Невеста! Она чуть не застонала при мысли о том, насколько это недостижимо.

Как быстро исчезнет из его глаз это волнующее выражение, если она скажет ему правду! Она уже была невестой. В белом платье и с длинной фатой, под которой ее лицо светилось неземным светом.

Она стояла перед украшенным цветами алтарем со своим высоким красивым женихом, и в ее глазах жили мечты. Ей казалось, что в его взгляде, обращенном на нее, она видит ту же мечту о счастье. И это был тот самый человек, который причинил ей потом столько горя и боли.

Почти мгновенно ее радостное настроение улетучилось. Разве она сможет когда-нибудь сказать Броду, что с ней произошло? Она не решится даже сказать ему, что уже была замужем, хотя он должен был понять, что она не девственница. В душе Ребекка не сомневалась: если Брод узнает, что она была замужем и скрыла это, его доверию будет положен конец.

— Ты молчишь? — Он шагал к ней по ковру цветов, вглядываясь в погрустневшее лицо молодой женщины. — Я-то думал, что быть невестой — мечта всех женщин!

— Ну, разумеется! — Она постаралась улыбнуться, боясь, что Брод догадается о ее прошлом.

— Черт меня побери, — мягко сказал он. — Тебя пугает брак, Ребекка? — Он хотел во что бы то ни стало справиться с такой внезапной сменой ее настроения.

— Известно, что это очень рискованное дело, Брод, — сказала она напряженным тоном.

— Но удачный брак — это нечто стоящее. Я думал, что твои родители были счастливы в браке, хотя твоя мать так и не поправилась после несчастного случая.

— Они были преданы друг другу, — прошептала Ребекка.

— Ты до сих пор горюешь о матери?

— Я бы все отдала, чтобы вернуть ее. — Ребекка вертела в руках яркий букетик, не смея поднять глаза на Брода.

— Мы с Элли так же переживали из-за нашей матери. У нас было не очень-то счастливое детство.

Очевидно, из-за этого Элли не решилась выйти замуж за Райфа, хотя любила и, я уверен, все еще очень любит его.

— А ты? — Она подняла глаза, всматриваясь в его необыкновенное лицо.

— У меня были короткие романы, Ребекка, — пожал плечами Брод, — но я всегда старался быть абсолютно честным с женщинами. Брак — это совсем не то, что роман. Я постараюсь найти именно ту женщину, которая мне подойдет. Мне уже один раз сломали жизнь. Больше такого не повторится.

Да, она не сомневалась в этом.

На обратном пути они молчали. Брод был крайне удивлен, что такая страстная молодая женщина, как Ребекка, явно боится думать о браке. Когда он заговорил об этом, ее лицо буквально исказилось от ужаса. Может, кто-то заставил ее сильно страдать?

Кто-то, о ком она не хотела говорить. Он теперь не сомневался, что ее внешняя холодность — это только средство защиты. Осталось лишь убедить Ребекку, что ей нет необходимости защищаться от него.

Они проехали не одну милю, а ковер из цветов все колыхался вокруг них, постоянно меняя цвета и рисунок. Это было не легендарное Мертвое Сердце пустыни, поглотившее множество жертв, а самый большой на свете сад. Потом джип свернул с затопленной цветочным морем равнины к густым зеленым зарослям, которые, вероятно, тянулись вдоль какого-то водоема.

— Хочу показать тебе мой любимый плавательный бассейн, — сказал Брод. — Скоро нам придется выйти из машины и остаток пути идти пешком. Это потрясающее место. Там даже есть небольшой водопад.

— Мне кажется, я его слышу, — сказала Ребекка, улавливая какой-то шум. Когда они подъехали ближе, она убедилась, что это действительно так. Шум падающей воды. Чудесно было слышать его под этим слепящим солнцем. Брод остановил джип в тени деревьев и выключил двигатель.

— Нужно немного спуститься. Ты как, сможешь? Его глаза сверкнули.

— Конечно, смогу! — От возбуждения она даже забыла свои страхи.

— Ты не пожалеешь… Я тебе обещаю.

Он все время держал ее за руку, отводил ветки, чтобы они не хлестали ее по лицу, давал передохнуть. Когда они почти спустились к подножию склона, покрытому тысячами белых лилий, он поднял ее на руки и понес. Ребекка была потрясена красотой этого уединенного места. Брод осторожно поставил ее на ноги.

