Суванна взял фото. На нем объект слежки был снят вылезающим из флаера. Подтянутый, взгляд острый и хищный.

— Кость тонкая, — с оттенком зависти отметил Суванна, сам плотно сбитый, с брюшком и покатыми массивными плечами, — ему и на диете сидеть не надо.

— И тем не менее — сидит, — Машталера, казалось, радовала возможность посплетничать, — морит себя голодом, а ест одни натуральные продукты.

— Ну-у… — протянул Суванна, — это уже мания.

Сам он, что ни делал, что ни ел, неизменно толстел; ничего не попишешь — конституция.

— С мозгами у него все в порядке?

— Полный бардак, — улыбнулся Карл. — IQ — 187, комплекс чистоты и симпато-адреналовые кризы. Идеальный наноинженер.

Суванна рассмеялся гулким смехом довольного человека.

— Шутишь?

— Как ни странно, — пожевал губами Машталер, — нет. Наши достоинства перерастают в недостатки, а недостатки есть продолжение достоинств. IQ очень высокий — значит, высока реакция на раздражители, — отсюда и кризы. А комплекс чистоты для наноинженера — просто дар небес, такого с ходу можно запускать в рабочую зону — не напортачит, а других месяцами учим — и без толку, приходится выбраковывать. Я бы с радостью заполучил его к себе, но… — развел руками Машталер, — не мое ведомство, к тому же часто болеет.

— Тонкая кость — слабое здоровье, — утвердительно предположил Суванна. Сам он забыл, когда болел в последний раз.

— Нет, индекс здоровья у него 1130, — зачитал из досье Машталер, — у него голова слабая, — тут он выразительно постучал по столу.

Приятели расхохотались. Суванна Виная был крепок как бык, а цветом кожи не белее Чака Гедеона, но Чак при этом считался мулатом, а Суванна — белым. Он и был белым, хотя глаза его напоминали спелые сливы, а волосы — смоль, но волосы его были жесткие и прямые, а нос — тонкий, с заметной горбинкой. Если присмотреться, то они были очень похожи с Карлом Машталером: одной расы, только разного цвета. Суванна был выходцем из Индии, что являлось предметом его особой гордости. Несколько раз он летал на Старую Землю, на прародину, надевал там шелковую шафранную тогу и, глиной священной реки нарисовав на лбу и переносице знаки касты брахманов, посещал храмы, чтобы сопричаститься мудрости предков.

Суванна был помешан на мудрости. Он курировал несколько программ по высоким технологиям в парламенте и лоббировал их из принципа, даже не интересуясь теми взносами, которые они делали на его предвыборные кампании. Он считал, что только интеллектуальный прорыв в науке и технике даст землянам возможность выйти на новый уровень и быть принятыми в круг высших цивилизаций. Этот день Суванна приближал как мог.

— А как насчет научной ценности проекта? — Суванна посерьезнел, намекая Карлу, что тот все же приглашен как консультант.

— Ни единой стоящей идеи за пять лет, — с готовностью отозвался Машталер, — не считая патентов на несколько типов защитных программ. Но их сейчас не предлагает только ленивый. Ну, посмотри сам, Суванна: этот Хармон — «вечно второй». Он сорвал себе мозги и уже не может состояться, он выдохся на начальном этапе. Национальная премия молодых ученых — вместе с Ленардом Хорстом, проект «Нэтгард» — совместная работа в коллективе, потом он ушел в кибер-полицию, но и оттуда убежал. Теперь пятый год возглавляет «Антикибер», на «флайштурмах» гоняет кукол по Городу — и ни одной сольной работы. Ему 37 лет; настоящий ученый делает свои открытия в молодости и потом доводит до совершенства, а у него ничего нет и не будет.

Суванна в задумчивости побарабанил пальцами по краю стола. Он знал, что Машталер прав.

— А что представляет его проект? — Суванна перелистал лежащий перед ним доклад. — Насколько их реальные цели соответствуют декларируемым? Заявлено неплохо: «Защита достояния нации в области нанотехнологии… защита уникальной структуры наномозга высокоточной сборки…».

Карл Машталер хотел было брякнуть, что это хорошо звучит для непрофессионала, но вовремя сдержался, вспомнив, что Суванна Виная по образованию — экономист.

