— А-а-а-а-а! — закричала Селена, запрокидываясь в темноту, и… проснулась.

Но и днем ей выспаться не удалось; ей начало казаться, что вертикальные линии стен дробятся и двоятся, а дом и впрямь вот-вот развалится.

«…Избегайте психологических ловушек. С течением времени у вас может зародиться стремление „солидаризоваться“ с похитителями…»

Селена с радостью ухватилась за предложение сделать видеозапись для Хиллари Хармона, лишь бы поскорей вырваться из этого ада, и охотно выучила приготовленный текст, со злорадством отметив, что Фердинанда схватили, считая этой своей мелкой местью и сожалея, что камера у него будет не в пример комфортней, и еще придумав и всунув в запись несколько мелких подлянок. Только сообщая адрес для пересылки, Селена вдумалась в содержание текста, и ей со всей ясностью представилось, что скажет на этот счет Хармон; зная его принципиальность, она вдруг поняла, что как бы ей не просидеть остаток жизни прикованной за ногу, и вновь сникла.

…Через некоторое время вошел Ник, которого на самом деле звали Звон, с коробкой, где находились несколько вскрытых консервных банок неизвестно с чем (Селена подозревала, что это собачьи консервы, — и зря! Собаки не едят карбонгидрат) и большой стакан с мутным напитком, именовавшимся здесь «кофе». Селена вспомнила горько-терпкий вкус и пряный запах настоящего кофе — и чуть было опять не разрыдалась; по слабости нервов ей почему-то представилось, что ее никогда не освободят.

«…Следует есть все, что дают, несмотря на то что может возникнуть желание отказаться от странной или дурно пахнущей пищи: голодовка не прибавит вам сил для сопротивления…»

И Селена, подавляя отвращение и приступ тошноты, вызванной бессонницей, принялась есть, медленно жуя, но не глотая, отчего куски непрожеванной еды стали накапливаться за щеками и кашицей продавливаться дальше, в пищевод.

Звон сидел рядом на корточках, но не настолько близко, чтобы она могла в него вцепиться или ткнуть ложкой, и сочувственно наблюдал. Сам он тоже выглядел уныло, без конца зевал и тер воспаленные глаза. Селена знала их всех: Чара — лидер группы, умный организатор, именно она налаживала связь с проектом и выдвигала требования; Лильен — немногословная и замкнутая, но очень глазастая кукла, знакомая с основами ухода и ближнего боя; Коса — второй боевик, громивший дом шефа, — со сломанной ногой лежала в смежной комнате и упорно изображала из себя больную. Зачем? Для кого?.. Мимо нее не пройти — она тотчас встанет, схватит, и не вырвешься. Звон — человек, вон как его достали эти поезда! — спокойный парень с симпатичной улыбкой. Интересно, а он знает, в какую компанию затесался?.. И Фосфор… этого сам черт не разберет; силен, как киборг, зол, как человек… Постой, постой… как говорил Хиллари, когда речь шла о Кавалере, его живой мимике и искренней улыбке: «Улыбаться любой киборг умеет, просто у Кавалера это получается спонтанно — вот в чем секрет. Саму улыбку киборгам изобразить несложно, а вот ярость, гнев, ненависть — слабо. Не могут. Первый Закон не дает — раз; при улыбке работает вчетверо меньше мышц лица, чем при ярости, вот им контракторов и не хватает — два». А если посмотреть, разозлить специально и посмотреть, пока силы есть; после второй бессонной ночи держать себя в руках будет труднее…

«…Не теряя времени, изучайте повадки преступников. Все они люди и не могут быть одинаковыми в своих мыслях и поступках: ищите среди них наиболее слабое звено…»

И Селена, скребя ложкой по стенкам банки, исподволь начала:

— Эти поезда — как пытка…

— Я сам уже какую ночь не сплю, — откликнулся Звон, — одурел вконец! У меня от них уже зубы шататься стали.

— А у меня стены двоятся.

— А мне пол стеклянным кажется!

— Мрак! Кто это место выбирал? Что, поспокойнее нельзя было найти?.. Хоть в канализацию бы — к запаху привыкнуть можно, а к шуму — никогда!

— Это все Фосфор. Здесь, говорит, мы в полной безопасности, никто нас тут искать не будет.

