Блондин открыл дверки буфета красного дерева и опустился на колени, чтобы заглянуть внутрь. На одной полке он обнаружил аккуратно расставленные горки фарфоровой посуды с одинаковым рисунком и несколько свежих скатертей. На второй хранились пакеты с сахаром, графинчик с уксусом и масленка, три початых пачки хлопьев к завтраку — все разных видов, — баночки с джемом и мармеладом, запас консервов и тазик, на дне которого застыл слой белого вешества в палец толщиной. Это же вешество налипло и на щетинки широкой малярной кисти.
— Прошу прощения…
В комнате неслышно появился третий. Он вопросительно смотрел то на одного, то на другого.
— Инспектор уголовной полиции Пербрайт? Блондин разогнулся.
— Я Пербрайт.
— Чу-у-десно! — Вновь прибывший улыбнулся и направился к инспектору забавной полуприседающей походкой, вытянув вперед руку, как японский борец перед схваткой. Пербрайт невольно отступил на шаг, но собрался с духом и протянул в ответ свою руку. Тот с удовольствием ее помял.
— Меня зовут Уорлок. Отдел, где все висит на нитке. — Он участливо заглянул в лицо Пербрайту и добавил:— Лаборатория судебной экспертизы, другими словами. Насколько я понимаю, я могу быть вам полезен, сэр.
Пербрайт невнятно бормотнул что-то вежливое, представил своего компаньона — сержанта уголовной полиции Лава и окинул мистера Уорлока быстрым, но внимательным взглядом.
Тому, похоже, не терпелось сыграть в баскетбол. Он то и дело приподнимался на носках, сгибал то одну, то другую ногу, раскачивался из стороны в сторону и в легком возбуждении поминутно сжимал пальцы в щепоть, а потом опять разводил их в стороны.
Лав угрюмо смотрел на него. Он уже отнес Уорлока к разряду лабораторных лодырей, которые вносят излишнюю суетливость и нервозность в настоящую работу.
По-прежнему раскачиваясь; как морские водоросли при смене прилива отливом, Уорлок бегло осмотрел комнату.
— А что тут, собственно, происходит? — спросил он. — Я только что приехал. А в управлении мне ничего толком не сказали.
— Не удивительно. Сейчас мы, судя по всему, зависли в пустоте, мистер Уорлок. — Пербрайт выдвинул два жестких, крепко сколоченных стула из столового гарнитура. — Вот, присядьте. Думаю, сидя разговаривать лучше. Уорлок оставил свою разминку и уселся в позе относительно неподвижного внимания. Сержант повернулся к ним спиной и начал потрошить бюро полированного дуба, на котором стояли два симметричных шкафчика для посуды со стеклянными дверцами в свинцовых переплетах. Лав с одобрением охарактеризовал всю композицию как «нарядную».
— Позавчера, — начал Пербрайт, — мы получили анонимное письмо. Это было… да, во вторник. С собой его у меня сейчас нет, но я могу вам вкратце пересказать его содержание. «Почему бы вам не наведаться в дом номер четырнадцать на Беатрис-Авеню, потому что я чувствую, что там произошло нечто жуткое». Так, помнится, выглядело первое предложение. Далее следовало что-то не очень вразумительное насчет сильного шума, доносившегося оттуда в прошлый четверг, и как бы мы на все это посмотрели? Вы и сами, без сомнения, подмечали у авторов анонимных писем прискорбную склонность к риторическим вопросам?
Уорлок кивнул маленькой, круглой как шар головой. Его лицо, отметил про себя Пербрайт, напоминало жизнерадостного мастерового-одиночку: обветренное, грубоватое, но при этом задорное и добродушное. У него были густые прямые волосы, тщательно расчесанные вдоль лба, который они закрывали почти полностью, и когда он кивнул, длинная прядь спустилась меж бровей к кнопке его носа. Автоматическим движением он сунул руку в грудной карман своего помятого пиджака спортивного покроя за расческой.
— В письме были и другие вопросы, все весьма зловещие по содержанию. Например, «зачем кому-то копать землю в саду в два часа ночи?» или «почему в ванной комнате до утра горел свет?» Такого вот типа.
Пербрайт задумчиво посмотрел мимо Уорлока на стеклянную дверь, которая вела в небольшой ухоженный сад.
