На Зее меня убивали уже двенадцать раз.

Поскольку я всякий раз возрождался, сам сомневаюсь, стоит ли все эти горестные и достаточно болезненные случаи засчитывать как полноценную гибель. Скорее, будем считать их временными командировками тела в небытие. Только тела, поскольку до моего разума, существующего обособленно от оболочки, местные жители добраться не в состоянии. Как ключ к жизни местного фольклорного бессмертного злодея, он находится в дальнем лесу, в избушке, в которую можно проникнуть только с помощью заклинания, в стальном ларце, и так далее.

Плюсом череды смертей является то, что со временем недоброжелатели оценили бессмысленность покушений вкупе с неминуемым разоблачением и возмездием, и потому моя жизнь стала несколько менее разнообразной. Последние полгода, так вообще, прошли достаточно спокойно. Я, как «вечный всадник» из местных легенд, странствовал послом доброй воли от одного повелителя к другому, выступая переговорщиком, арбитром, свидетелем, поверенным, сватом — в зависимости от ситуации. Зачастую — даже объектом поклонения, пророком, посланцем богов.

Но постоянно — в интересах установления мира на этой настрадавшейся от междуусобиц земле.

Не всегда и не всем эта миссия приходилась по вкусу.

И похоже, к моему искреннему огорчению, пришло время начать вторую дюжину реинкарнаций.

Полдесятка разбойного вида молодцов, которые шустро выскочили из широкой двери в отвесной стене и перегородили узкий мощеный серым камнем переулок, вступать в переговоры не стали. Даже не поставили перед классической дилеммой «жизнь или кошелек?», а почти разом пульнули из пяти арбалетов, переведя дело из предположительно уголовного в несомненно политическое.

Уклониться от заточенных стальных болтов на расстоянии сажени было практически невозможно. Кроме того, за моей спиной находилась лошадь, а её здоровье я ценил больше, чем свою уже неоднократно потерянную жизнь.

Потому без сомнений принял летящих посланцев смерти в себя. Трех в грудь, одного — в щеку, последнего поймал левым плечом. Шатнуло назад, но на ногах я устоял. Более того, успел выхватить меч, сделал шаг к нападающим, второй, на третьем стал рушиться под падающие навстречу клинки. Слева, справа, завершающим махом топором по позвоночному столбу мне отсекли голову.

На грязный, в засохших помоях булыжник упасть ей не дали, вовремя подхватили за порядком укороченную косицу.

Ну, хоть за это спасибо.

— А баяли, бессмертный, — выхаркнул бородатый крепыш, похожий на гнома, который и перерубил мою шею здоровенной секирой. — Даже и не пикнул. Сохо, это точно он?

— Он самый, — подтвердил двухметроворостый, чуть косоглазый, судя по запаху, с похмелья, детина, поднимая меня за волосы и вглядываясь в лицо. — Мне его во дворце показали. В упор, с пары вершков. Ладно, башку сдадим начальнику тайной стражи. Тем свои долги перед ним закроем. А насчет коня, оружия да одежы он ничего не говорил. Так что быстро раздеваем, пока всё на хату, потом барыгам. Ну что, взялись? Только, Чур, сапоги мои! Лапы у него здоровые, прямо как у меня!

Чуром, видимо, звали обезглавившего меня крепыша. Он насупился, но со старшим спорить не стал. В возмещение ускользнувшей обуви споро стянул с меня широкий кожаный ремень с серебряными вставками и перепоясался им с такой устрашающей гримасой на заросшей физиономии, что никто с ним по этому поводу в дискуссию вступить не решился. Похоже, Сохо и Чур были тут главарями, потому как их действия соратники под сомнение не ставили.

Не очень приятно, когда твое тело обирают мародеры. Но сопротивляться уже не было ни смысла, ни возможности…

По крайней мере, хорошо, что в этот раз удастся обойтись без длительных расследований.

Понятно, кто меня заказал. Ладно, завтра я с ним переговорю. Посмотрим, как барон Вертас, глава тайного приказа Зура, будет выкручиваться…

Облегчили меня от всего, имеющего ценность, со сноровкой, показывающей большой опыт в этом деле. Обнаженный обрубок тела за ноги утащили в коридор. На кровавый след выплеснули несколько ведер грязной, с овощными очистками и обглоданными костями, воды. Детина бросил осиротевшую голову в пыльный мешок и ушел следом. А лошадь с вещичками Чур, сопровождаемый молоденьким напарником, повели узенькими проулками к краю города, тем еще раз серьезно облегчив мои труды.

