Ежедневно общался Лаврентий Павлович на Кавказе с Сергеем Матвеевичем Штеменко, занимавшим в ту пору должность начальника Ближневосточного отдела Оперативного управления Генерального штаба. И не просто общался: Штеменко постоянно находился рядом, "под рукой", без него Берия не выслушивал ни одного военного доклада, не принимал ни одного решения. Уверовал в способности полковника, которые действительно были недюжинными. Штеменко штабист образованный, цепкий, умевший выделить в потоке событий основное, дать четкую формулировку, предложить реальные меры действия или противодействия. К тому же дипломат, по мелочам начальству не противоречил, самолюбие не испытывал, но в главном мог настоять на своем. Не болтлив. Хитроват. Все это Лаврентий Павлович оценил и в дальнейшем использовал, предрешив таким образом карьеру Штеменко. А тот понимал, что без такой вот руки ему быстро не вырасти.
Втянут был Сергей Матвеевич в те сферы, куда допускались немногие, и вырваться из этих сфер он уже не мог, если бы даже очень захотел. Да он и не старался, используя плюсы своего нового положения — тайного советника и осведомителя Берии по военным вопросам. Вскоре после поездки на Кавказ был назначен заместителем начальника Оперативного управления — основного подразделения Генерального штаба. С мая 1943 года — начальник этого управления, облеченный доверием докладывать обстановку самому Верховному Главнокомандующему. И так далее, вплоть до 1948 года, когда, к удивлению многих, генерал Штеменко, в сражениях не отличившийся, тыловой, в общем-то, чиновник, был вознесен на должность начальника Генерального штаба, заместителя министра Вооруженных Сил СССР. Не было сомнений, что этот стремительный бросок подготовил его покровитель. Наверно, и в министры продвинулся бы, если бы не нараставшая рознь между Берией и Сталиным.
Конечно, в Генеральном штабе, как и во всех других военных и гражданских структурах, всегда имелись люди, "по совместительству" работавшие на нашу же разведку или контрразведку. Это не только у нас, это везде было и есть. Обычно такие люди занимают средние должности, ничем не выделяясь, а Штеменко был в этом отношении фигурой незаурядной. Безусловно, по должности он обязан был взаимодействовать на своем уровне с особыми органами, сообщать необходимые им данные, пользоваться их сведениями, рекомендациями. Так поступали и Шапошников, и Василевский, и Ватутин, и Антонов. Но они никогда не переступали официальный порог, не служили сразу двум ветвям власти. А Штеменко этот порог переступил, служа непосредственно Берии.
Иосиф Виссарионович, довольно часто видевший Штеменко, выслушивавший его доклады, через некоторое время «раскусил» молодого генштабиста. Не мог не заметить, как защищает и продвигает его Берия. Не в открытую продвигает, через других лиц, но уши-то бериевские торчат. Или вот факт удивительный: генерал Штеменко трижды (!) умудрялся терять или забывать в неположенных местах секретнейшие документы, предназначавшиеся для доклада Сталину. Исчезни такой документ по вине кого-то другого, крах был бы полный. Конец карьеры, суд, приговор. А Штеменко каждый раз выходил сухим из воды, отделываясь легким испугом. Затихал на какое-то время, потом опять возникал как ни в чем не бывало. Не буду сейчас утверждать, что исчезновение некоторых важнейших документов очень устраивало Берию. К этой ответственной теме мы еще вынуждены будем вернуться.
Почему же Иосиф Виссарионович до определенного срока не только терпел Штеменко, но и благосклонно относился к нему? Мог бы избавиться без труда. Мне самому интересно было узнать. Сказал он мне вскоре после войны так: Штеменко, видимо, порядочный человек и работая с Берией, считает, что работает на государство, на нашу партию. Не видит грани. Ну и еще один аспект. Будет убран Штеменко, в Генштабе появится кто-то другой от Лаврентия Павловича. Это ведь его обязанность — иметь повсюду "глаза и уши". Нам лучше, когда известен облик соглядатая. "Лаврентий не знает, что мы знаем, но мы-то знаем", — скупо улыбнулся Иосиф Виссарионович.
