Те же и Мамаев.

Мамаев. А? красноперый селезень!.. все около девки увивается... Держи ухо востро, брат, разом ошибу крылья.

Резинкин. Я... ничего-с... только с моим почтением, Силай Ермилыч, с хорошими мыслями.

Мамаев. То-то смотри, с хорошими мыслями! (Подходит к Резинкину и говорит ему тихо.) Нет ли, брат, двугривенного горло промочить?

Резинкин. Право хоть побожиться, нет, а как добуду нынче, матери не отдам, вам принесу. (Уходя, тихо Груне.) Бог с вами, Аграфена Силаевна, убиваете вы меня.

Мамаев и Груня.

Мамаев (у верстака, лениво прилаживает рубанок). В голове будто десяток пудов свинцу, на сердце мутит... руки словно мочалы... хоть бы со вчерашнего похмелья на двугривенный промочить. (Груне.) Все за книжкой, барышня?

Груня (она перед этим бросила рукоделье и взяла с пялец книгу). Читаю про одну девушку, Дженни Эйр, в «Отечественных Записках».

Мамаев. Отеческих!.. Чай, любовные какие записки!.. Набьешь себе голову этими пустяками, да и сама, пожалуй, пустишься в шашни. Смотри, раздавлю, как лягушку.

Груня. В этой книжке все хорошее: читаешь, будто сердцу отдаются слова покойной маменьки.

Мамаев. Хорошее? Знаем-ста!.. А все чернильная строка, Сашка, таскает тебе эту дрянь. Чай, подтибрил где-нибудь, али сорвал с кого!

Груня. Добрый сосед Александр Парфеныч одолжил, а взял он из казенного места, где служит; там выписывают; сам главный начальник хочет, чтобы приказные учились добру из этих книг.

Мамаев. Научили бы лучше, как денежку добывать. Ох, ох! проклятая полоса!.. тошно на белом свете жить!

Груня. Не гневите Господа. По милости Его и моей крестной матери, вы теперь человек вольный; дочь вашу научила она всякому рукоделью и грамоте... Я работаю, сколько сил есть... заказов у вас много... стоит вам только за работу приняться.

Мамаев За работу? легко сказать!.. Заказные деньги пропиты... дерева не на что купить... руки с похмелья не подымаются.

Груня. Зачем же вы это делаете?

Мамаев. Эх, Грунечка! с горя что ли после покойницы твоей матери, болеет что ли? Доктура говорят, червяк засел в сердце... все вина подавай ему... хоть бы двугривенный, опохмелиться, как бы с гуся вода! Нет ли, душечка, графинчик ты мой?

Груня. Право, нет.

Мамаев. Поищи, барышня, вишневочка ты моя... не залежалось ли где?.. А то хоть руки на себя наложить.

Груня (вставая, сквозь слезы). Боже вас сохрани!.. У соседки разве занять... Думала взять на соль... ведь в доме зерна соли нет... только дайте слово: примитесь после того за работу.

Мамаев. Примусь... вот тебе... провалиться сквозь землю, примусь.

Груня (ласкаясь к отцу). Достану, только не говорите таких слов... (Прислушивается.) Кто-то подъехал... (Бросается к окну.) Карета четвероместная... Ах! она, наша благодетельница... Анна Семеновна... (Бежит встречать приехавших.)

Мамаев. Тут ее нелегкая принесла!.. Хоть умирай! Начнет опять рацею читать.

Те же, Липина, мальчик и девочка. Мальчик одет в гусарское детское платье с золотою шифровкой; он нередко утирает рукавом нос; девочка в белом муслиновом платье (оба в продолжение явления пачкаются в стружках); крестьянка с грудным младенцем на руках и Ванечка, слуга Липиной, в ливрее с большою куклою за пазухой; он пьян, при входе тузит мальчика, а потом большею частью держится у стены.

Липина (Груне, которая хочет поцеловать у ней руку). Ты знаешь, душа моя, я этого не люблю... поцелуй меня так.

Груня. Какими судьбами здесь? удостоили нашу хижину?