— Вот именно, — многозначительно ответила Селена, особо выделяя некоторые слова, — ИМ шум безразличен, вот ОНИ и лезут туда, где ЛЮДИ жить не в состоянии.

— Кто — ОНИ? — не понял Звон.

— Киборги, — как можно равнодушней ответила Селена, потупив взор, — беглые киборги. Банш.

— Да ладно тебе врать-то, — отодвинулся Звон, а Селена продолжала вбивать незримый клин раздора, не пытаясь понять, врет ли ей парень или действительно ни о чем не догадывается.

— Им и на бессонницу плевать — они не спят, а притворяются, — тихо шептала она себе под нос, заставляя тем самым Звона прислушиваться, — и на суд тоже плевать. Если их поймают, то судить не будут — куклы ведь, а ты человек — тебе влепят срок по максимуму — и за терроризм, и за киднепинг. Один за всех будешь отдуваться, да еще сверх того тебе пришьют преступное руководство куклами…

— Это что же ты, ведьма, тут наговариваешь? — Фосфор был уже рядом.

Селена подняла глаза и увидела его, стоящего над ней со скрещенными на груди руками; Звон, опешив от свалившегося на него открытия, сел на грязный пол.

— Вот какой тонкий слух… — кивнула она на Фосфора, откровенно нарываясь на скандал, — из-за стены услышал и прибежал. Он киборг, кукла.

— Это правда, — Звон тоже перевел глаза на него, — то, что она сказала?..

— Ложь! — отрицательно качнул головой Фосфор. — Она давит на тебя. Она хочет поссорить нас.

— Правда! — повысила голос Селена. — Я специалист, я их всех знаю, у нас их семья в розыске. За ними охотится «Антикибер», не полиция — а «Антикибер»! А теперь и «политичка»!..

Она еще что-то собиралась сказать, но глаза у Фосфора превратились в щелки, лицо стало злобным; он сделал шаг вперед — и здоровая оплеуха повалила Селену. Звон вскочил и взял Фосфора за плечо, оттесняя к выходу.

— Прекрати! Смотреть невозможно. Нельзя же так, в самом деле!.. Девка не в себе, вот и несет околесицу!..

— Тебе еще нужны доказательства?!

Селена с намалеванными, яркими, несмывающимися губами, с бешеными синими волосами и вытаращенными от обиды глазами сама сейчас была похожа на куклу, но сдаваться не собиралась. Слезы частыми каплями снова полились из ее глаз, но она, приподняв край матраса, мгновенно выхватила из-под него нечто и, пока никто не успел ничего сообразить, раза три с силой чиркнула по запястью. Больше не сумела — Фосфор успел перехватить руку и, чуть не ломая ей пальцы, вырвать орудие — острый стеклянный осколок. Разрезы открылись белыми линиями, и из них, набухая и переливаясь через край, красными струйками побежала кровь, капая крупными частыми каплями и расплываясь по матрасу.

— На помощь!! — закричала Селена истошно, словно не она только что полосовала сама себя. — Я истекаю кровью!!

Звон подернулся белизной, как мелом, и отвернулся к стене, опираясь на нее, чтоб не упасть, а Фосфор еще крепче сжат, выворачивая, руку Селены, пытаясь оценить глубину ран и опасность кровотечения. Он близко наклонился к ней — и тут она, не отдавая себе отчета, изо всей силы впилась ему в руку зубами.

— Ах ты, сволочь!..

Свободной рукой Фосфор зажал ей нос, но Селена, даже задыхаясь, не отпускала его; ей свело челюсти судорогой — так силен был волевой импульс, исходящий, видимо, из древнего инстинкта «рвать, драть и жрать». Фосфор сгреб Селену за волосы — и смог освободиться. Затем он выметнулся из комнаты, на ходу потрепав Звона:

— Сядь, а то в обморок грохнешься. Я за бинтом. Последи пока за ней!

А Селена кричала как заведенная:

— Посмотри на рану! Посмотри на его рану!! У него нет крови!!

Фосфор кое о чем переговорил с Чарой по радару, пока искал антисептик и перевязочный материал. Разговор был емким и коротким. Звон, изменившись в лице, выполз из комнаты со словами:

— Это позорище — над человеком издеваться! Ну, я понимаю — враг, но бить-то зачем? Чара, скажи ты Фосфору…

Тут он остановился, всматриваясь в Чару так, будто впервые ее видел.