– Все в порядке.
Тут лицо Хэса внезапно помрачнело, и он повернулся к Маркхэму:
– Скверное это дело, сэр. Какого черта они выбрали Канарейку для своей грязной работы? На Бродвее полно всяких Дженни, которые могли бы улетучиться со сцены и не вызвать ни минуты переполоха по этому поводу, но они должны были обязательно пристукнуть царицу Савскую.
В то время как он говорил, Уильям М. Моран, старший офицер из бюро розыска, вошел в маленькую переднюю и пожал всем руки. Хотя он встречался со мной и с Вэнсом всего один раз, да и то случайно, он помнил нас обоих и учтиво обратился к нам по именам.
– Очень хорошо, что вы приехали, – сказал он Маркхэму своим мягким, хорошо поставленным голосом. – Сержант Хэс даст вам предварительную информацию, какую вы сочтете необходимым услышать. Я сам еще блуждаю в потемках: я только что сюда прибыл.
– Много же я вам могу сообщить, – проворчал Хэс, провожая нас в гостиную.
Квартира Маргарет Оделл состояла из двух довольно больших комнат, соединявшихся широкой дверью с аркой, завешанной тяжелыми дамасскими портьерами. Дверь из главного холла вела в маленькую переднюю длиной около восьми футов и шириной около четырех, с двойными дверями венецианского стекла, открывавшимися в большую гостиную. Другого входа в квартиру не было, и в спальню можно было пройти только через арку из гостиной.
В гостиной стояла большая тахта, покрытая куском парчи и повернутая к камину, а за ней узкий длинный стол из розового дерева с инкрустацией. На противоположной стене, между передней и дверью в спальню, висело огромное зеркало в стиле Марии-Антуанетты, под которым стоял столик из красного дерева на гнутых ножках. За аркой возле большого окна помещался стенвеевский рояль, прекрасно отделанный орнаментом эпохи Людовика XV. В углу направо от камина стояли письменный столик на витых ножках и корзина для бумаг. Налево от камина стояло прелестнейшее булевское бюро, какое я только когда-нибудь видел. Несколько прекрасных репродукций Буше, Фрагонара и Ватто висело на стенах. В спальне находился комод, туалетный стол и несколько позолоченных стульев. Вся квартира, казалось, соответствовала беспечному и легкомысленному существу, каким была Канарейка.
Когда мы вошли из передней в гостиную и огляделись, нашим глазам предстало зрелище ужасного разгрома. Казалось, кто-то в безумной спешке перевернул всю квартиру вверх дном.
– Не очень-то чисто они обделали это дело, – сказал инспектор Моран.
– Надо сказать спасибо, что они не воспользовались динамитом, – едко сказал Хэс.
Но не общий беспорядок приковал к себе наше внимание. Как только мы вошли, наши взгляды сейчас же притянуло тело девушки, которое находилось в неестественном полулежачем положении в углу тахты, ближайшем к нам. Ее голова была как бы силой запрокинута назад, а распустившиеся волосы спадали на обнаженное плечо застывшим водопадом расплавленного золота. Черты ее лица были сильно искажены, а само лицо совершенно потеряло окраску, глаза смотрели прямо перед собой мертвым взглядом, рот был открыт, губы втянуты внутрь. На шее по обеим сторонам горлового хряща виднелись ужасные темные синяки. Она была одета в легкое вечернее платье из черных кружев на кремовом шифоновом чехле, а через валик тахты была перекинута вечерняя накидка, отделанная горностаем.
Было очевидно, что она тщательно боролась с тем, кто ее задушил. Кроме ее растрепанных волос об этом говорили полуоторванный рукав платья и разорванное на груди великолепное кружево. Маленький корсаж из искусственных орхидей оторвался от лифа и смятый лежал у нее на коленях. Одна атласная туфелька соскочила с ноги, а ее правое колено было повернуто внутрь, как будто она хотела, опираясь на тахту, вырваться из рук убийцы, сжимающих ее горло. Пальцы рук были скрючены и оставались так, без сомнения, с момента смерти.
Из оцепенения ужаса, в который привел нас вид этого тела, вывел деловитый голос Хэса.
– Понимаете, мистер Маркхэм, она явно сидела в углу этой кушетки, когда кто-то внезапно схватил ее сзади.
Маркхэм кивнул.
– Надо было быть очень сильным человеком, чтобы задушить ее так легко.
– Это верно, – согласился Хэс.