Липина. А вот как, дружок. Ныне день ангела Пашеты, трехлетней дочери Кривлякина; еду поздравить ее, везу подарок. Человек нужный... А без того нельзя... все семейство уж так приучено, смотрит всегда в руки... Ванечка, подай-ка куклу. (Слуга подает.) Да где же верхнее платье на ней?

Ванечка. Почем я знаю!.. Знать, дорогой обронил... голова кругом пошла... солнцем что ли припекло.

Липина (супреком, но ласково). Как тебе не стыдно, Ванечка!.. Впрочем, я сама виновата... не подумала о парасоле... кукла не беда, куплю другую в магазине; а бедный, бедный Ванечка! Не было б горячки?

Мамаев. Нашему брату ничего-с, пройдет. Русачка бы: клин клином выбить.

Липина (Груне). Кстати, душа моя, вот привезла сюда этих злополучных. Мальчика отдаю в кантонисты; девочку, дочь трубочиста — в приют, грудного младенца — в сиротский дом, а женщину — туда ж в кормилицы.

Крестьянка. Воля твоя, сударка, а трех разом кормить не буду: и корову один теленок сосет.

Липина. Полно, полно, дружок, не будешь... я уж это на себя беру.

Груня. Бог вас наградит за них.

Липина. Если можно делать добро, делай его, облегчай участь человечества в той сфере, в которой поставлена,— это золотое правило Фенелона. Вот, если у почтенной дамы отекают ноги, я не постыжусь подставить ей скамеечку; право, подставлю. Пускай смеются! А я знаю про себя, что облегчила чем-нибудь бремя человечества. Кстати, графиня Надин пишет ко мне, спрашивает: что делает твоя воспитанница Груня, пристроила ли ты ее, замужем ли она?

Груня. Очень благодарна, что вспомнили меня, дочь столяра.

Липина. Дочь столяра?.. Ты моя крестная дочь, моя воспитанница!.. Нынче мещанка, а завтра — кто знает, что о тебе написано в книге судеб!.. А я тебе пророчу, ты будешь за дворянином, у которого шестьдесят душ... не смейся!.. Об этом после, по секрету... Ну, что твой папа, почтенный Ермилыч? По-прежнему? Кстати вам скажу, я Ванечку вылечила от пьянства по новой методе. Солнцем припекло, а то б посмотрели бы, какой молодец.

Мамаев (в сторону). Это видно, у пристенка насилу стоит. (Дети дерутся из-за куклы, которую дал им Ванечка.)

Липина. Милочки! полноте... Вспомните, душки, вы оба братья по человечеству, по несчастью — еще более. Надо братски друг с другом делиться. Лиза, ты поиграй немножко куклой, потом отдай Васе; Вася поиграет, отдаст опять Лизе.

Мамаев (подходя к окну). Какой-то барин сидит в карете, машет рукой.

Липина. Ах, я рассеянная какая!.. Молодой прекрасный человек сидит себе в карете... везу его к Кривлякину рекомендовать, и совсем забыла об нем. Дети, кормилица, ступайте себе в карету, а ты, Ванечка, проведи их, чтоб кормилка не оступилась с ребенком на гнилой лестнице. Скажи, сейчас дескать буду. (Крестьянка, дети и Ванечка уходят.) Ермилыч, поди к себе в каморку, мне нужно сказать Груне пару слов по секрету.

Мамаев (про себя). Видно, что-нибудь неспроста. Пригляжу сквозь щелку двери и подслушаю. (Уходит направо в дверь, которую неплотно притворяет.)

Липина и Груня.

Липина. По большому секрету, Груня... Знаешь молодого соседа моего, Подснежникова? Говори мне все, все чистосердечно, как матери.

Груня. Видела я его по праздникам в деревне, в приходской церкви; встретилась раз с ним в роще... он насказал мне разных нежностей — рассердилась; написал мне письмо, с теми же любезностями — я бросила в огонь; ездит часто мимо наших окон — я отхожу от окна; был у отца и заказал мебель — я ушла в чуланчик свой: вот и все.