А что тут еще скажешь, когда к тебе сквозь прутья тянутся черные волосатые лапищи громадной гориллы, здоровущего самца, самого большого из тех, которого только можно сыскать в джунглях Мадагаскара.

Оказалось, Теоретик доказал, что главное для сверхразума — это не размер головного мозга, а качество нейронных связей. Теперь мы в России сможем любую обезьяну превратить в сверхчеловека. По крайней мере, так гласит теория. Ну а гориллу выбрали в «болванки» за ее богатырское здоровье. Вы бы видели Суперса, такой самец любое либидо понесет по жизни играючи.

С Лубянки торопили, поэтому эксперимент назначили на завтра. Эйфории первой попытки не было и в помине — напротив, все в лаборатории ждали неприятного сюрприза. Так что нам оставалось только работать и надеяться. Впрочем, слово «лаборатория» и переводится как «работай и молись».

Утром в ЛИРе вновь появились автоматчики. На этот раз к ним добавили человека с ружьем, и всех вместе спрятали в соседнюю с Пирамидой комнату, вход в которую прикрыли ширмой. Половину зала вместе с Пирамидой отгородили крепкой решеткой. Забрали в железо и окна. В отдельной клетке на случай благополучного исхода приготовили трех самок гориллы.

Дали сигнал. Пирамида втянула в себя «саркофаг» с черной тушей Суперса и загудела во всю мощь. Возле «приборчика» суетился Иван Иванович. Я бы на его место тоже нервничал: в институте знают, когда «лирики» начинают экспериментировать — держись! Так ведь все новое, рискованное. Хватит ли расчетной сексуальности для того, чтобы горилла не наложила на себя лапы? Не подведут ли хваленые американские процессоры? Поместится ли суперинтеллект в куцые мозги Суперса? Беда могла подкрасться с любой стороны.

Пирамида выла все громче, воздух над ней дрожал, как над раскаленным асфальтом. Превратить обезьяну в сверхразумное существо, да еще космической сексуальности — это вам не шутка. Эволюция под такую задачу наверняка попросила бы не один миллиард баксов, да еще миллионы лет в придачу, а Пирамиде надо управиться за считанные часы.

Вдруг под потолком заполыхали красные лампы, взвыла сирена.

— Тва-а-ю мать, — Иван Иванович в два прыжка очутился возле Куратора, — товарищ генерал, выручайте, напряжение упало, электричества не хватает!

Куратор выхватил телефон.

— Куда пропали мегаватты? Где мои мегаватты, я спрашиваю? — здесь голос его стал подобен расплавленному металлу, — Ты, наследник ГОЭЛРО, опять взялся за старое? Если через минуту не выправишь положение, я тебя…

Русское заклинание помогло. Через шестьдесят секунд лампочки погасли, сирена смолкла, а Пирамида довольно заурчала, с удовольствием пожирая чуть было не сприватизированные электроны.

Когда гул стал стихать, вплотную к решетке придвинулась парочка автоматчиков — на всякий случай. Тут же медленно выполз «саркофаг», и из него восстал Суперс.

Он улыбнулся нам. Блаженно, благодарно. Затем порхнул своей черной двухсоткилограммовой тушей к стальным прутьям, поцеловал автомат в пламегаситель, протянул сквозь решетку лапу, забрал у остолбеневшего спецназовца оружие, загнул дуло буквой «г» и, почесывая спину этой кочергой с прикладом, поторопился усесться за компьютер.

Через минуту шеф уже читал полученное по локальной сети послание от Суперса. От самок гориллы сверхразум категорически отказывался и требовал, чтобы ему незамедлительно предоставили всех имеющихся в наличии лаборанток, иначе он работать не будет, а подаст иск в Европейский суд по правам человека.

Увидев требования чересчур умной обезьяны, Иван Иванович чуть не застонал и принялся тереть заутюженные залысины. Это был его прокол, это он в спешке не проследил, и Пирамида загнала в гориллу программу не обезьяньей, а человеческой гиперсексуальности. А Суперс уже показывал мимикой — она у него была гениальной, такой у лицедеев нет, — как отвратительны волосатые самки в клетке, и до чего же ему симпатичны девчонки в белых халатах.

Куратор принялся оценивающе разглядывать наших лаборанток.

— Вы же не заставите нас лезть к нему в клетку? — пролепетала одна из них, но он не ответил. Думал. Заметив мое движение, жестом остановил.