Он нагнулся и показал на пальцы девушки, покрытые ссадинами.
– Они и кольца содрали с нее, притом очень неосторожно. – Затем он показал на разорванную платиновую цепочку, усеянную крошечными жемчужинками, которая свисала с ее плеча. – И сорвали что-то у нее с шеи, разорвав при этом цепочку. Они ничего не пропустили и времени даром не теряли. Благородная джентльменская работа. Чисто и красиво.
– Где медицинский эксперт? – спросил Маркхэм.
– Сейчас придет, – сообщил ему Хэс. – Дока Доремуса невозможно никуда вытащить, пока он не позавтракает.
– Он может обнаружить что-нибудь еще, чего не видим мы.
– Для меня с избытком достаточно того, что я вижу, – заявил Хэс. – Вы только взгляните на эту квартиру. Здесь не было бы хуже после канзасского циклона.
Мы отвернулись от угнетающего зрелища мертвой девушки и двинулись на середину комнаты.
– Пожалуйста, не дотрагивайтесь ни до чего, мистер Маркхэм, – предупредил Хэс, – я послал за экспертами по отпечаткам пальцев, они будут с минуты на минуту.
Вэнс взглянул на него с насмешливо преувеличенным изумлением:
– Отпечатки пальцев! Не хотите ли вы сказать… Как, в самом деле? Восхитительно! Нет, вы только вообразите себе простачка, оставившего здесь отпечатки пальцев, чтобы их могли обнаружить.
– Не все мошенники умны, мистер Вэнс, – воинственно возразил Хэс.
– О господи, конечно, нет. Иначе они никогда не попадали бы за решетку. Но помимо всего прочего, сержант, даже настоящие отпечатки пальцев могут означать, что тот, кто их оставил, болтался здесь без злого умысла в то или иное время.
– Может быть, и так, – неохотно уступил Хэс. – Но должен вам сказать, что если я найду хорошие отпечатки пальцев, то нелегко будет выпутаться той птичке, которая их оставила.
Вэнса, казалось, потрясло это:
– Вы положительно пугаете меня, сержант. Отныне я делаю рукавицы непременной принадлежностью моего туалета. Я, знаете ли, всегда хватаюсь за мебель, и за чайные чашки, и за всякие безделушки в гостях.
В этом месте Маркхэм перебил его и предложил осмотреть комнату до прибытия медицинского эксперта.
– Они ничего не прибавили к обычному методу, – заявил Хэс. – Убили девушку и оставили все на виду.
Обе комнаты были совершенно разгромлены. Одежда и разные вещи были разбросаны по полу. Дверцы обоих шкафов были (в каждой комнате было по шкафу) распахнуты, их, судя по хаосу в шкафу спальни, торопливо осматривали, но шкаф в гостиной, в котором хранились вещи не первой необходимости, казалось, был не тронут. Содержимое ящиков туалетного стола и комода было частью вывалено на пол, белье с постели стянуто и матрас перевернут. Два стула и маленький столик были перевернуты, несколько ваз разбито, как будто в них что-то искали, а потом швырнули на пол в гневном разочаровании. Разбито было и зеркало Марии-Антуанетты. Ящики письменного стола были пусты, а их содержимое валялось беспорядочной грудой на полу. Дверцы булевского бюро широко распахнуты, и внутри его все было в страшном беспорядке. Бронзовая с фарфоровой отделкой лампа, стоявшая на краю стола из розового дерева, была опрокинута и лежала на столе, а ее атласный абажур разорван об острый край серебряной бонбоньерки.
Два предмета среди общего беспорядка привлекли к себе мое внимание – черная металлическая шкатулка для хранения документов, канцелярских принадлежностей, какую можно купить в любом магазине, и большой ларчик для драгоценностей из тонкой стали, с круглым вставным замком. Последнему из этих предметов суждено сыграть роковую роль в дальнейшем расследовании.
Шкатулка для документов, совершенно пустая, находилась на столе с опрокинутой лампой. Ее крышка была откинута, ключ торчал в замке.
Среди полного беспорядка, царившего в комнате, один этот предмет указывал на спокойные и неторопливые по отношению к нему действия погромщика. Ларец для драгоценностей, наоборот, был безжалостно исковеркан. Он лежал на туалетном столе в спальне, потерявший всякую форму, взломанный со страшным усилием при помощи какого-то рычага, и рядом с ним валялась железная кочерга с медной ручкой, которую, очевидно, принесли из гостиной и использовали в качестве отмычки.
