Литмир - Электронная Библиотека

Вспомним, как проницательно отозвалась английская писательница Вирджиния Вулф о духовности нашей литературы. Если мы хотим понять человеческую душу и сердце, где еще мы найдем их изображение с такой глубиной, как у русских писателей, говорила она. Самые скромные романисты обладают естественным уважением к человеческому духу, а "в каждом великом русском писателе мы различаем черты святого, поскольку сочувствие к страданиям других, любовь к ним ведут их к цели, достойной самых утонченных требований духа, составляющих святость... Заключения русского ума, столь всеобъемлющие, исполненные страдания, неизбежно имеют привкус исключительной грусти"... Почти по Достоевскому. Федор Михайлович не уставал говорить об альтруизме соотечественников, мечтал о слиянии "законов личности" с "законами гуманизма". Самовольное, совершенно сознательное и никем не принуждаемое "самопожертвование самого себя в пользу всех есть признак величайшего могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли. Сильно развитая личность, - уже не имеющая за себя никакого страха, ничего не может и сделать другого из своей личности, как отдать ее всю всем", - писал он в "Зимних заметках о летних впечатлениях". Не это ли имела в виду Вулф, когда говорила о святости наших писателей. И все-таки нам, русским, немножко не хватает "собственного материализма", "инстинкта наслаждения и борьбы, чем страдания и понимания". Что же касается художественного мира отечественной литературы, то ей присущ не только мотив печали и грустной вопросительной интонации, хотя они являются ее составной частью. Русской словесности ничто человеческое не чуждо - она насыщена всеми красками бытия, а потому находит отклик в сердцах многих народов... Впрочем, нередко темнеет ее колорит и сгущаются тени трагического, особенно революционные эпохи. Разве не в такую роковую пору и нам довелось "посетить сей мир"?..

Так мы снова вернулись к проблеме ответственности художника и месте искусства в жизни общества.

В этом плане особого внимания заслуживает последний роман Леонида Леонова, который по охвату материала и постановке жгучих проблем во многом отличается от его предыдущих сочинений. Ему присущ целый ряд особенностей, решительно противоречащих прежним принципам художественного мировоззрения это ощущение раздвоенности личности, оттенки зыбкости сущего, чувство трагического отчаяния. Тому есть причины.

Леониду Максимовичу выпал жребий быть свидетелем заката двух миров, двух типов бытия, крушение каждого из коих сопровождалось страданиями народа, разрушением государственности, унижением России. Неимоверно тяжело вынести такое. К тому же он обладал богатым внутренним миром, острой проницательностью и глубоким ироничным умом, что вызывало почтительную зависть к нему современников и обрекало на одиночество. Этим, быть может, в значительной степени объясняется обостренность восприятия писателем окружающей действительности, его стремление своими средствами остановить творящееся безумие или хотя бы предупредить человечество о грядущей катастрофе теперь уже мировой цивилизации, жизни на земле.

Имеется в виду прежде всего его сорокалетний труд - роман-наваждение "Пирамида" (1994 г.). "Я думал показать ландшафт эпохи, ее философское осмысление... Мы переживаем сегодня такие минуты эпохи, роковые минуты, которые во всей истории человечества, думаю я, труднейшие, - говорил он в 1993 году. - И страшный конец нас ждет... Какая разрядка ожидает человечество? Об этом мой роман"6.

Бесспорно, это признание многое объясняет в замысле "Пирамиды", а равно в творчестве последних десятилетий мастера слова.

Как бы там ни было, мы вступаем в храм высокого искусства.

Леонов - это целая эпоха в русской советской литературе.

Здесь и неустанный творческий поиск, и радостное утверждение нового сознания, и повышенное чувство жизни, и двойственность художественного миросозерцания и, наконец, осознание глубокого противоречия между окружающим миром и классическими идеалами гуманизма.

И еще одно, быть может, самое невероятное и удивительное для XX столетия - Леонова до последнего вздоха не оставляла тайная, но страстная вера в магическую силу Слова (вслед за великим Гоголем), способного если не исправить, то хотя бы как-то образумить человечество. И заметьте, все человечество, ибо русскому "необходимо именно всемирное счастье, чтобы успокоиться" (Достоевский). Вот одно из несомненных качеств настоящего русского писателя!

