Фото невесты пропутешествовало с ним на ТуаТоу, побывало на конгрессе по теории систем и теперь повторно выходило с Хиллари из межпространственного скачка.

«Мальтийский Крест», материализовавшись в недрах вспышки, похожей на цветок, сотканный из полярного сияния, замедлял ход, и гравиторы еле слышно пели, компенсируя перегрузки; покинув мир сжатого времени и плотной оранжевой мглы, корвет вернулся в трехмерную реальность; автоматика, поймав сигналы маяков, подтверждала: «Точка выхода соответствует расчетной».

Рядовым пассажирам «Мальтийского Креста» предстояло перейти на орбитальный лифт, а Хиллари с сопровождающими лицами — на военный бот. Тито Гердзи, как менеджер армейской делегации, добился доступа в радиорубку и все разведал еще до стыковки бота с корветом.

— Обычное десантное корыто, — разочарованно докладывал он Хиллари, когда они собрались у шлюза. — Садиться будем в Норд-Хайде, там ждет флаер из Баканара… Не лучший расклад, Хил.

Тито Гердзи явно не хватало торжественной встречи с оркестром, салютом, почетным караулом и Лоуренсом Гортом, чтобы тот по очереди прижал к своим орденам всех, вместе с Хиллари возивших на презентацию в высший мир новейшее достижение федеральной науки. Почестей на Хиллари сыпалось столько, что досталось и стоявшим рядом, — и вдруг на родине такая тусклая встреча!.. Наверняка Горт не прилетит в Норд-Хайд — очень ему надо высиживать в ожидании на северной транзитной базе.

Но светлое настроение Хиллари ничто не могло омрачить. В его кейсе лежал престижнейший диплом за «Основы робосоциологии», подписанный главой туанской Правительской палаты точных наук; туанцы обласкали Хиллари по полной программе — и очень жалели, что он, как сотрудник оборонного ведомства, не может переехать на работу к ним. А как хотелось бы переманить к себе основоположника новой научной дисциплины!.. Поздно — Горт успел повесить Хилу и Чаку по медали; Чака к тому же повысили в звании. «Ну вот, — вздохнул Чак, — с Этикетом сравнялся!»

На ТуаТоу, под невесомым белым сводом конференц-зала, Хиллари пережил момент восторга, выпадающий ученым раз, редко два раза в жизни. И Ленард Хорст, однокашник и вечный соперник, наконец утратил спесь и признал его победителем. В Городе его ждала подруга, красавица и умница, в «Персевале» — объятия Суванны Виная, в проекте — обожание и энтузиазм сотрудников, еще в мае сего года угрюмых и насупленных, и планы расширения на средства, выделенные подкомиссией. Гессенская премия по робопсихологии готова была упасть ему в руки, чтобы уравнять в заслугах с Карлом Машталером (вот бы и вручал ее сам Машталер!..). А где Гессенская премия — там звание профессора honoris causa[*]…

Все свершилось, все, что еще весной казалось невозможным. Варлокеры собрали миллион с лишним подписей, чем запустили механизм парламентской инициативы, и Григ Ауди протащил через конгресс «Закон об информационной базе мыслящих систем», где говорилось, что память высших киборгов не подлежит чистке, а лишь контролю отклонений. Сандра Вестон кипела ядом, а Энрик готовил к выпуску Тринадцатый Диск и документальный фильм о Хлипе. Консорциум GR-Family-BIC выиграл у аларков тендер в Северной Тьянгале. И самое невероятное — «отец» Банш освоился в проекте, восстановил «дочек» и смог расстаться с ними, найдя нужные слова для прощания.

Что такое перелет на десантном боте и пересадка во вьюжном, морозном Норд-Хайде, если впереди — рождественские каникулы?!

Салон бота был предельно компактен и эргономичен — высотой в рост звездного пехотинца в снаряжении, шириной для двух шеренг нагруженных амуницией бойцов; видавшие виды сиденья утоплены в стены, состоящие из бесчисленных ячеек для вещмешков, оружия и боеприпасов, кислородных аппаратов, биомониторов и вообще всего, дающего десантнику надежду, что до высадки он доживет. Хиллари был рад всему — даже смешанному запаху смазки, защитной пропитки и чистящей пасты. Он слушал бортмеханика, учившего его пристегиваться к креслу, — и кивал с улыбкой. Домой, домой! Пускай в Норд-Хайде хоть буран воет — это возвращение! Почувствовать не индуцированное, а земное тяготение, захлебнуться ветром пополам со снегом — великолепно!

