Джонни продолжал улыбаться.

– Так вы, говорите, от Эда Ганолезе?

– Совершенно верно.

– Что ж, надеюсь, вам от меня ничего не нужно. Знаете ведь, как оно бывает, – он улыбался, но глаза смотрели настороженно. Жестом указав на серый стул у стола, Джонни пригласил:

– Усаживайтесь.

– Благодарю.

Когда мы оба уселись, он спросил:

– Что привело вас сюда? Надеюсь, ваш приход не влетит мне в копеечку?

Я покачал головой.

– Нет, я пришел не за этим. Насколько мне известно, на вас никто не жалуется.

– Рад слышать, – ответил Джонни, глядя все так же настороженно и ежесекундно стискивая костлявыми пальцами подлокотники стула.

– Я пришел из-за девушки, которую вы когда-то знавали. Мэвис Сент-Пол.

Возможно, вы ее помните?

– Мэвис? – он растерялся, но ухитрился остаться все таким же улыбчивым.

– В нашем деле приходится встречаться со столькими девушками. – Джонни отвел от меня глаза и принялся изучать картину на стене. – Мэвис, – повторил он. Мэвис Сент-Пол. Весьма необычное имя.

– Это сценический псевдоним, – пояснил я.

– Певичка?

– Нет, актриса. Насколько я слышал, певицей она была неважной.

– Мэвис... Мэвис... О, бог мой, ну да! Конечно, конечно. Мэвис! Черт, три года прошло, а кажется, что только вчера! – Он опять смотрел на меня, удивленный и обрадованный этим напоминанием о старой доброй Мэвис. – Что вы хотите знать про Мэвис?

– Разве вы не читаете газет?

– При моей-то работе? – Он широко развел руками и криво улыбнулся мне.

– Только не при этой работе, дружище. У меня строго ненормированный день, и я почти безвылазно сижу вот за этим столом, когда не сплю, или проверяю актеров, или смотрю, чтобы бармены не запускали руку в кассу. У меня нет времени на газеты, телевизор и тому подобную чепуху.

– Значит, вы ничего не знаете о Мэвис?

– Ничего не знаю о Мэвис?

Я пропустил это мимо ушей. Раз или два легавые норовили пустить эту уловку в ход в разговорах со мной. Если он уже знал ответ, то мог забыть, что я ему ни черта не говорил, и выдать себя в ходе дальнейшей беседы.

Поэтому я не стал ему отвечать, а вместо этого спросил:

– Вы не помните, давно ли виделись с ней в последний раз?

– С Мэвис? О, боже, да уж целая вечность прошла. Не помню. Во всяком случае, не меньше трех лет. Она бросила меня ради какого-то шута с телевидения. То ли Мартин, то ли Морган, уж и не знаю. Нам с ней просто было весело, как в песне поется. Я знал, что она не задержится у меня надолго, а она знала, что я не хочу слишком затягивать отношения. Знаете ведь, как оно бывает.

Я подумал об Элле, о веренице девочек, предшествовавших ее появлению, и о том, что Элла совсем не похожа на других. И сказал:

– Да, я знаю, как оно бывает. И вы не видели Мэвис с тех пор, как она ушла от вас к этому самому Моргану?

– Моргану или Мартину – что-то в этом роде. Начинается с "м". Имел какое-то отношение к телевидению.

– Да. Но встречались вы с ней после этого или нет?

– С Мэвис? Нет, разумеется, нет. Я уж и не знаю, как ее вообще угораздило подцепить меня. Она не собиралась работать в ночных клубах. Мэвис была актрисой, увеселения – не ее область. И она не могла спеть ни одной ноты.

– Это я слышал. Ну, а какая она была? К какой разновидности девушка принадлежала?

Он улыбнулся мне.

– О, Мэвис была себе на уме, эта девица знала, чего хочет.

– Ну, и чего она хотела?

– Денег, – ответил он, – Только денег, много денег и больше ничего.

– Она и впрямь стремилась стать актрисой?

– Несколько странным образом. Она считала, что актриса – это непременно знаменитость. А став знаменитым, вы неизбежно разбогатеете. Она просто не могла представить себе знаменитого бедняка. В общем, ее стремление проистекало все из того же источника. Она жаждала денег, больших денег. Даже спала со своим преподавателем, чтобы бесплатно брать уроки актерского мастерства. Прижимистая сквалыга.

– Хапуга, да?