Заключительный период творчества Леонова падает на время, когда обществом овладели растерянность и мучительные сомнения в смысле жизни, когда сознание неразрешимости противоречий действительности стало чуть ли не всеобщим. Естественно, в художественной среде идея активного участия в общественной деятельности сменилась желанием отгородиться от нее, уйти в сферу субъективного духа, замкнуться в одиночестве. Отсюда, как увидим, оттенок зыбкости, скоротечности сущего, трагическое разочарование у позднего Леонова.

При чтении "Пирамиды" порою кажется, что смутное время породило одно из самых труднопостижимых, противоречивых субъективных и глубоких творений художественной культуры. Каждое историческое событие, данные этического и религиозного свойства под пером Леонова становятся предметом мысли, порождая новые связи и чувственные ассоциации. При помощи умственного соединения явлений, событий и ощущений писатель стремится сорвать покров с некоторых загадок не только человеческого бытия, но и мироздания.

Не потому ли в романе столетия сжимаются в мгновения, обостряется предчувствие новых испытаний, душевных терзаний, страданий и страха, не способных, однако, заглушать пронзительную жажду жизни.

Погружаясь в чтение романа, поначалу испытываешь ошеломляющее впечатление от многоплановости, сложных философских споров, смешения времен и пространств, экскурсов в мифологию, историю религии и т. д. и т. п. Однако весь этот поистине огромный массив знаний, раздумий, напряженных исканий, замечаешь, не всегда тесно соприкасается с происходящими событиями в современной действительности. А если и соприкасается, то с узким кругом проблем и людей, которые, в свою очередь, слишком ограничены в своих интеллектуальных и гражданских возможностях (семья Лоскутовых - бывший священник, его жена, дочь и два сына, а также студент Никанор Шамин, дьякон Аблаев, дама без определенных занятий Юлия, горбун Алеша и др.). В романе нет (присущих раннему Леонову) цельных характеров, людей действия и самоутверждения или хотя бы достойных в интеллектуальном плане оппонентов посланцу дьявола Шатаницкому, чьи потаенные уголки земной жизни сокрыты не только от людей, но и от дневного света. Внимание писателя в основном привлекают натуры пассивно-созерцательные.

Быть может, поэтому все глубокомысленные вопросы, то и дело возникающие на страницах произведения, порою как бы зависают в воздухе, не находя своего разрешения или хотя бы достойного продолжения. Автор не показывает сложные явления жизни и человеческие судьбы, а рассказывает о них. Не потому ли держава выглядит здесь никакой, а "низовой народ" настолько равнодушен ко всему, что никогда не называет свою родину Россией, поскольку не осознает себя как представитель великой страны.

Так обнаруживается двойственность художественного мировоззрения непримиримое противоречие глобальных философских проблем и слабая ориентация в событиях реального мира; сочетание таланта исследователя с писательским мастерством и отчужденность от жизни. Вообще двойственность характерна для состояния нашей современности. Перед нами же разительный пример раздвоенности личности писателя, не выдерживающего давления жестокой действительности.

Все это не могло не сказаться на подходе Леонова к сложнейшим проблемам эпохи, в частности, к вопросу веры, дискутируемому в произведении. "Бог есть или нет?" - вот вопрос, который волновал и продолжает волновать людей. Если мир создан и управляется всемогущим Богом, воплощающим в себе совершенную мудрость и благость, то как объяснить наличие в мире зла? Об этом задумывались давно. Ограничимся одним примером. Эпикур полагал: "Бог или хочет устранить зло и не может, или может, но не хочет, или не может и не хочет, или хочет и может. Если он хочет и не может, он зол, что также чуждо Богу. Если не может и не хочет - он бессилен и зол и, значит, не Бог. Если хочет и может, что единственно подобает Богу, откуда тогда зло? Или почему он его не устраняет?" В наше время этот спор резко обострился.

176
{"b":"285909","o":1}