Ночь начала перерождаться в рассвет, а мерин все нес и нес Ценнайру вперед. Рассвело, взошло солнце, а он скакал не останавливаясь. Маленькие, в ярком оперении птички едва успевали вспорхнуть у него из-под копыт. А над головой кружили пернатые хищники. Воздух был теплый, но от скорости Ценнайре он казался холодным. Однажды она увидела всадников, и подумала, что ей конец. Но конь-зомби, не обращая на них внимания, неумолимо нес ее вперед. Всадники пустили коней в галоп, крича во всю мощь своих легких, но очень скоро потерялись позади.
Пьянящее чувство безграничной силы овладело Ценнайрой. Нечто подобное она испытывала раньше, когда крутила мужчинами, как хотела. Но теперь она мчится вперед, и нет в мире силы, способной остановить ее и ее коня-зомби. Она ощущала себя богиней, восседающей на коне, о котором мир смертных может только мечтать. Она расхохоталась во все горло, и смех ее разнес по округе ветер. На следующую группу всадников она даже не обратила внимания, хотя они и стояли у нее на пути. Что они подумали, когда она как вихрь промчалась мимо, можно было только догадываться по их потрясенным лицам. Один даже успел вставить стрелу в лук, но, прежде чем он ее выпустил, чалый налетел на его коня, и тот, дико заржав, повалился на землю, а конь Ценнайры продолжал путь как ни в чем не бывало. Ему было все равно, какая перед ним преграда: живая или нет. Вслед им понеслись стрелы и дикие, яростные вопли. Но очень скоро преследователи на своих обычных лошадях безнадежно отстали.
Лига пролетала за лигой, день — за днем. Солнце поднималось в небо, проходило свой обычный путь и уступало место Луне. Затем и ночное светило опускалось за горизонт, расчищая путь дневному, и так до бесконечности. Ценнайра переносила тяготы пути столь же стойко, как и ее конь. Она потеряла счет дням. С тех пор как она выехала из Ганнсхольда, время утратило для нее всякое значение. Единственное, что имело смысл, — это сама гонка. Ценнайра знала только одно: она покрыла бескрайние просторы Куан-на'Фора со скоростью, не доступной ни одному живому существу. Она не сомневалась, что доберется до Кесс-Имбруна прежде своих жертв, ибо они созданы из плоти и крови, о которых необходимо заботиться, а на это нужно время.
И вот однажды, в день, когда небо затерялось за кучевыми облаками, вдали Ценнайра различила широкую темную полосу, пересекавшую весь горизонт травяных просторов. Она была как море, как океан, колыхавшийся под ветром. Мерин взял на запад, не желая приближаться к этой огромной тени. Ценнайра даже и не пыталась направить его в другую сторону, ибо, когда они подъехали ближе, поняла, что это была за тень: это было море деревьев, это был Куан-на'Дру, Священный лес, обитель бога Ахрда. И она почувствовала, что въехать в него — значит умереть, к каким бы заклинаниям ни прибег Аномиус. Ею овладел ужас, и она развернулась в седле, чтобы получше рассмотреть огромный, бескрайний Лес. Она ощущала его присутствие, словно он был разумным существом, единой массой, состоящей из мириад деревьев, противостоящих ей и ее цели. Она чувствовала это где-то в глубине себя, в душе, могла бы она сказать, будь у нее таковая.
Ценнайра вспомнила, что по всей дороге конь ее тщательно избегал скоплений деревьев, будь то роща или перелесок. Прежде она думала, что причиной тому была скорость, ибо по открытой местности скакать проще; лес, каким бы маленьким и редким он ни был, — преграда. В лесу Ценнайру даже могло выбить из седла. Но теперь она поняла, что мерин просто избегал встречи с Ахрдом, присутствующим в любом лесу. Аномиус своим колдовством, видимо, сразу настроил коня на то, чтобы он объезжал владения Ахрда. Она с опаской смотрела на Куан-на'Дру. Ахрд не может быть на стороне того, кто имеет целью завладеть «Заветной книгой». Ахрд и все Молодые боги благосклонны к тем, кто стремится обезопасить их существование.
Истинно, думала она, глядя в наступающих сумерках на проносившийся мимо Лес. Молодые боги благосклонны к своим спасителям. И, уж конечно, Молодые боги обладают властью достаточной, чтобы вернуть зомби сердце и простить ей бывшие прегрешения, если поможет она им избавиться от подобной угрозы.