— Это ширма. Генералу Горту не хватало веса для занятия определенной должности в штабе, вот он и создал этот проект. Из подручных материалов, так сказать. У них одно название звучит как антиреклама — «Антикибер». Пока проект был в тени, это не бросалось в глаза, а теперь его деятельность как прожектором высветил Доран. Ну, и смотри сам, что и как они защитили! Государственной функции контроля производства у них нет, как полицейские — они дублируют кибер-полицию Дерека, научных работ у них тоже нет. По сути дела, проект создан для удовлетворения честолюбивых замыслов генерала Горта, а возглавляет его этот Хармон, вроде бы ученый. Малые проекты неперспективны. Вот как обстоит дело в действительности.

— Ясно, — Суванна Виная перевернул объемное фото лицом вниз и прихлопнул широкой темной ладонью с пухлыми пальцами и отполированными розовыми полукружиями ногтей, после чего они начали обсуждать планы на уик-энд.

На картине упитанный синекожий мальчик с флейтой и в ожерелье из лотосов лукаво подмигнул серьезному субъекту с тяжелой лошадиной головой, что висел на стене напротив, — портрету создателя кериленового космического двигателя.

Оливер Анлейф был прямо из ряда вон. Хотя клонирование давно было освоено и стоило дешевле, чем создание на заказ трансгенного животного с заданными свойствами, прибегали к нему нечасто и в основном по прихоти.

И никакой гарантии, что, обученный вновь, клон станет тем же, кем был оригинал. Из светоча теоретической математики вполне мог получиться невероятно талантливый слесарь, а из феноменального музыканта — великолепный сетевой библиотекарь.

Однако мать и отец Оливера Анлейфа не думали вернуть человечеству нечто неповторимое. Они просто стремились восполнить утрату. Так появился на свет Оливер-2.

Узнав о том, что он — это не он, а чья-то вторая попытка, Оливер добился, что в компании его прозвали Клон. Его престиж вырос оттого, что не всякий мог положить цветы на могилу даже не своего близнеца, а прежнего воплощения в этом мире.

Оливер-1, нелепо и трагически погибший десяти лет от роду, был чудо-ребенком. Оливер-2, перевалив через роковой возраст, стал подростком со всеми вытекающими последствиями. Ему начали назойливо пенять, что он не такой милый и послушный, как его предшественник. Оливер-2 стал огрызаться, запустил учебу, принялся шляться по кварталам, а однажды — с Оливером-1 этого никогда бы не случилось! — попробовал галофорин. И пошло-поехало. Отныне его кличка была — Клон Дурман.

Кое-какое просветление забрезжило, когда Клон Дурман возлюбил Друга и Пророка Энрика. Став послушником в «Ночном Мире», он искренне старался позабыть о наркоте, но проклятая дурь то и дело тянула, окликала голосами старых дружков из наркушной тусовки. Раз, другой — срывы Клона не делали чести храму; диакон беседовал с ним, предлагал полечиться в церковной клинике — Клон даже согласился, но потом опять сошел с рельсов.

Из «Ночного Мира» его выперли. «Стойким» на входе приказали — не впускать. Раскается, возьмется за себя — тогда посмотрим, а до той поры на молениях Клону не бывать.

Заодно Клона попросили удалиться и из дома. Технический колледж он окончил, профессия есть, возраст не детский — живи сам!

Клон поселился у такой же неприкаянной. подружки. Оба по пять раз на дню зарекались от дури, но один, поймав другого на нарушении зароков, тоже бросался за товаром. Так и жили…

Поэтому Клон Дурман обрадовался, когда под вечер к нему заглянул Фосфор. Виду Клон не подал, но в душе появилась надежда — вдруг обратно позовут?.. «Тогда все в помойку! Голову обрею, голым в „Ночной Мир“ пойду, на коленях поползу…»

— Впишешь на ночь? — Фосфор поставил сумку, тяжело стукнувшую об пол.

— Не вопрос, — надежда Клона поблекла, да и самочувствие ей не способствовало — ныли и туго гнулись суставы, давило в груди, тошно подтягивало живот. — Фос, если тебе кто скажет, что я брата по вере не пустил, — хрястни ему от меня в рыло.