— Это… это великолепно. — Вокруг озерца царила прохлада. С высоты, из-под деревьев, низвергался серебристый водопад; попрыгав по камням, он изливался в водоем, где вода ближе к берегу была светло-зеленой, как нефрит, а на глубине казалась зеленой, словно изумруд. Уголок для влюбленных, подумала она. Рай до грехопадения. Красота и благоухание луговых цветов, растворенное в золотисто-зеленоватом воздухе.

— Я так и знал, что тебе понравится, — довольно сказал Брод.

— Здесь чудесно. Сюда кто-нибудь приходит?

— Сейчас только я. Когда мы были детьми, Элли тоже приходила. В Кимбаре десятки лагун, где можно плавать. Но это только моя. Никто сюда не ходит. Даже скот. Возможно, никто не знает об этом месте, и я не собираюсь никому говорить.

— Я знаю, — похвасталась она.

— Вот видишь, тебе оказана честь.

Ребекка отвернулась, боясь не справиться с наплывом чувств, нагнулась и стала рассматривать цветок, одиноко росший возле камня.

— Что это за цветок? — Она потрогала нежный розовато-лиловый лепесток.

— Понятия не имею. Здесь масса красивых безымянных цветов.

— Назови его в мою честь. — Она подняла голову и посмотрела на Брода.

— Я знаю! Он будет называться «лилия Ребекки».

Он такой же хрупкий и изящный, как ты.

— Ну, смотри, не забудь: лилия Ребекки! Обещаешь?

— Для меня это всегда будет лилия Ребекки.

Она сняла туфли.

— Хочу пошлепать по воде.

Ее тоненькая фигурка в розовых джинсах и такой же рубашке легко двигалась по песчаному берегу к кристально прозрачной воде. Она уже зашла в нее по щиколотку.

— Потрясающе! Надо было захватить купальники.

Желание охватило его, словно огонь сухую траву. Он желал ее задолго до того, как по-настоящему узнал это прекрасное тело. И теперь каждый день боролся с собой, но его тяга к Ребекке только усиливалась.

— Брод! — смеясь, она бежала к нему. Вода блестела на ее фарфоровой коже, стекала по шее на розовую рубашку, и та, промокнув, прилипла к ее груди. Он заметил, что на ней не было лифчика. Под намокшей материей угадывались твердые соски.

Это было выше его сил.

— Можно ведь снять одежду, — очень тихо предложил Брод, притянув ее к себе и нащупывая верхнюю пуговицу рубашки.

— Я стесняюсь. — Она прислонилась к нему.

— И это после того, как я перецеловал каждый дюйм твоего прекрасного тела? — Воспоминание об этом останется с ним навсегда.

— Тогда меня по крайней мере охраняла луна, прошептала она, вся дрожа.

— Но не на рассвете.

— Когда мне пришлось уйти.

— До тебя я не приглашал к себе в комнату ни одну женщину, — сказал Брод, глядя ей в глаза.

— Значит, я единственная?

— Я говорю то, что думаю. — Он начал расстегивать одну за другой маленькие розовые перламутровые пуговички, наблюдая, как ее охватывает возбуждение и в глазах у нее загораются звезды. Наконец он отделил от нее рубашку, словно это был лепесток цветка. Она тихо вскрикнула, и он, сжав ее в объятиях, впился в ее губы страстным поцелуем.

Она жаждала его объятий, наслаждалась ими. Это место словно охраняло их. Деревья, поляна белых лилий, древние камни, изумрудное озерцо, сверкающий водопад, радужное облачко насекомых, которые роились над цветущим кустарником, — здесь витал дух австралийского буша.

Глаза Ребекки сияли как алмазы. Закинув голову, она громко засмеялась.

— Я хочу поплавать, — счастливым голосом заявила она. — Хочу нырнуть с уступа и коснуться песка на дне. Хочу проплыть туда и обратно несколько раз, а потом выпрыгнуть вон на тот плоский камень и высохнуть на солнце. — Не колеблясь, без тени смущения она сбросила остальную одежду и побежала длинными прыжками, словно газель, в кристально прозрачную воду.

— Послушай, я иду к тебе, — крикнул Брод, и легкость его тона противоречила обуревавшим его чувствам. Он сдернул с себя рубашку и взялся за серебряную пряжку кожаного ремня. Эта женщина, эта невероятно прекрасная нагая нимфа, менялась каждое мгновение. И каждый ее образ был свеж и нов.