Габар старался не смотреть на парня в сером; он уже все понял, но мысленно цеплялся за малейшую возможность благополучного исхода. Это не парень. То есть вообще не человек, не живой. Это киборг, на мгновение повисший над ним тогда, в тоннеле. В зале он почти сразу узнал эйджи в серо-голубом, безупречно сидящем костюме; холеные руки непринужденно и небрежно сложены на коленях, бесстрастное лицо. Хозяин флаера, который он взломал. Хиллари Хармон.
Парень в сером медленно прошелся вдоль ряда стоящих яунджи — южан, северян, высоких, низких, белых, серых, коричневых — и уверенно показал на Габара.
— Этот.
— Отметьте в протоколе, номер 7, — раздался где-то сбоку голос секретаря.
Конкурсантов увели за кулисы. Опять голоса, гомон, сборы. Девушка в форме снова зачитывает список. Мелкие южане переговариваются на яунгале и, собравшись стайкой, уходят.
— Спасибо, вы больше не нужны.
Габара заводят в кабинку, дают сумку, раскрывают ее — это его одежда, из дома.
— Переоденься, пожалуйста.
Габар механически снимает одну одежду, надевает новую. Костюм. Он в нем ходил на школьную презентацию. Он ему очень нравился, ведь только в костюме чувствуешь себя по-настоящему взрослым. Взрослые принимают тебя в свой мир и общаются на равных. Впервые костюм Габар надел на посвящение в мужчины. Это было полгода назад.
Девушка сверяет номера, прикалывает номер на лацкан пиджака Габара. Новый тур. На этот раз все претенденты — северяне, тьянги, все с серой и куньей шерстью, но разного роста и возраста. Выстроились, пошли, развернулись.
Все тот же парень в сером. Теперь ему предстоит задача потруднее — выбрать тьянгу из тьянг. Парень идет неторопливо, вглядывается внимательней, иногда поворачивается на пройденных. Габар теперь более чем уверен — это тот, летун из тоннеля, убийца Дымки. Только он видел его, Габара, так близко, только он может его опознать. Хоть бы он ошибся. Люди часто путают тьянг, не могут запомнить лиц. Но серый неумолим, он вновь поднимает руку и показывает на Габара:
— Этот.
— Запишите в протокол…
До чего же несправедлив этот мир; слезы подкатывают к глазам, и Габар еле сдерживается. Крепись, воин.
Вновь переодевание. Яунджи в комнате за кулисами стало заметно меньше. Девушка зачитывает последний список, новый значок крепят на грудь Габара. Последний тур — выборы короля.
— Ты распрямись, — слышит Габар шепот за спиной, — станешь повыше. Голову подними — тени сместятся, глаза не будут блестеть. Смотри прямо перед собой.
— Спасибо, — одними губами отвечает Габар.
Последний выход. Все тьянги, все желто-куньи, все одного роста и возраста.
Киборг в сером уверенно идет по сцене, замедляет шаги, еще, еще. Тот, в зале, даже позу не изменил. Габар начинает его ненавидеть. Зачем, зачем он поверил в этот фильм?!! Дурацкая приманка! Его обманули, взяли на слова, свой психолог и выманил. Сдал, южняк, подлюга. Южане терпеть не могут северян. Другая раса, щетки половые. Габар зол, он стоит прямо, приподняв подбородок, сжав губы.
Киборг-убийца останавливается напротив, внимательно всматривается и… проходит мимо, дальше. Габар переводит дыхание. Серый громила поворачивается и вновь направляется к нему, лицо его по-прежнему спокойно. В зале заметно оживление:
— Опознание лица наиболее сложно…
— Но самое достоверное. Если он ошибется сейчас, результаты двух первых серий можно поставить под сомнение…
— У него еще есть время…
«Сейчас пари ставить начнут», — как-то отвлеченно подумал Габар. Тот, в зале, сидит как статуя, не поворачивает головы, не разговаривает с соседями — просто смотрит.
Киборг уже пятый раз проходит мимо… Секунды бегут. Он доходит до конца, останавливается, бросает еще один взгляд — и негромко, но твердо говорит:
— Номер тридцать два.
В зале раздаются возгласы удивления; говорят что-то в полный голос; слышится:
— Занесите в протокол, номер…
— Не расходитесь, пожалуйста.
Хиллари Хармон улыбается. Доволен.
Габар опускает голову, чтобы впервые посмотреть на значок на своей груди.
