— Чш-ш! Успокойся, дорогая. Детка моя! Все будет в порядке, вот увидишь. Все будет в порядке, — ласково приговаривала Констанция, склонившись над рыдающей Элизой. — Я с тобой! Я помогу тебе.

Рыдания Элизы постепенно стихали. В конце концов она рассказала матери все. Как настояла на том, чтобы остаться с Обри, когда его похитили. Как влюбилась в Киприана Дэйра.

— Это не любовь, — сердито возразила мать. — Ты не любишь его! Ни одна женщина не может полюбить человека, который… который изнасиловал ее, — выдохнула она.

— Но это не так! — Элиза, сидевшая рядом с матерью на кушетке, порывисто схватила ее за руки. — Все было совсем не так. Он не заставлял меня. Я сама хотела…

— Нет, дочка. Ты не права. Он старше тебя и гораздо опытнее. Он прекрасно знал, что делает! Он воспользовался твоей невинностью и заставил тебя захотеть его! Хоть тебе и кажется, что это не имеет ничего общего с насилием, на самом деле это еще хуже, еще гаже, чем просто насилие! — заявила Констанция, снова расплакавшись.

Вытерев глаза и подняв голову, Констанция погладила спутанные волосы дочери и выдавила слабую улыбку.

— Полагаю, теперь уже не имеет значения, как именно это произошло. Результат тот же. — Она вздохнула, словно вся тяжесть мира легла на ее узкие плечи. — Твой отец должен будет поговорить с Майклом.

Элиза опустила голову. Оправдывать Киприана перед матерью — это одно. А вот объясняться с Майклом…

— Я была бы рада увидеть его здесь сегодня, — прошептала она.

— Он хотел прийти, но твой отец решил, что будет лучше, если сначала я поговорю с тобой.

— Я… полагаю, ты все расскажешь папе?

— Ты его дочь. Он имеет право знать все, ведь именно ему придется решать, что нам теперь делать. — Констанция погладила руку дочери, потом взяла ее в свою, пальцы их сплелись. — Ты должна сказать мне, дорогая. Может ли… может ли так случиться, что у тебя будет… ребенок? — Последнее слово она произнесла страдальческим шепотом.

Элиза содрогнулась, не только от страха, но и от какого-то странного томления, которое она не могла бы объяснить ни себе, ни матери.

— Я не знаю, — пробормотала она. Констанция сжала губы, чтобы не дрожали, а потом взорвалась:

— Я ненавижу этого человека! Ненавижу!

— Пожалуйста, мама, не надо. Как тебе объяснить?! — Тут в голову Элизе пришла нелепая мысль. — Ты же знаешь, он наш родственник. Мой кузен и твой племянник.

Констанция отпрянула, как от удара.

— Для нас он никто…

— Нет, мама, не говори так, — горячо прервала ее Элиза, вскочив с кушетки и плотнее запахнув халат, как будто ей вдруг стало холодно. Она прямо взглянула в лицо матери. — Ты можешь ненавидеть его, но не говори, что он никто. Только не для меня.

Мать изумленно уставилась на нее:

— Но, Элиза…

— Нет, послушай меня. Хорошо это или плохо, но я уже не та девушка, которой была. Для видов на замужество это, может быть, и плохо, но во всех других отношениях я изменилась к лучшему. Так что… — Она проглотила комок в горле. — Скажи папе, чтобы позвал Майкла. И скажи ему, что я хочу поговорить с Майклом сама. В конце концов, это дело касается только нас двоих, и никого больше.

Констанция повиновалась, но, пока шла к двери, не могла оторвать удивленного взгляда от своей дочери, загорелой и окрепшей, державшейся так прямо, изъяснявшейся так уверенно. Элиза изменилась, отчетливо осознала она. Девушка превратилась в женщину. Ее отцу это вряд ли понравится, зато, даст бог, понравится… Майклу Джонстону.

Джеральд Фороугуд заметно нервничал. Майкл и сам нервничал ничуть не меньше. Элиза вернулась, и он метался всю ночь, с ужасом думая о том, что с ней сделали. Кто мог сказать, как все это подействовало на такое хрупкое создание? Несомненно, именно поэтому ее отец и попросил его не приходить вчера. Однако поздно ночью лорду Джонстону принесли записку с приглашением прийти утром. Он с трудом дождался рассвета и явился в Даймонд-Холл очень рано, но, когда вошел вслед за дворецким в отделанный мрамором холл, Джеральд уже ждал его.