Бот повело; казалось, пол и потолок перекосились. Желудок Хиллари подкатился к горлу, потом сжался. Они хотят показать штабным и штатским, как летают настоящие вояки? Ну, валяйте, парни! Мы не из хилых.

Кораблик подрагивал, тараня атмосферу. Тяжелой рукой Хиллари вынул из панели изогнутый стерженек с утолщениями на концах; микрофон прилип к уху, другой оказался у горла; иначе сквозь ревучий гул не докричишься.

— Алло, Тито! Как слышно?

— О'к, Хиллари. — Лицо Гердзи по ту сторону салона было настороженным и напряженным; он едва смог обозначить губами улыбку.

— Как думаешь, похожи мы снизу на вифлеемскую звезду?.. Там день или ночь, в Норд-Хайде?

— Говорит второй пилот. Сэр, на долготе Норд-Хайда сейчас 20.37. Облачность высокая и плотная. Так что вряд ли кто нас видит, кроме телеметристов. К тому же мы заходим со стороны моря. Полет проходит нормально. Уж внизу-то мы точно окажемся.

— Первая шутка на родной земле; спасибо.

— Рад стараться, сэр.

— Как насчет погоды по прибытии?

— Сплошной привет от Санта-Клауса. Ветер — 15 метров в секунду плюс осадки.

— Именно об этом я мечтал. Меня утомило туанское вечное лето.

К телу постепенно возвращалось чувство привычной тяжести; вот — взвыли планетарные двигатели.

— Добро пожаловать в Норд-Хайд, курорт для экстремалов! Приготовиться к посадке.

— Мне будет неловко войти туда, — бормотал Фанк, выбираясь из машины. — Тем более — вы их предупредили…

— Но когда ты вернешься, я им не сказал, — ответил, вылезая следом, мужчина в черном, с качнувшимся на груди нефритовым кулоном. — Полагаю, там все свыклись и с новым боссом, и с новым директором, а к тебе им не привыкать.

— Я — совсем не тот, кто покинул театр в апреле… Вы понимаете? Я не знаю, как меня примут.

— Нет смысла гадать — надо проверить.

«Большое рождественское шоу — 12 дней, — полыхало над входом в Фанк Амара. — Тайна жизни, чудеса, знамения и дивное рождение! Дети — бесплатно».

Переливался огромный настенный экран, выплескивая свет и фантомные объемы; Деваки превращалась в Майядеву, та — в Деву Марию, и вновь, а то из экрана шел прекрасный ребенок, протягивая руки к прохожим, и из ладоней его рассыпались цветы.

— Если это все придумал Хац, то он — законченный ассимилянт, — вполголоса заметил Фанк, пытаясь по фасаду определить, хорошо ли подготовлен театр к Святкам. — Насколько я знаю, его божества выглядят совсем иначе. Ему следовало подумать и о других разумных…

— Идем же, — позвал мужчина в черном.

Кассовый зал и вестибюль удалось проскочить незаметно, но в фойе!.. Там, увеселяя детвору, Донти жонглировал шариками, Бенита раздавала ангелочков, машущих крылышками, а Мика и Киута показывали свою фантастическую гибкость.

Шарики осыпались градом и покатились по полу; Донти сорвался с места, как снаряд из катапульты, с воплем:

— Фаааааааанк!!!

Ньягонцы обниматься никогда не лезли, ласки у них бесконтактные, но Донти был ребенком, а детям у ньягонцев позволялось все.

Донти не надо было подхватывать — он так оплел Фанка всеми лапами, что и втроем не отодрать.

Бенита завертелась — куда ангелов сложить?! — потом спохватилась и выкрикнула:

— Люди, Фанк вернулся! Позовите Хаца!

Публика в фойе смешалась, гомон заглушил музыку, лившуюся из динамиков, а над головами уже показался бюст Коэрана, разгребавшего дорогу длинными ручищами:

— Пропустите директора. Пожалуйста. Извините. Я прошу меня пройти!

— Фанк, автограф! Фанк, с тобой можно сняться? Дайте хоть потрогать! — не терялись взрослые посетители, обступив Фанка с повисшим на нем Донти, который ни за что не хотел выпускать экс-директора. Пробился и Хац — в теплом жилете и трико с подогревом.