№ 32.
Да здравствует король!
* * *
Исчезни вдруг из Города все люди — он все равно остался бы самим собой. Многое продолжало бы действовать — водоснабжение, канализация, системы связи, даже уборка некоторых улиц — и работало бы долго, до износа и отключения энергии. Но и замерший, Город стоял бы веками — он слишком глубоко врос в грунт, он пустил корни в скальную основу, он выморил и вытравил в захваченном пространстве все живое, он стал таким громадным, что люди вынуждены были рабски служить ему, заботливо ухаживать за его кровеносными сосудами и нервами, прочищать ему кишки, обогревать и обустраивать дыры и норы Города, в которых они жили, и только ради того, чтобы самодовлеющее тело Города их не отторгло. Уже поздно было говорить ему — «Это мы тебя построили, чудовище!»; он равнодушно терпел их в себе, но они были ему безразличны. Что для него чья-то жизнь или смерть, что ему слитный шорох сигналов в сетях? Он был почти вечным — и, быть может, завидовал лишь небу над своими крышами.
Что происходит в Городе? Никто не знает. Новости — это шипучая недолговечная пена над уходящими вниз, к темному дну улиц, этажами, это молнии коротких замыканий в напряженной, наэлектризованной алчностью, недоверием и страхом толпе людей. Даже Дорану неизвестно, что творится в ячеистой толще между крышами и подземельями. Можно лишь смутно подозревать, что эта губка насыщена маньяками и извращенцами, бездельниками и мошенниками, убийцами и сумасшедшими. Нормальный человек туда и не заглядывает, он ходит проверенными тропами и не заводит новых знакомств. Но Доран по должности обязан проникать куда не надо. Вот, он заходит в некий скучный с виду дом в дрянном квартале; он поднимается на пятый этаж, как было условлено. Он звонит. Дверь открыта. Интересно…
Бригада ждет на улице его звонка по трэку — а с противоположной стороны дома от окон пятого этажа отделяется и улетает монтажная платформа; на борту платформы двое мужчин в ремонтных комбинезонах уминают в короб что-то продолговатое, размером с человека, а третий стоит у маленького пульта, он пилотирует тихоходную летучку. Все эти трое — в очках и респираторах; должно быть, маляры. Что они тут делали, что увозят — непонятно. Город — это сплошная тайна. Может быть, лишь Доран в курсе этих событий… Подождем, когда он выступит в «NOW» и расскажет нам.
Тысячи людей ходят и ездят везде; чем они занимаются — загадка. Вот двое парней — один гривастый, другой снулый — в обществе дерзкой косатой девчонки в очках долго едут по скоростной линии «Восток—Запад», сходят на станции у кордона на Пепелище — зачем? Приличные люди со свистом минуют Новые Руины, даже не глядя в окна вагонов… но этих не смущают даже настораживающие плакаты: «ВНИМАНИЕ! ВСЯ ТЕРРИТОРИЯ ЗА КОРДОНОМ ПАТРУЛИРУЕТСЯ С ВОЗДУХА! НАЗЕМНЫЕ ПАТРУЛИ ТОЛЬКО НА ЦЕНТРАЛЬНЫХ УЛИЦАХ! ПРИ УГРОЗЕ НАСИЛИЕМ ПОЛИЦИЯ СТРЕЛЯЕТ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ!» Они вообще отчаянные — ночевали на нелегальной вписке (снулый их туда привел), а теперь лезут по нагромождениям камней и плит в самые-рассамые руины.
Под стеной — все, что осталось от рухнувшего дома, — они делают привал; снулый парень должен отдышаться, он — проводник. Пришли? Ага, пришли. Это здесь. Невидимый с дороги, закрытый развалинами, полузасыпанный обломками, отмытый дождями и облупившийся от солнца, торчит корпус «харикэна». Оружие с консолей снято, кабины нет. Снулый, странно улыбаясь, забирается внутрь, возится, щелкает. В «харикэне» раздается низкое, тихое гудение… Девчонка с косой и парень в форской куртке переглядываются и подмигивают друг другу.
Можно подумать, что сокровище нашли.
Доран — бригада уже начала недоумевать и тревожиться по поводу его молчания — утром наделал немало шума. Уже через полчаса в «двойке», регионы 997, 998, 999 и 1000, началась буря. Час работы в Сети стоит пол-арги — такие деньги есть на кармане даже у ребят без машин, что ходят в ближайший комп-холл.