Но пока сердце ее в шкатулке в Нхур-Джабале. И хотя до окончания войны в Кандахаре на Аномиусе оковы колдунов тирана, все-таки настанет день, когда он вернется во дворец. И что тогда? Тогда вся она будет в его власти, а ведь этот безумец может уничтожить ее одним словом. Что-то подсказывало ей, что надо дождаться своего часа. Она огляделась вокруг: солнце опустилось за горизонт и Куан-на'Дру погрузился во мрак.
Она скакала еще одну ночь и еще один день, а огромный лес все не кончался и не кончался. Безграничный, непроницаемый, словно древесная стена, переливающаяся под лучами солнца разными оттенками зеленого, тянулся он справа от нее. Чалый держался от него подальше. Ценнайра тоже ощущала присутствие Ахрда в густой напряженной торжественной тишине, обволакивавшей Лес, и ей было не по себе, словно сам бог смотрел на нее из-за деревьев.
К полудню внимание ее привлекли смятая трава и давно потухший костер — здесь когда-то был лагерь. Не племенное становище, а бивак нескольких путников. Ничего необычного. Но когда конь Ценнайры приблизился к нему, она поняла, что здесь была борьба. Тут и там дикие собаки и хищные птицы рвали на куски трупы; в траве рыжело пятно засохшей крови. Чуть поодаль валялись две головы, отделенные от туловищ, а рядом — туловище с отрубленными, а не отгрызенными' собаками конечностями. Видимо, здесь произошла схватка, а затем тела побежденных были расчленены для какого-то странного жертвоприношения. В общем, ей было все равно, но все же она порадовалась, когда место это осталось позади.
Чалый скакал весь день, а с наступлением вечера вновь сменил направление. В серебристом свете луны Ценнайра поняла, что они достигли западной оконечности Куан-на'Дру и теперь направляются вдоль Священного леса на север. Как далеко он простирался, она не имела представления, ибо, когда солнце встало, ему все еще не было видно конца. Ей даже показалось, что, несмотря на огромную скорость коня, им суждено скакать так вечно вдоль угрожающе толпящихся деревьев.
Они скакали еще день и большую часть следующей ночи, и наконец, на рассвете, ей показалось, что бескрайний Лес начал редеть. Огромные дубы стали попадаться все реже, уступая место бузине и рябине и зарослям терновника, которые в свою очередь неохотно сдавали свои позиции прериям. Когда взошло солнце, Куан-на'Дру остался позади, а перед Ценнайрой вновь простиралась огромная, бескрайняя степь с колышущейся под ветром травой. Настроение у нее сразу изменилось, и она почти забыла о своих страхах, но не мыслях, посетивших ее, когда она скакала вдоль владений Ахрда.
Солнце стояло в зените, когда далеко на горизонте она увидела еще одну тень — изгибающуюся черную линию, тянущуюся словно огромная река тьмы, текущая по прериям. Вначале Ценнайра подумала, что это еще один лес, но подивилась тому, что конь даже не пытается сменить направление движения, а несется прямо к этой темной полосе. С наступлением вечера она поняла, что это — Кесс-Имбрун. То, что вначале показалось ей рекой ночи, на самом деле было огромным каньоном.
Конь Ценнайры остановился в нескольких шагах от края каньона так же резко, как и начал эту колдовскую гонку, едва не перебросив всадницу через голову. Схватившись за его шею, она с ужасом заглядывала в головокружительную глубину пропасти. Но вдруг в ноздри ей ударил резкий трупный запах. Животное под ней содрогнулось, и Ценнайра поспешила выпрямиться в седле. Вонь исходила от самого животного. Нахмурившись, она соскочила с коня и отступила на шаг. В тот же момент губы животного раскрылись и из пасти его на траву вывалился целый клубок омерзительных желтых копошащихся личинок. Вонь все усиливалась, и Ценнайра поспешила отстегнуть переметные сумки и оттащить их подальше от лошади, не сводя с нее взгляда.
Чалый, исполнив свою миссию и перестав быть нужным колдуну, начал разлагаться прямо у Ценнайры на глазах. Кожа обвисла на костях, мутные глаза потекли по неожиданно ввалившейся морде, рана на горле открылась, обнажив почерневшую плоть, и из нее на траву высыпался еще один клубок личинок. Ноги его подогнулись, и полуразложившееся тело рухнуло на землю. Кости прорвали кожу, и воздух наполнился невыносимым запахом гниющих внутренностей. На мгновение к нему примешался запах миндаля, но тут же оба запаха улетучились. Труп коня усох, словно уже давно валялся здесь.
