честь: работать на «Волгаре». Получается, вроде я в лотерею «Москвич» выиграл, только как бы в рассрочку: теперь платить придется.
– Точно, парень! – крикнули из толпы и дружелюбно засмеялись.
– Тогда разрешите сразу же первый взнос сделать! – Сергей помолчал, спрятал улыбку. – Мотались мы сегодня на «Волгаре» с четырех утра, горючего сожгли что положено, а рабочих ездок, прямо скажем, хорошо, если половина была. Почему? Да потому, что за каждым нарядом, за каждым приказом назад надо идти, к диспетчерской…
– Верно! – крикнули из толпы.
– Сказали мне, что в начале навигации все катера были укомплектованы радиопередатчиками. Так?
– Правильно!
– А мы сдаем их! На склад!
– Морока с ними, парень.
– Морока потому, что специалистов нет. Так вот, я – специалист. Я действительную на Северном флоте служил, там и курсы кончил. И теперь предлагаю без отрыва от производства подготовить в каждом экипаже радиста. Дело это нехитрое, много времени не займет…
Первым захлопал Федоров. Толпа подхватила, но Сергей поднял руку.
– Погодите хлопать. Хлопать тогда будем, когда диспетчер нас по радио вызывать начнет!..
Но ему хлопали долго и упорно. Сергей засмеялся, махнул рукой, отошел от перил.
Иван толкнул в бок начальника отдела кадров, шепнул:
– А ты говорил!..
– Дай бог, чтоб ошибся, – осторожно сказал Николай Николаевич.
– Спасибо, товарищ Прасолов. – Директор с чувством жал Сергею руку. – Очень, очень ценное предложение.
Пронин закрыл митинг. Толпа повалила к катерам, запрудив пристань. Взревели моторы.
– Вам выписаны премии в размере половины оклада, – сказал директор, прощаясь, – можете получить в бухгалтерии.
– Спасибо. – Иван вздохнул. – Это, конечно, хорошо, и Никифорову очень нужно…
До конца смены они ходили в именинниках. Каждый встречный катер непременно подваливал к борту, команда поздравляла, шутила: Иванов катер был популярен. А белобрысый Вася – капитан топлякоподъемника – привез восемь отборных лещей.
– От нас в подарок. Принимай, Еленка.
