В конце концов, во главе Югославии тогда стояли хорваты, и они в своем большинстве были так или иначе связаны с Хорватией. Хорват Стипе Месич был председателем президиума Югославии, попросту говоря, президентом Югославии, и он практически парализовал деятельность составленного из представителей республик президиума на весь 1991 год, а затем переехал в Хорватию, сказав, что «я свою задачу выполнил — Югославии больше нет». Стипе Месич поддерживался югославским премьер-министром, хорватом Анте Марковичем и шефом югославской госбезопасности, хорватом Здравко Мустачем, так же отправившимися вскоре в Хорватию. Все эти люди в Югославии получили настолько большую власть, какую они никогда не достигли бы где бы то ни было еще, и поэтому их действия одним лишь властолюбием нельзя объяснить. Командование же ЮНА показало неспособность ведения войны, не желая брать ответственность за судьбу своего государства. Ее генералы имели не просто полное преимущество над противником, но и фактически власть в государстве, после развала политического аппарата. Они постоянно требовали всеобщей мобилизации, хотя и с имевшимися силами могли разгромить куда слабее вооруженного противника. Генеральный штаб постоянно оперировал цифрой «трехсоттысячные вооруженные силы Хорватии», хотя она их столько не имела и в августе 1995, в пике своей мощи. Совершенно серьезно утверждалось в военной прессе ЮНА о наличии новейших истребителей «Торнадо» и «МиГ-29» у хорватов, а после войны обнаружилось что те располагают всего максимум полусотней устаревших «Галебов» и «МиГ-21», а преувеличиваемая роль иностранных спецслужб свелась к контрабанде всего пары десятков «МиГ-21». В конце концов, не эти спецслужбы, и не «усташская» эмиграция, а именно ЮНА вооружила хорватские войска, оставив им до двух третей своих запасов оружия в Хорватии. Намеченная цель по пересечению Славонии по направлению Окучаны-Пакрац-Дарувар с выходом к венгерской границе и соединением в Осиеке с войсками сгрупированными в районе Вуковара не только не было выполненно, но еще была сдана часть Западной Славонии. По направлению к Карловцу войска, также вопреки плану, не пошли, хотя от занятой сербами Глины до инженерного центра ЮНА в Карловце было всего пару десятков километров. В Далмации планы по занятию Задара, Сплита и Шибеника оказались празднословием. Войска Книнского корпуса, стоявшие на окраине Задара, в него так и не вошли, а дислоцированный в нем учебный артиллерийский центр был эвакуирован. Военно-морской центр в Сплите едва был эвакуирован силами ВМФ, могшими самостоятельно занять весь город, и соседняя военноморская база Лора была во многом спасена благодаря всего одной роте черногорских добровольцев переброшенных туда по морю в конце августа 1992. Военно-морская база же в Шибенике была просто сдана, притом с согласия большинства тамошних офицеров. Еще один планируемый удар ЮНА по направлению из Мостара на Плоче закончился в Мостаре артилерийскими обстрелами города,а заодно и массовыми грабежами. В это время едва не была захвачена казарма ЮНА в близлежащем Чаплине и лишь благодаря вертолетному десанту проведенному силами 63 парашютной и 97 авиационной бригад казарма была эвакуирована. Неудивительно, что в войсках к высшему, а часто и среднему офицерскому корпусу росло недоверие.