— Как правило, — продолжил он, — мы стараемся не обращать особого внимания на местных активистов «комитета бдительности» [1], ночи напролет дежурящих у окон своих спален. В большинстве своем все они старые добрые «друзья дома», конечно, и наша позиция в этом вопросе такова: пусть уж лучше их мания преследования беспокоит нас, чем отравляет жизнь соседям. Однако, это письмо не было похоже на другие. Во-первых, все, что в нем сообщалось, выглядело достоверно. Во-вторых, оно было более обстоятельным, подробным, чем обычно. И в-третьих…
Пербрайт недоговорил. Он смотрел на большого серого кота с торчащими лопатками, который неторопливо пробирался вдоль задней ограды сада.
Уорлок оглянулся как раз в тот момент, когда кот остановился, повертел головой туда-сюда и хрипло, протяжно мяукнул. «И в-третьих?»— напомнил Уорлок. Кот повернулся к ним задом; хвост на прощание взвился дрожащей пружиной, превратившись в восклицательный знак, и его обладатель растворился в соседнем саду.
— Видите ли, в чем дело: у нас уже были кое-какие сведения об этом доме, — Пербрайт вдруг заговорил осторожно, взвешивая каждое слово. — Ничего особенного, имелся ряд моментов, которые могли показаться необычными.
Он опять замолчал, а потом вдруг спросил:
— Послушайте, я знаю, вы сочтете это дурацким формализмом или просто-напросто глупостью, но не позволите ли мне взглянуть на ваше удостоверение.
В первый миг Уорлок уставился на него во все глаза, но тут же улыбнулся, извлек из кармана пачку бумаг, отделил от нее тонкий бумажник и протянул его инспектору. Пербрайт с виноватым видом заглянул внутрь и поспешно вернул хозяину.
— От души надеюсь, что вы не обиделись.
— Что вы, ничуть, сэр. Правда, интересно, за кого вы меня приняли — за Маклина? [2]
— Теперь принято выполнять предписанные формальности, — пожал плечами Пербрайт. — Режим недоверия. Считается, что он позволяет всем чувствовать себя в безопасности.
В комнате наверху раздались тяжелые шаги, и ониксовый плафон закачался на своей цепочке. Пербрайт подался вперед и сказал сержанту Лаву:
— Сид, я думаю этим ребятам стоит поработать на свежем воздухе. Скажи им, пусть возьмут по лопате и займутся садом. Те места, где нужно копать, найти будет нетрудно, если они есть, конечно.
Лав направился к двери.
— Да, и совсем не обязательно держать здесь обоих полицейских в форме. Питерc может возвращаться в участок. — Пербрайт опять повернулся к Уорлоку. — Вам ведь ни к чему, чтобы эта компания все вокруг затоптала. Ну, теперь вернемся к моему рассказу.
В этом доме проживают — или проживали — два человека. Оба — мужчины, каждому лет под сорок. Не родственники. Имя фактического владельца дома — Гордон Периам. У него табачный магазинчик в городе. Дом он унаследовал от матери. Она была вдовой и жила здесь вместе с сыном до самой своей смерти год назад, вернее, чуть больше года.
Второго жильца зовут Брайан Хопджой. Считается, что он коммивояжер, и работает здесь, во Флаксборо, на какие-то фармацевтические фирмы или что-то в этом духе. Есть у нас что-нибудь подобное?
— Есть, наверное, — пожал плечами Уорлок.
— Впрочем, это значения не имеет; насколько я мог понять, разъездная работа для него — только прикрытие. Так или иначе, Хопджой появился в доме за несколько месяцев до смерти старушки матери, и она взяла его на постой.
Уорлок пробежался взглядом по солидной, тщательно ухоженной мебели.
— Платным гостем, скорее, — поправил он.
— Пожалуй. По всей видимости, отношения действительно были вполне дружескими, поскольку Хопджой после смерти старой леди остался жить в своей комнате. Я не знаю, кто им готовил и кто убирался в доме; не похоже, чтобы у них была постоянная прислуга, хотя соседка сказала, что время от времени здесь появляется какая-то девушка, приятельница, по ее словам, одного из них. Это мы вскоре выясним.
