Литмир - Электронная Библиотека

Дональд Уэстлейк

Одинокий островитянин

Есть извечная тема комиксов — “Двое людей на пустынном острове. Один говорит...”. И затем следует серия более-менее смешных сценок с участием одного из персонажей. Ситуация может быть забавной хотя бы потому, что наличествуют два человека. Но что было бы, если б на том пустынном острове оказался только один?

Джим Килбрайд был один на пустынном острове, самом большом в группе из четырех островов, расположенных посреди Тихого океана южнее основных мореходных путей. В милю шириной и полторы длиной, практически голый, песчаный остров омывался высоким океанским приливом, и лишь на двух пригорках в центре росли низенькие деревья и темно-зеленые кустарники. На восточной стороне имелась миниатюрная естественная бухта — бассейн, наполовину окруженный песком, а наполовину водой. Между островами с хриплыми криками сновали немногочисленные птицы. Их голоса да еще шепот прибоя были единственными звуками в этом безмолвном мире.

Джиму Килбрайду случилось в одиночку оказаться на пустынном острове в результате цепочки полуосознанных желаний и неожиданных событий. Когда-то он стоял на твердой земле, спокойно работая бухгалтером в маленькой текстильной фирме в Сан-Франциско. Он и выглядел как бухгалтер: небольшого роста — меньше шести футов; с явным уже брюшком, хотя ему было лишь двадцать восемь; с прямыми темными волосами; покатым лбом, сиявшим под настольной лампой; округлившимися глазами за круглыми очками в стальной оправе, сползающими на нос; в галстуке, свисавшем подобно потрепанной узде, и в костюмах, смотревшихся гораздо лучше на высоких и стройных самонадеянных манекенах в магазинных витринах.

Таков был Джим Килбрайд, и он не был счастлив. Он не был счастлив, потому что являлся посредственностью и сознавал это. Он жил с матерью, не знался с женщинами и редко употреблял алкоголь. Читая печальные творения писателей-реалистов — о скромных кротких бухгалтерах, живших со своими матерями и не знавшихся с женщинами, — он испытывал стыд и горечь, потому что знал, что это написано про него.

Пришел день, когда его мать умерла. Все печальные истории с этого начинаются или этим заканчиваются, но для Джима Килбрайда ничего не изменилось. Офис оставался тем же самым, и автобус ходил по тому же маршруту. Его дом стал словно бы побольше и потемнее и попритих, но только и всего.

У матери была выгодная страховка, и после всех расходов кое-что осталось. Что-то западало ему в душу из книг и разговоров, откуда-то приходили мысли и побуждения — и вот, к своему большому удивлению, однажды он приобрел лодку. Еще он купил морскую фуражку и в воскресенье, в одиночку, вышел в ближние воды Тихого океана.

Но по-прежнему ничего не изменилось. В офисе горели те же лампы, и автобус не поменял маршрут. Он оставался тем же Джеймсом Килбрайдом и все так же лежал в ночи, мечтая о женщинах и о другой, более счастливой жизни.

Лодка была белая, двенадцать футов в ширину, с маленькой каютой. Он назвал ее “Дорин” — именем женщины, которую никогда не встречал. И как-то раз, солнечным воскресеньем, когда океан был чист и покоен, а небо безоблачно, Килбрайду, глядящему из своей лодки на море, пришло в голову, что можно было бы отправиться в Китай.

Идея эта в конце концов полностью захватила его. Прошли месяцы размышлений, чтения, подготовки, прежде чем он наконец понял, что действительно собрался в Китай. Он станет вести дневник путешествия, опубликует его, прославится и встретит Дорин.

Он загрузил лодку мясными консервами и водой. Испросив отпуск у своих хозяев (по некоторым причинам он не мог порвать с ними полностью, хотя и не намеревался возвращаться), однажды, прекрасным воскресным утром, он пустился в путь.

Его перехватили пограничники и вернули обратно. Они разъяснили ему кучу правил и процедур, из которых он ничего не понял. При второй его попытке они были более суровы и пообещали, что на третий раз его ждет тюрьма.

На третий раз он вышел ночью и сумел проскочить сквозь расставленные на него сети. Он воображал себя зловещим шпионом, уходящим во мраке от безжалостного врага.

Через два дня он потерял всякое представление о направлении. Он плыл и плыл, уставясь на трепещущую поверхность воды, и фуражка защищала его от солнца.

