— А вот и мамуля, — заметил Стэн.

Дортмундер вновь выглянул в окно и увидел зеленый «плимут френзи» с белыми шашечками и надписью «Городской таксомотор» на борту, остановившийся у обочины напротив дома. Из-за руля вылезла мамуля Стэна, одетая в свой рабочий костюм — кожаную кепку, куртку на «молнии» поверх фланелевой рубашки, хлопчатобумажные брюки и туфли. Ее движения были исполнены непривычной плавности и спокойствия. Мамуля аккуратно прикрыла дверцу, вместо того чтобы хлопнуть ею изо всех сил, и направилась к дому неторопливой походкой, не растопыривая локтей и не задирая подбородка.

— Черт побери, — оторопело пробормотал Стэн. — Что это случилось со старушкой?

— Она перестала напрягаться, — сказала Мэй.

Так оно и было. Войдя в дом, мамуля не грохнула дверью, не пнула ее ногой и даже не стала орать и вопить. Она повесила куртку и кепку на крючок и вплыла в гостиную.

— Добрый день, Стэнли, — сказала она мягким голосом. — Я так рада, что ты приехал. Как ты себя чувствуешь, Джон?

— Словно утопленник.

— Вот и славно. — Мамуля пересекла гостиную и подставила сыну щеку для поцелуя. Ошеломленный Стэн подчинился, и мамуля окинула его критическим, но снисходительным взглядом. — Ты уже обедал? — спросила она.

— Ну да, конечно, — ответил тот, пожимая плечами. — Как всегда. Ты сама знаешь.

— Ты не задержишься у нас?

— Э-ээ... — произнес Дортмундер, прочищая горло. — Мы, собственно, приехали затем, чтобы увезти вас отсюда.

Мамуля обратила к нему нахмуренное лицо.

— Куда увезти? В город? — осведомилась она голосом, в котором послышалась нотка былой сварливости. — В Нью-Йорк со всеми его гавайскими бродягами и прочей нечистью?

— Именно туда, — подтвердил Дортмундер.

Мамуля приставила к его носу корявый палец.

— А знаешь ли ты, — спросила она с дрожью в голосе, — что делают местные жители, когда ты включаешь сигнал поворота?

— Не знаю, — ответил Дортмундер.

— Они уступают тебе дорогу, чтобы ты мог свернуть!

— Очень мило с их стороны, — сказал Дортмундер.

Мамуля уперла ноги в пол, а кулаки в бока и, выпятив челюсть в сторону Дортмундера, осведомилась:

— А что может предложить взамен Нью-Йорк?

— Да хотя бы то, что его не затопят.

Мамуля медленно, многозначительно кивнула.

— А вот уж это — твоя забота, Джон, — сказала она.

В ответ Дортмундер лишь вздохнул.

Мэй, которая с тревогой наблюдала за ним в течение всего разговора, вскочила и спросила:

— Вы, наверное, очень устали с дороги?

— Уж кто-кто, а я вконец измотан, — признался Стэн.

— У меня заварен чай, — сказала Мэй и направилась к двери.

— Чай?! — в один голос воскликнули Дортмундер и Стэн.

Мэй остановилась в дверях и, оглянувшись, удивленно вскинула брови.

— Честно говоря, я только и думал о том, как бы мне хлебнуть пивка, — робко произнес Стэн.

В ответ женщины покачали головами. Наконец мамуля сказала:

— Тебе нельзя пить пиво, если ты собираешься сегодня садиться за руль.

— Но я-то не собираюсь, — заметил Дортмундер.

Стэн бросил на него недружелюбный взгляд, и в этот миг в разговор вмешалась Мэй.

— Это было бы нечестно с твоей стороны, Джон, — сказала она. — Уж лучше я принесу чай. Он уже готов. — И вышла на кухню.

В отсутствие Мэй Стэн попытался уговорить мамулю бросить эту дурацкую затею и вернуться домой. Он привел множество доводов, которые с точки зрения Дортмундера звучали весьма убедительно. Стэн утверждал, что:

1) мамуле вскоре надоест этот отпуск, и она начнет тосковать по суматошной городской жизни;

2) чем дольше она пробудет в этой глуши, тем труднее ей будет восстановить боевые навыки, без которых в Нью-Йорке не проживешь;

3) уже в самом ближайшем будущем этот дом начнет действовать ей на нервы и доведет ее до бешенства, поскольку ничто здесь не напоминает о той прекрасной квартире над гаражом в Бруклине, где они со Стэном так счастливо жили все эти годы;

4) в захолустье на такси нипочем на заработать тех денег, которые имеют нью-йоркские извозчики;

5) Том Джимсон собирается взорвать дамбу.