Гораздо проще забрать старое оружие и тряпье, чем тратить время на изготовление точных дубликатов. Конечно, создание новой телесной оболочки займет несколько часов. Но при обилии вокруг органики и с учетом имеющегося огромного опыта это не проблема.

Ладно, по возможности, одно благое дело — хранение моих вещей — я им зачту. Если заслужат раскаянием и деятельной помощью следствию…

— А вот, Чур, ежли я попаду на каторгу, и там до меня какие уроды из давних сидельцев домогаться будут, что делать? — тенорок дрожал от любопытства и волнения. За приоткрытой дубовой дверью опытный зек делился опытом с явно недавно вставшим на преступный путь новичком. Судя по голосам, в горнице находилось только два бандита.

В небольшом, уже изученном мной глухом дворике никого не было, и крепкие ворота изнутри надежно заперты. Так что за свою спину я мог не опасаться.

— А ты не попадайся! — и довольный хриплый гогот.

— Ну, ведь раз на раз не приходится. И Сохо срок тянул. И за тобой, сам сказал, три ходки.

— Молодой был. Глупый. Как ты сейчас.

— Ну, я и говорю. Что, если попаду там… на любителей задних проходов?

Тема была от меня далека, потому я решил повернуть беседу к более интересным вопросам.

Пнул дверь. Шагнул через порог. Сказал ехидно:

— Ты для начала живым из этой комнаты выберись, убивец!

Сидящий к входу спиной крепыш повернул голову. Из его пасти торчал лист квашеной капусты. Упала и покатилась под стол деревянная ложка. Ойкнул и часто задышал юнец. Глаза Чура мне очень не понравились. Они были словно стеклянные. А еще через секунду бандит накренился и рухнул почти к моим ногам.

Я наклонился, нащупал пульс. То есть, попытался это сделать. Было несколько угасающих по силе толчков. И все.

— Помер, однако, — без всякого сожаления произнес я. А как еще относиться к смерти обезглавившего вас человека?

Через секунду с табурета повалился долговязый юнец. Хорошо, хоть брякнулся на колени передо мной, а не отключился на время или насовсем…

— Простите мя, мессир, ибо грешен… — заплетающийся язык, закатившиеся под веки зрачки. Похоже, паренька при виде ожившего покойника понесло по религиозно-мистической волне. Не самый худший вариант — исходя из необходимости его полной искренности, а также при учете судьбины гнома. Хотя, тому где-то тоже повезло — умереть мгновенно и от изумления это все же менее болезненно, что быть разорванным лошадьми. Установленное королем Зура Беганом наказание за покушение на меня, между прочим.

И чтобы на такое преступление решился глава тайной службы? Даже не понимаю, что его на подобное могло бы подвигнуть. Насколько я знаю, это патриот страны, беспредельно преданный правящей династии. А все мои действия направлены то, чтобы объединить Зею под скипетром Бегана — вполне себе просвещённого, гуманного и даже высоконравственного правителя. По всем прикидкам, лучший вариант для установления мира и единовластия на этом материке. Как на настоящий момент, так и в рассуждении долгой перспективы.

— Не верил я… — продолжал блажить юноша, — согрешил, но невольно, не знал, на кого идем… а потом поздно было… прости, раб твой, во веки… жизнь забери, но душу оставь, замолви слово перед богом, что не со зла, а по незнанию…

— Тебя услышат, если правдив, — очень мягким голосом, иначе из этого раскаяного словесного бреда не вывести. — А теперь расскажи мне, кто ты, когда и почему решился на подобное злодейство?

Парнишка оказался неудачливым подмастерьем из цеха бондарей. Вместе с братом входил в городское ополчение стрелком, по пьяни потеряли оружие, потому их, на пару, на это дело и подписали. По его словам, люди из тайной стражи пообещали в случае удачи выдать на замену новые арбалеты, а командир отряда подтвердил, что забудет непростительную оплошность навсегда. Иначе — лишение прав горожанина, публичная порка, изгнание.