– Нет! Она была очень милой. Черт возьми, поймите меня правильно. Мэвис не была стервой с тяжелым взглядом и волосами, обесцвеченными перекисью водорода. Не то что мегера, с которой я встречаюсь сейчас. Ничего общего.

Она была милым ребенком, с которым легко поладить; спать с ней было одно удовольствие. Понимаете? Но одним глазом она всегда высматривала, где бы сорвать доллар.

– Почему вы говорите о ней в прошедшем времени? – спросил я. – Она что, умерла?

– Мэвис? Насколько я знаю, нет. Она где-то здесь, возможно, все еще с этим субчиком с телевидения, как там его звать, черт возьми. Хотя сомневаюсь. Вероятно, дурачится сейчас на чьей-нибудь яхте, наслаждаясь жизнью и поминутно заглядывая в свою сберкнижку. Нет, я говорю о ней в прошедшем времени потому, что для меня она – пройденный этап. Мое прошлое.

Через полчаса после ухода отсюда вы тоже станете моим прошлым, и я буду говорить о вас в прошедшем времени. Но это вовсе не значит, что вы умрете.

– Мне просто стало любопытно, – сказал я и попытался кинуть ему наживку, дабы посмотреть, что из этого получится. – А что Бетти Бенсон?

– Кто?

Мне показалось, что это вполне правомерная реакция, но ведь я неважный знаток психологии.

– Бетти Бенсон, – повторил я.

Джонни опять заулыбался.

– Вы шутите, – сказал он. – Так никого не зовут.

– Но эту девушку звали именно так.

Он с улыбкой вздернул брови.

– Звали?

Я дал маху. Поэтому глуповато улыбнулся и сказал:

– У меня тоже есть прошлое. Это я от вас заразился. Зовут. Я о Бетти Бенсон.

– А что, я должен знать эту девушку? Мэвис-то я знаю, но не знаком ни с какой Бетти Бенсон.

– Мне подумалось, что вы могли видеться с ней. Она была... э-э-э... она – подруга Мэвис.

Он на минуту задумался, потом покачал головой.

– Боюсь, что нет. Я еще могу потратить минуту, припоминая, кто такая Мэвис Сент-Пол. Это не совсем обычное имя, но где вы видели в Нью-Йорке шлюху с заурядным именем и фамилией? К тому же, три года прошло. Но Бетти Бенсон... Я наверняка запомнил бы цыпочку с таким именем, попадись она мне на глаза.

– Да, надо думать, – согласился я.

– Кстати, почему вдруг такой интерес к Мэвис? – спросил он. – У нее возникли трения с синдикатом?

Я никогда не употребляю в речи слово «синдикат». Не знаю, что приходит мне в голову, когда вы слышите это словечко, но у меня в мозгу оно прочно связано с газетными фельетонами, рубрикой «Как добиться взаимности в любви» и прочей чепухой в том же духе. Людей, продающих этот бред всем газетам страны, можно смело назвать «синдикатом». Предприятие, на котором я работаю, не дает советов несчастным влюбленным, разве что, возможно, тот его отдел, где заправляет Арчи Фрайхофер. Я работаю на компанию, на предприятие, на организацию. Но уж никак не на синдикат.

Но я не стал сообщать об этом Рикардо, а просто сказал:

– Мне толком не известно, в чем дело. Я всего лишь мальчик на побегушках.

– Надеюсь, она не попала в беду, – сказал Джонни.

– Думаю, что нет. Вы знаете что-нибудь о ее муже?

Он вытаращил глаза.

– О муже?

– Мне сказали, что она вышла замуж до своего приезда в Нью-Йорк.

– Вот те на. Не помню, чтобы она когда-либо говорила об этом.

– Ну что ж, – произнес я, вставая, – большое спасибо за то, что уделили мне время.

– Пустяки, – ответил он. – Я готов помочь всем, чем могу, кроме денег.

– Джонни рассмеялся кладбищенским смехом. – На все сто процентов. Но если надо раскошеливаться, то десять процентов готовности долой. Должен же я иметь прибыток, а?

– Да, согласился я и пошел к двери, но на полпути остановился и вернулся к столу. – Кстати, у вас есть пистолет?

– При чем тут это?

– К Мэвис это не имеет отношения. Дело совсем в другом. Я чуть было не забыл вас спросить...

– Слушайте, я согласен вам помогать...

– Просто мне стало любопытно, есть ли у вас пистолет, – сказал я.