— Это по части Джона, — неизменно отвечала мамуля на все попытки Стэна привлечь ее внимание к последнему доводу. На первые четыре она лишь пожимала плечами, не вступая в спор.

В комнату вошла Мэй, неся на круглом подносе кружки с чаем. Дортмундер облегченно отметил, что до крохотных чайных чашечек и миниатюрных бутербродов с липнущей к зубам коркой дело не дошло, так что некоторая надежда еще сохранялась.

А может быть, и нет. Они расселись по комнате с кружками в руках, словно участники постановки о бедности в «Театре шедевра», и Мэй сказала:

— Если вы действительно готовы сюда переехать, Джон, то в вашем распоряжении несколько комнат. Для тебя и для Стэна.

— Тебе нужно подышать свежим воздухом, — добавила мамуля, обращаясь к сыну.

— У меня в жизни не было столько свободного места, Джон, — продолжала Мэй оживленным тоном, который едва не взбесил Дортмундера. — Здесь полно комнат — и на первом этаже, и на втором. И все они обставлены прекрасной мебелью.

— И все это стоит сущие пустяки по сравнению с городом, — подхватила мамуля.

— Мамуля, — с жалобной ноткой в голосе произнес Стэн, — я не хочу жить в Дадсон-Сентр. Ну что я буду здесь делать?

— Работать на пару с Джоном, — сказала мамуля. — Доставать деньги этого ублюдка Джимсона.

Дортмундер вздохнул.

— Надеюсь, Джон, ты не считаешь, будто я совершаю подлость по отношению к тебе, — заговорила Мэй. — Все, что я делаю, я делаю не только для себя, но и ради тебя.

— Как это мило, — заметил Дортмундер.

— Если Том взорвет дамбу...

— А он обязательно ее взорвет.

— ...то сознание того, что ты мог предотвратить несчастье, но не сделал этого, будет терзать тебя до конца жизни.

— Я все равно не пойду больше под воду, — ответил Дортмундер. — Даже ради тебя, Мэй. Уж лучше я буду мучиться всю жизнь, но ни за что не соглашусь провести на дне озера еще хотя бы минуту.

— В таком случае найдется какой-то иной путь, — сказала Мэй.

— Ты хочешь сказать, найдется другой человек, — уточнил Дортмундер. — Я не пойду. Энди тоже не пойдет. — Он обернулся к Стэну и спросил: — Может быть, ты попробуешь?

— Я — пас, — объявил Стэн.

— Это на тебя не похоже, Стэнли, — нахмурилась мамуля.

— Наоборот, похоже, — ответил тот. — И даже очень. Лично я узнал сам себя в тот самый миг, когда открыл рот. Джон и Энди рассказали мне, как там, под водой. И я видел, в каком состоянии они оттуда выходили.

— Нельзя ли достать деньги, не входя в озеро? — спросила Мэй.

— Конечно, — ответил Дортмундер. — На этот счет у Уолли есть идеи. Гигантские магниты, лазерное испарение воды. И уж конечно, самый перл — космический корабль с планеты Зог.

— Я не говорю об идеях Уолли, — терпеливо отозвалась Мэй. — Его компьютерные мысли меня не интересуют. Я спрашиваю о твоих планах.

— Мой план состоит в том, чтобы держаться подальше от этого водохранилища и как можно быстрее отсюда смыться, — объяснил Дортмундер и, оглянувшись, еще раз посмотрел на серую стену среди далеких холмов. — Том взорвет плотину не позже чем через неделю. А то и раньше. И его нипочем не переубедить.

Казалось, стена дрогнула и начала выпячиваться. Дортмундер отчетливо представил обрушивающуюся на него массу ледяной воды, сковывающую движения, словно смирительная рубашка. В мозгу, словно молния, мелькнула безумная мысль: накупить две тысячи ПУПов и раздать местным жителям. Какая жуткая картина — сотни людей, приобретя дополнительную плавучесть, поднимаются к поверхности воды.

Дортмундер отвернулся от окна.

— Мэй, я не пойду в эту воду, — сказал он.

— А я не брошу этот дом, — ответила она.

Дортмундер в последний раз вздохнул.

— Что ж, я поговорю с Томом, — решил он. — Не знаю, что я ему скажу, но я с ним переговорю.