— Разведчик, Петя, — это моралист в погонах. Так что не бойся за своих коллег. Неорганизованного разврата мы не допустим. Нам не нужен неорганизованный разврат, — и уже в трубку: — Алло, Куршавель? Да. Я. Пяток. Впрочем, нет, давайте дюжину, — последнюю цифру Куратор назвал, внимательно посмотрев на Суперса.

Через день в ЛИРу впорхнули двенадцать роскошных блондинок. Доставили гламурных красавиц прямиком из Франции.

— А они с Суперсом справятся? — спросил Иван Иванович, когда одна из этих мурок-гламурок с разбегу пристроилась к нему на колени.

— Во-первых, они на службе, а приказ есть приказ, — успокоил шефа генерал, — во-вторых, кадры проверенные — гвардия Куршавеля.

Для ЛИРы началось золотое время. По утрам Суперс творил — решал мировые проблемы, а вечерами, когда сотрудники расходились по домам, над решеткой опускался занавес, и горилла куршавелила как самый пошлый миллиардер.

Главным вопросом России Суперса почему-то нагружать не спешили. Институтское начальство я понимаю, они боялись, что с получением ответа на главный вопрос, финансирование урежут, а проект закроют. Но вот почему Лубянка теперь никуда не торопилась? Думается, дело в деньгах. Суперс начал работу с выстраивания для Кремля финансовых схем и, похоже, у него получалось неплохо. Из газет вдруг пропали статьи о внешнем долге России, а вскоре начались дискуссии на тему, как лучше использовать растущие золотовалютные запасы.

Подбрасывали в ЛИРе Суперсу и чисто научные задачи, так он расщелкивал эти головоломки играючи. К его уму мы привыкли быстро. Он нас другим поражал.

Мы-то создавали сверхразум, а в итоге получился самый настоящий сверхчеловек. Любовь душила его. Суперс обожал весь мир от последнего кварка до самой далекой звездной туманности. Нежный, чуткий, он мог вдруг отбросить в сторону проблему на десять миллиардов евро и увлечь всю лабораторию спасением жучка или бабочки, случайно залетевшей в окно.

Уже через месяц его до такой степени не боялись, что наши девчонки стали смело заходить к нему за прутья. Помню забавный эпизод. Один автоматчик забил на бутылку с другим, что врежет «черножопой обезьяне» по морде, и ему за это ничего не будет. Утрется обезьяна. В итоге спецназовец долго мялся перед милягой Суперсом, мямлил что-то — решался, а потом вздохнул и поплелся за водкой. И ведь он не стальных мускулов гориллы испугался. Понимаете?

Вскоре Суперс заговорил. Хирурги что-то подправили ему в горле, логопеды потренировали, и теперь уже он приобретенным бархатным баритоном рассказывал девчонкам последние анекдоты. Гад, и ведь у него лучше получалось, чем у меня.

Ему прощали даже непотребство физиологии. По странному капризу, сверхразум из одежды признавал только жилетку, из-под которой неэстетично выглядывало его мощное достоинство. На предложение носить штаны Суперс ответил встречным: согласен, если уберете решетки. Больше к нему со штанами не приставали. Дольше пришлось привыкать к специфике его оправлений. Гориллы в основном питаются фруктами и всяческой зеленью. За один проход желудок примата переработать сырую пищу не в состоянии, поэтому пище горилла часто устраивает второй цикл. Звучит нейтрально, но меня чуть не стошнило, когда Суперс, не отходя от компа, приподнялся, достал из попы еще дымящееся «яблоко» и принялся задумчиво его чавкать.

— Из него получился бы отличный журналист, — как-то язвительно заметил Иван Иванович, наблюдая поедание очередного «яблока». Когда же мне пришлось однажды убирать зарешеченную территорию, и я сметал в совок остатки «пищи», он меня приободрил: «Давай, Петя, старайся. Убирать дерьмо за гением не грех. Многие будущие академики так начинали». Зная, как шеф начинал карьеру, мне очень хотелось ответить: «Вам, Иван Иванович, виднее!»

Суперс, на что уж горилла, а сомнительных шуток никогда себе не позволял. Всегда участливый, готовый выслушать, посоветовать, он добрым словом себя не ограничивал. Девчонке из соседней лаборатории, чтобы она могла купить квартиру и устроить семейное счастье, он эдак запросто пачку евро подарил, а такие разноцветные пачки постоянно торчали из карманов его жилетки. Деньгами сверхразум Лубянка снабжала, чтобы ему было чем поднимать настроение своим блондинкам.