С другой стороны, политика сербской стороны была непродумана.Само понятие «сербская сторона» здесь относительно. Югославия до ее распада была достаточно крепким государством, и когда она распалась, естественно не без помощи извне, то многие люди в госаппарате оказались в недоумении — куда же им податься. Югославская, условно выражаясь, «патриотическая» линия оказалась подорванной массовым выходом остальных (кроме Сербии и Черногории) республик, что было поддержанно большинством «главных» народов. Вместе с тем, в Сербии Слободан Милошевич со своей группой сумел прийти к власти. «Председничество» Югославии не было ему достойным противником, а тем самым и «югославский» державный патриотизм. Последней опорой этого патриотизма стала ЮНА, и соответственно, новая власть Сербии стала ее противником. Уже создание СПС (социалистичкой партии Србии — социалистичесой партии Сербии) Милошевичем было воспринято со стороны ЮНА как недружественный шаг, и можно заметить, не без основания. Однако с началом войны ЮНА было некуда деваться, и поэтому ее противостояние с властью Сербии перешло на более незаметный уровень. Этот уровень означал невидимую для общественности, но весьма ощутимую на фронте «войну» КОСа (контробавештайна служба — контрразведка) ЮНА и ДБ (державна безбедност — госбезопасность) Сербии. Эти спецслужбы подчининили себе остальные — КОС подчинил ВОС (войнообавештайна служба — военная разведка), а ДБ — разведку Министерства иностранных дел. Эти две спецслужбы и были действительными силами внутриполитической борьбы шедшей в Сербии и со временем, с ходом войны они росли в силе. Очевидно что в военных условиях власть в обществе переходит к военным людям. Войны вроде югославской послужили благодатной почвой для роста могущества спецслужб потому, что их исход решался не столько в сражениях, сколько в различных «коридорных интригах» как на внутригосударственном,так и на международном уровне. Тут прежде всего требовались умение интриговать столь развитое в структурах спецслужб, особенно соцармий, а умение командовать войсками не было столь уж необходимым. Со временем подчинив своему влиянию политические, финансовые и уголовные центры мощи спецслужбы стали наиважным фактором политической жизни и по сути вышли из-под всякого официального контроля. Следуя противоречивым идеологиям они глубоко завязли в политической, а затем и в экономической борьбе, и даже местный организованный криминал и его «мафиозные разборки» были тесно связаны с действиями спецслужб. Разумеется, не одни КОС и ДБ тут действовали, и велика была роль их же коллег из других республик, положение в которых было в определенной мере схожим с положением в Сербии. К тому же ДБ и все МВД Черногории со временем отделились от Белграда, не желая делиться прибылями торговли, в первую очередь нелегальной, с Албанией и Италией буйно расцветшей во время санкций и войны под прикрытием как раз спецслужб. Еще более важную, но менее заметную играли различные иностранные спецслужбы, прежде всего Германии, США, Италии, Израиля, Саудовской Аравии, Ирана, России и ряда других стран, а также и некоторых движений. Тяжело тут составить общую картину, но стоит обратить внимание на один парадоксальный казалось бы факт. Нет смысла доказывать важную роль спецслужб Германии в действиях Хорватии и Словении, но ведь не менее важную роль играла Греция, и соответственно ее спецслужбы в действиях Сербии. Не стоит забывать что покупка Италией акции Телекома, сети мобильной телефонной связи, вывело Сербию из больших долгов после войны 1991-1995, хотя после падения Милошевича та сделка была признана в Италии незаконной и она с большими убытками для себя продала эти акции новой «демократической» власти Сербии. Между тем и Германия и Италия и Греция являлись членами Евросообщества и действия как их политиков так и спецслужб довольно жестко координировались из Брюсселя. Сохранение Югославии тут никому не было выгодно и ЮНА была в любом случае обречена. Даже ее главный союзник, руководство Сербии, практически открыто заявляло о бессмыслености борьбы за Словению и большей части Хорватии, свое внимание обратив лишь на «сербские"общины Хорватии. Тем самым вся остальная Хорватия, в которой большинство населения, как и во всякой иной цивилизованной стране было законопослушно и патриотично, отдавалась под власть Туджмана и его ХДЗ, созданных опять-таки функционерами тамошнего партаппарата. Тем самым развал государства стал необратимым. Само по себе создание „Великой Сербии“, пропагандировавшейся различными сербскими национальными кругами, в особенности радикалами, возможно и имело бы перспективу в иных условиях, но в тех так и осталось пропагандистским лозунгом. На деле „Великая Сербия“ обернулась потерей такого количества сербских земель, какое сербы и при турках не потеряли за столь короткое время. Многие офицеры разочарованные бюрократизмом царившем в ЮНА с началом „национальной“ войны обнаружили, что методы мало изменились, а именно методы и определяли характер войны. Впрочем сербский народ оказался достойным таких методов, и в его среде так до конца войны и не возникло серьезной опозиции готовой предложить новый курс не на словах, а на деле. Все формально оппозиционные группы фактически были частью все того же партаппарата. Эти группы апеллировали не к „духу“,а к „животу“ людей, получая этим популярность в практически полностью материалистическом обществе. В этом обществе воинский подвиг, вещь прежде всего духовная, оказался глупостью, а суета ради денег, престижа и развлечений стала идеалом и тем самым интриганство, обман, трусость и предательство стали обычной вещью в этой войне, и первую очередь на сербской стороне. Поэтому нет смысла удивлятся той легкости с которой эта сторона поддавалась манипуляциям различных центров мощи. Аморальность на войне наказуема, и не случайно, что и в наиразвращенных периодах античности одним из главных требований к воину была честность по отношению к своим товарищам и командирам. Как писал Геродот об обычаях древних персов, что главные требования к воспитанию их детей заключались в „умении натягивании лук и говорить правду“. Очевидно, что в новом „цивилизованном“ обществе такие требования стали не только предрассудками но и уголовно наказуемыми деяниями.