Далеко на горизонте возникали и исчезали темные силуэты кораблей. Вблизи мир казался сине-золотым, и тишина нарушалась лишь плеском пенных бурунов о борта лодки.

На восьмой день был шторм, и в этом первом шторме ему удалось уцелеть. Он вычерпал воду из лодки до последней капли, а потом проспал почти сутки.

Через три дня шторм повторился в сумерках, обрушив яростные валы темных пенящихся волн на хлипкое суденышко. Лодку бросало туда-сюда, как шляпу под порывами ветра, и внезапно он оказался в воде в объятиях бушующей стихии.

Ночью волны выбросили его на остров, под защиту маленькой бухты. Он вполз на песчаный берег, куда не доставал прибой, и впал в забытье.

Очнулся он, когда солнце было уже высоко, спина и шея у него сильно болели. Фуражку и обувь он потерял. Он встал на ноги и двинулся внутрь острова по направлению к низеньким деревьям, подальше от палящего солнца.

Он выживал. Искал ягоды, корневища, съедобные растения и наловчился подкарауливать птиц, присевших на ветки, и сбивать их камнями.

В одном ему посчастливилось — в кармане у него оказались непромокаемые спички, которые он положил туда перед тем, как разразилась буря. Из коры и ветвей он выстроил себе маленькую хижину, выкопал мелкий очаг и развел там огонь, который приходилось поддерживать день и ночь; у него было только восемь спичек.

Он выживал. Первые несколько дней, несколько недель ему было чем заняться. Часами он глядел в океан в надежде увидеть спасателей, которые, верилось ему, должны приплыть. Он исходил маленький остров вдоль и поперек, пока не изучил каждый клочок пляжа, каждую травинку и ветку.

Но спасатели не объявлялись, и вскоре он узнал остров так же хорошо, как когда-то знал маршрут своего автобуса. Он стал рисовать картины на песке, человеческие силуэты, зарисовывал птичек, пролетавших с криками над его головой, изображал корабли, выпускающие дым из труб.

У него не было ни бумаги, ни карандаша, но он все же начал свою книгу, историю своих странствий, книгу, которая должна была сделать его, мелкого служащего, знаменитостью. Он составлял ее долго и тщательно, подбирая каждое слово, отделывая каждый абзац. Наконец-то он обрел свободу и оглашал весь островок пассажами из своей книги.

Но этого было недостаточно. Проходили месяцы, а он не видел ни корабля, ни самолета, ни человеческого лица. Он шагал вдоль берега, цитируя законченные главы своей книги, но этого было мало. Оставалось одно средство, чтобы сделать жизнь сносной, и он применил его.

Он стал сходить с ума.

Делал он это медленно и постепенно. Вначале ему потребовался Слушатель. Без пола, возраста и внешности — просто Слушатель. Расхаживая и проговаривая вслух свои фразы, он стал убеждать себя, что рядом с ним, справа, идет кто-то — кто-то, кто слушает его, смеется и аплодирует, восхищаясь им и его сочинением — им, Джимом Килбрайдом, а не каким-то там ничтожным клерком.

Он почти уверился в существовании Слушателя. Временами он приостанавливался и оборачивался вправо с намерением пояснить какие-то детали и с удивлением обнаруживал, что там никого нет. Потом он приходил в себя, смеялся над своей глупостью и шагал дальше, продолжая говорить.

Постепенно Слушатель приобретал некий образ. Постепенно он становился женщиной, затем юной женщиной, признательно внимающей тому, что он должен был высказать. У нее пока еще не было ни внешности, ни какого-либо цвета волос, ни черт лица, ни голоса, но он дал ей имя. Дорин. Дорин Палмер — женщина, которую он никогда не встречал, но всегда хотел встретить.

Дальше все прошло быстрее. Как-то он осознал, что у нее медвяные, довольно длинные волосы, которыми грациозно играет морской бриз. Ему пришло в голову, что у нее большие синие глаза, таящие в своих недрах глубокие мысли. Он понял, что ростом она пониже его дюйма на четыре, так где-нибудь около пяти футов, и тело у нее чувственное, но не чрезмерно сладострастное, и одета она в белое платье и зеленые сандалии. Он знал, что она его любит за то, что он храбр, силен и незауряден.

1
{"b":"28832","o":1}