— Майкл! Хорошо, что вы пришли. — Джеральд потряс его руку и откашлялся. — Элиза…

— С ней все в порядке? — выпалил Майкл, пытаясь прочесть что-нибудь по лицу Фороугуда. Неужели ее все-таки… обесчестили?

— Она… хм, да. Все в порядке. Но она хочет говорить с вами сама. Так что… позвольте проводить вас в оранжерею.

Майкл не стал дожидаться, чтобы Джеральд Фороугуд показал ему дорогу. Он прекрасно знал, где находится оранжерея, и, не тратя лишних слов, поспешил туда. Дверь красного дерева была распахнута, но он, войдя, тщательно закрыл ее за собой. Элиза резко обернулась, заслышав звяканье тяжелой медной задвижки.

В первый момент Майкл ее не узнал. И не только потому, что солнце светило ей в спину, четко обрисовывая линии стройного тела и оставляя в тени лицо. Было в ней что-то еще, чему он не мог подыскать названия, и молодой человек почувствовал, как сердце заныло у него в груди.

— Майкл! Спасибо, что пришли. — Элизе, по-видимому, казалось, что она говорит спокойно, но в голосе ее заметно ощущалось напряжение.

— Я хотел прийти еще вчера вечером, но ваши родители просили меня подождать.

Что эти ублюдки с ней сделали?

— Да. Конечно.

Элиза отошла от высокого окна и принялась бесцельно бродить среди кадок с пальмами. Глаза Майкла сузились. Она стала другой; что-то новое появилось в ее осанке, в посадке головы.

— С вами все в порядке?

Она подняла на него глаза с какой-то страдальческой улыбкой.

— Я… да, все хорошо, — закончила она, чуть поколебавшись. — Но я думаю, будет лучше, если вы… возьмете назад свое предложение.

Майкл подошел и остановился прямо перед Элизой, но что-то в ее лице не позволило ему коснуться ее.

— Почему я должен это делать?

Он знал почему, и жаркая краска, залившая ее щеки, подтвердила его подозрения.

Он убьет этого человека, поклялся себе Майкл в приступе безудержного гнева, убьет этого Киприана Дэйра за то, что он сделал с его невестой!

Но сейчас нужно было думать об Элизе. Прежде чем она успела отвернуться, Майкл схватил ее за руки.

— Я знаю, что вам пришлось перенести в лапах похитителей, Элиза, но для меня это ничего не значит. Я по-прежнему настаиваю на своем предложении.

Она моргнула и долго смотрела на него, не говоря ни слова, явно ошеломленная. Она ожидала, что он воспримет ее слова с облегчением, радуясь, что ему не придется тягостно подбирать выражения, сообщая ей об их разрыве. Но если бы он так поступил, что было бы с нею? Расторжение помолвки только подтвердило бы то, что все уже и так подозревали.

— Элиза, все это не имеет для меня никакого значения, — повторил Майкл. — Небо ответило на мои мольбы — вы вернулись целая и невредимая. У нас нет причин менять наши планы.

— Но… вы не понимаете, — прошептала она, отводя глаза, и румянец на ее щеках стал еще гуще.

— Я понимаю, — сказал Майкл как можно мягче. — Вам ничего не нужно говорить. Что бы ни случилось… Что бы этот ублюдок…

— Не называйте его так!

Элиза вырвала руки и резко отвернулась. Наступило молчание. Майкл смотрел на шелковистый поток ее темных волос, на желтую ленту, удерживающую эти пышные волны. Она сильно изменилась, думал он. Это уже не та красивая робкая девушка, которая, по его мнению, была ему такой хорошей парой. Она стала сильнее, у нее появилась собственная воля. И она как будто защищает этого монстра, обесчестившего ее! Но как она может?!

— Что вы хотите сказать?

Элиза стояла неподвижно, опустив голову.

— Почему вас заботит, как я его называю?

Она неохотно подняла на него глаза, и он снова отметил происшедшую в ней перемену. В ее прекрасных серых глазах не было стыда или боли. Майкл с удивлением увидел в них твердость, даже вызов.

— Киприан Дэйр действительно незаконный сын моего дяди. Но я не хочу, чтобы его поносили за это в моем присутствии.

— Что? Незаконный сын вашего дяди?