Мнение Сталина изменилось лишь в самом начале пятидесятых годов, когда подспудный и необратимый конфликт с Берией приблизился к апогею, когда уже не было путей к компромиссу, оставалось только «или-или». Тогда Сталин, уже утративший доверие к Поскребышеву, попросил меня без огласки принести ему "личное дело" Штеменко. Внимательно читал Иосиф Виссарионович автобиографию Сергея Матвеевича, написанную им 30 марта 1948 года. Там действительно было кое-что интересное. Отвечая на вопрос, где был во время войны, Штеменко с особым нажимом выделил два периода:
"Август-сентябрь 1942 г. — Закавказский фронт, выполнял задания тов. Берия, который на месте руководил обороной Закавказья… Март 1943 г. Северная и Черноморская группа войск, выполнял задания тов. Берия, который был в этот период в этих группах войск… "
— Приспособленец, — сказал Иосиф Виссарионович, отложив "личное дело". — Приспособленец и хамелеон. Не поручения командования, а, видите ли, поручения некоего многоуважаемого Берии. Будто не в Генштабе, а на Лубянке служил… Пора осадить его, пора прервать эту связь. Где у нас вакансии, Николай Алексеевич?
— Освобождается должность начальника штаба Группы войск в Германии.
— Очень хорошо, — сказал Сталин. — Пусть за рубежом послужит, подальше от непосредственного влияния Лаврентия. Пусть поработает. Работы там много.
В июне 1952 года был этот разговор, незадолго до гибели Иосифа Виссарионовича. А едва Сталин ушел в лучший мир, Берия сразу вернул своего подопечного в Москву, опять же в Генштаб. Но всего лишь месяца на три. Как только Берия был арестован, Штеменко вновь подвергся остракизму, был отправлен для продолжения службы в Сибирский военный округ. Поучительная, в общем-то, история.
15
Любопытно: с кратковременной поездкой Лаврентия Павловича на Кавказ связаны в разной степени еще несколько существенных событий. И даже такое, как важные перемены в нашем Генеральном штабе, не считая того, что уже сказано о Штеменко. Дело в том, что Василевский, сменивший на посту начальника Генштаба маршала Шапошникова, пользовался наравне с Жуковым особым расположением Сталина, он посылал то того, то другого, а то и обоих вместе, туда, где было особенно трудно, где готовились и развертывались важнейшие сражения. И получилось, что Василевский частенько находился далеко от Москвы, а замещали его люди не очень компетентные, менявшиеся. В предыдущей главе говорилось о генерале Бодине: его увез на Кавказ Берия, и оттуда генерал не вернулся. Бывало, что с вечерним докладом к Верховному Главнокомандующему являлся, за отсутствием других должностных лиц комиссар Генштаба генерал-майор Боков Федор Ефимович, человек добрый, улыбчивый, неглупый, перед Сталиным не очень робевший, но далекий от специфики генштабовской работы. Он добросовестно излагал составленную сотрудниками сводку, ни на йоту не выходя за ее рамки: а сводку Иосиф Виссарионович мог прочитать и сам. Случайно как-то выявилось, что Боков не слышал даже о способе ведения артиллерийского и минометного огня внакладку. Как, впрочем, и о многом другом. Сталин же принимал и выслушивал Бокова только для того, чтобы не ломать привычный, установившийся порядок. А сведения уточнял по телефону с непосредственными действующими лицами — работниками Оперативного управления Генштаба или звонил командующим фронтами и армиями. В надежде на лучшие времена, когда докладывать будет сам Василевский. Однако ожидание могло продлиться долго, требовался человек, вполне способный заменять Василевского во время его отъездов. Найти такого человека было тем более трудно, что Сталин всегда настороженно воспринимал появление в ближайшем окружении новых людей. И если первое впечатление было отрицательным, то перед человеком не просто захлопывалась дверь, могла пострадать его служба, работа.
На Кавказе Берия познакомился с опытным штабным работником, интеллигентным и образованным, закончившим две военные академии, с генерал-лейтенантом Антоновым Алексеем Иннокентьевичем. Среди генштабистов он был хорошо известен, да и посты занимал немалые: в сорок первом заместитель начальника штаба Киевского Особого военного округа, затем начальник штаба Южного фронта, Закавказского фронта. Увереннее, спокойнее чувствовали себя командующие фронтами за спиной Антонова. Скромность или что-то в его биографии мешали более быстрому его росту. А вот Берия оценил. А вернее — подсказали ему мы, сопровождавшие. Я посоветовал использовать потенциал Антонова в Москве. В этом, как выяснилось, был заинтересован и "тайный советник" Лаврентия Павловича полковник Штеменко, надеявшийся почему-то сработаться с одаренным генералом. И вот в ноябре 1942 года, когда положение в Генштабе было прямо-таки плачевным (Василевский — на Волге, Ватутин — в Воронеже, Бодин погиб), зазвучала фамилия Антонова. Вполне возможно, что первым назвал ее в Ставке Берия. Или тот же Штеменко. Я обрадовался, когда эту кандидатуру поддержал Александр Михайлович Василевский. Горячо поддержал, даже посетовал: как же, мол, раньше сам не додумался.
