Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Это прилив или отлив? — спрашивает Розали, и лиловый бархат отливает на солнце. У нее ярко-голубые глаза. Как у Лесли Бека. Плечи Розали узки и покаты, она напоминает томных женщин на портретах прерафаэлитов. Курчавые волосы просвечивают на солнце и нимбом окружают ее голову, когда она становится спиной к морю и смотрит на Лесли Бека и высокие утесы за ним. Море подползает все ближе к скалам на мысу. Собеседники не торопятся.

— Отлив, — отвечает Лесли.

— Странно, — размышляет вслух Розали. — Последняя волна забрызгала мне туфли, а предпоследняя — нет.

— Сними их, — предлагает Лесли, и Розали швыряет туфли через плечо в море.

Когда она рассказывала мне об этом, я остановила ее.

— Розали, — спросила я, — ты это точно помнишь?

— В общих чертах — точно, — ответила она. — Этот день я запомнила на всю жизнь.

А тем временем Джослин, скрытая из виду скалами по другую сторону залива, укачивала Хоуп и Серену, ни о чем не подозревая. (Обе девочки выросли на искусственных смесях — Джослин не поклонница кормления грудью, и кому придет в голову упрекнуть ее? Не мне, поскольку кормить детей грудью немодно. Козлята, дергающие соски! Фу!) Лесли и Розали резвятся на песке, считают волны, проверяя, точно ли каждая седьмая больше остальных, ловят в море туфли. Лесли тоже разувается, снимает рубашку, и густые рыжие волосы у него на груди напоминают шерсть ирландского сеттера, принадлежащего Уоллесу. Женившись, Уоллес не пожелал расстаться с собакой, и теперь в его отсутствие Розали приходилось ухаживать за пей. Но вернется ли Уоллес, или он уже замерз в какой-нибудь расщелине, а его пенис распух, закоченел и посинел навечно?

— Как мне жарко! — кричит Розали. И вправду, солнце припекает, а волны набегают на берег с поразительной яростью и быстротой.

— Так разденься, — советует Лесли. — Это платье для зимы, а не для лета. Даже мне, мужчине, это ясно.

— Но я не могу! — ужасается она.

— Не скромничай, — отзывается Лесли. — Не выношу жеманниц. Ручаюсь, под платьем у тебя больше белья, чем у любой другой женщины.

— Как ты догадался? — удивляется Розали и снимает платье, подняв к небу длинные тонкие руки, опушенные короткими светлыми волосками. Она остается в одной белой синтетической комбинации поверх плотных белых трусиков и такого же лифчика из «Маркса и Спенсера» — отнюдь не белоснежного, поскольку однажды он был постиран вместе с синей альпинистской рубашкой Уоллеса. Напоминание об Уоллесе.

Они огибают следующий мыс, усеянный камнями высотой до пояса. Их глазам предстает маленький пустынный пляжик, над головами с криками вьются чайки, солнце слепит глаза. Лесли Бек рассмеялся, и почему-то Розали не понравился этот смешок.

— Напрасно мы оставили Джослин париться в машине, — сказала она. — Это несправедливо.

Лесли Бек поднял бровь.

— Ты должна была остаться с ней.

— Она хотела, чтобы я ушла, — грустно напомнила Розали. — Она сама так сказала.

— Мне знакомы эти чувства, — признался Лесли Бек с такой же глубокой печалью, если не глубже.

Помрачнев, они зашагали дальше, держась поодаль друг от друга и уступая прихоти Джослин, которая не посчиталась с их желаниями.

Следующий мыс они огибают быстрее предыдущего, споря о том, действительно ли начинается прилив, как полагает Лесли, или просто все дело в размерах пляжей и скал.

— Ты же учился на инженера-строителя, — напоминает Розали. — Ты должен это знать.

Я опять прервала ее:

— Ты и вправду так сказала?

— Что-то вроде того, — отмахнулась Розали. — Потом Лесли оступился, замочил штанину, и ему пришлось снять джинсы.

— Если солнце действительно припекало, — возразила я, — на нем они высохли бы быстрее.

— Ты меня достала своей практичностью, Нора, — не выдержала Розали.

Словом, Лесли и Розали обогнули очередной мыс и очутились на следующем пляже, в очаровательной бухточке с белыми гладкими песчаными берегами, на которые стремительно набегали пенистые волны.

— Если мы не поспешим, — замечает Розали, — прилив застанет нас здесь.

— О Господи! — спохватывается Лесли Бек. — Пожалуй, ты права. — И они осматривают следующий ряд камней, но, увы, море уже затопило их, образуя зловещие и опасные водовороты.

— Я не умею плавать, — говорит Розали.

— Я тоже, — подхватывает Лесли Бек.

Тут я возмутилась:

— Неправда! Вот уж неправда!

— Плавать я научилась позднее, — объяснила Розали. — Когда поняла, как это важно.

Им остается только ждать, глядя, как поднимается вода, и гадая, выживут ли они. Они обнаружили, что вдоль подножия утеса проходит выступ шириной четыре с половиной фута — почти как двуспальная кровать, как выразился Лесли Бек.

Они забираются на этот выступ и продолжают наблюдать за приливом. Розали снимает лифчик из «Маркса и Спенсера» и ложится на живот, подставляя спину солнцу, а Лесли Бек вышагивает по узкой полосе суши шириной с большую кровать. Наконец он заявляет:

— Пожалуй, я тоже позагораю. — Раздевается донага и ложится рядом с Розали, из скромности повернувшись на живот. Но прежде она успевает мельком заметить то, что он называет своим знаком отличия, — величественный жезл, огромный даже в спокойном состоянии, окруженный рыжеватой порослью.

Розали уже знает его размер. Однажды утром, случайно толкнув дверь ванной, которую Лесли забыл запереть, Мэрион увидела его обнаженным и подробно описала нам. Неудивительно, что ее описание врезалось в память всем, хотя в то время мы в этом ни за что бы не признались.

— Как он вульгарен! — заметила я. — Немыслимо вульгарен этот Лесли Бек Великолепный!

— Как он великолепен, — поправила Розали. — Лесли Бек Вульгарный.

— Женщины слишком добры к мужчинам, — заключила я. — Они вечно твердят, что размер ничего не значит.

Первые брызги холодной морской пены упали на бедро Розали, она взвизгнула, откатилась прямо в руки Лесли Бека и ощутила прикосновение чего-то длинного и твердого.

— А если я забеременею? — спросила Розали.

— Это я беру на себя, — произнес Лесли свою знаменитую фразу, — и потом, прилив уже в разгаре, по-моему, это самый высокий суточный прилив. Если нам суждено погибнуть, умрем счастливыми.

23
{"b":"28683","o":1}