ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ

Старого Союзного руководства практически, во второй половине 1945 года, больше не существует. Ответственность за дальнейшее дело ложится на плечи В. Байдалакова и случайно уцелевших Г. Околовича, А. Артемова, Е. Романова, М. Ольгского… Связь с западными отделами, в частности с Парижем, еще не восстановлена.

Какая в таких условиях возможна работа?

Пульс забил снова

Но не проходит и двух месяцев после окончания войны, как в Менхегофе кипит работа. Начинают выходить циркулярные письма – “Дорогой друг”. В них – руководящие указания. Первый номер датирован 25 июня 1945 года. В нем сказано:

“Регламентация положения русских невозвращенцев является срочной и совершенно необходимой. Ходатайство о ней перед союзными правительствами является нашей первоочередной задачей…”

Но одних циркулярных писем мало. Вскоре в Менхегофе делаются попытки воссоздать союзную периодическую печать. 11 ноября 1945 года – знаменательная дата: в этот день выходит первый, ротаторный номер еженедельника “Посев”. А с 14-го номера он выпускается уже типографским способом. Одновременно в других точках Западной Германии рождаются местные периодические листки. Как правило, не без участия членов Союза.

Писать приходится осторожно, т. к. западные союзники еще дорожат дружбой с “добрым дядей Джо”. Но, несмотря на это, “Посев” с 1-го ноября 1946 года запрещен управлением лагеря, от международной беженской организации ЮНРРА. Чтобы печатать, нужно письменное разрешение оккупационных властей – лицензия. “Посев” добьется этого разрешения и сможет снова выходить, лишь начиная с мая 1947 года…

Парадоксальная картина… Работа НТС будет непрерывно усиливаться, а главный союзный рупор в течение полутора лет будет молчать.

Париж на выручку

В западных демократических странах, на первых порах, тоже молчание. Никто не пишет о насильственных выдачах советских граждан. Никто не пишет о возобновившемся в России красном терроре. Повсеместное восхваление Сталина – “отца народов и миротворца”.

И вот в конце 1945 года в Париже образуется своего рода “священный союз” лиц, широко известных в Зарубежье. Они принадлежат к различным политическим группировкам, но связаны общей непримиримостью к красному тоталитаризму. Среди этих лиц – и парижские руководители НТС. Центральное лицо этой группы – историк С. П. Мельгунов.

Решено выпускать явочным порядком независимый русский печатный орган – ежемесячник “Свободный голос”. Два члена НТС входят в состав редакции и берут на себя организацию всей сети распространения во Франции и за ее пределами {В редакции: народные социалисты Мельгунов и Херасков, профессор Карташев, писательница Ариадна Тыркова, члены НТС И. Савич и А. Столыпин. Первоначально – и В. Лазаревский (впоследствии отделившийся с тем, чтобы основать “Русскую мысль”). Среди сотрудников – Водов (ставший впоследствии редактором “Русской Мысли” и Р. Гуль}. Выход первого номера – событие в жизни эмиграции. В жизни бывших советских граждан – тоже. В “Свободном голосе” говорится обо всем: о роли Сталина, о Ялтинском договоре, о расправах, чинимых энкаведистами… Рубрику, касающуюся насильственной репатриации, берет на себя член НТС (А. Столыпин). Эта рубрика быстро занимает видное место в журнале.

Коммунисты (имеющие своих представителей во французском правительстве) домогаются запрета “Свободного голоса”. Не добьются, но всякими путями тормозят выход каждого номера. А журнал необходим. В дверь стучится кровавый 1946 год. У редакции “Свободного голоса” будет много работы.

Демократии в подмогу Сталину

Содержание Ялтинского соглашения становится постепенно известным. Оно гласит, что репатриации подлежат все граждане СССР (в его довоенных границах). О том, что репатриация может, в случае надобности, принять самые варварские, насильственные формы, в тайном тексте, подписанном в Ялте, не говорится. Но руководители демократических стран добровольно идут в этом деле на все в угоду Сталину. И дело тут не в плохой интерпретации тайного договора какими-нибудь нижними чинами англо-американских войск. Ответственность за то, что совершается, лежит полностью и непосредственно на Вашингтоне и Лондоне. Для этого есть достаточно доказательств. Приведем в качестве примера два текста.

25 августа 1945 года командующий 7-ой американской армией генерал Петч запрашивает Вашингтон об условиях, в которых должна происходить репатриация. Четыре месяца молчания. Наконец, в самом конце декабря из Вашингтона приходит Петчу следующее разъяснение: “Все советские граждане, находившиеся 1 сентября 1939 года на территории Советского Союза, должны быть репатриированы без принятия во внимание их личных желаний и, если потребуется, силой”. Если потребуется, силой… Ясно?

Несколько позднее, 11 июня 1947 года, в ответ на запрос одного депутата английский министр иностранных дел Бевин заявляет в Палате общин: “Были случаи, когда люди кончали с собой, предпочитая смерть возвращению на родину. Но, принимая во внимание соглашение в Ялте, мой долг был совершенно ясен”. Запоздалое “оправдание” выдачи казаков у Лиенца на Драве (Австрия) и других кровавых расправ.

У многих осталась в памяти выдача бывших советских граждан в лагере перемещенных лиц в Дахау… Январь 1946 года. Предназначенные для насильственной выдачи баррикадируются от американской военной полиции в одном из помещений. Далее, по словам одного свидетеля (подтвержденных в американской военной газете “Старс энд Страйпс” от 22 января 1946 года), происходит следующее:

“Сваленные газом на пол, несчастные стали перерезать себе горло, помогая друг другу. Полицейские избивали палками обливающихся кровью людей и тащили их к вагонам. Одного раненого несли на носилках. Он сорвал с себя бинты и начал кричать американцам, что они не правы. Те забили его палками”.

“Кровавое воскресенье” в Дахау. Такие же события в Кемптене и в ряде других лагерей.

И это не все. Пора добить то, что осталось от Освободительной армии. В Платлинге под охраной находятся остатки военной школы и второй власовской дивизии. Предчувствуя непоправимое, НТС организует бегство многих офицеров и солдат. Но на месте остается еще примерно полторы тысячи человек. Во главе их – член НТС генерал М. Меандров и его помощники. Они отказываются бежать. {См. 1-е приложение к этой главе.}

Насильственная выдача происходит 24 февраля 1946 года. В жутких условиях. Много самоубийств, даже у самых подступов к вагонам.

Примерно такая же картина в лагерях Италии, находящихся под опекой западных союзников. Там тоже некоторым удается спастись бегством. Полномочное представительство в Париже принимают первые меры для оказания им помощи.

Не остается без внимания репатриационных миссий и главный оплот НТС – лагерь Менхегоф. Он был базой для многих акций по спасению людей от насильственной репатриации, начиная с поездок по всей Западной Германии на брошенном немцами военно-санитарном автомобиле с надписью “Тифус” (тиф) и кончая созданием “мастерской” по изготовлению бумаг, необходимых новым эмигрантам для документации их староэмигрантского происхождения.

Но и “дипломатическая” работа велась в лагере. Здесь были подготовлены на разных языках меморандумы, переправлявшиеся за границу для вручения как отдельным лицам (Папе римскому, президенту США Трумэну, Элеоноре Рузвельт и др.), так и организациям (Красному Кресту, английскому парламенту, американскому сенату и др.). Непосредственного влияния на насильственную репатриацию эти меморандумы не оказали. Но долг есть долг, который надо выполнять даже в безнадежных ситуациях. Кроме того, кое-какие семена все же были посеяны и позже дали всходы.

Этим и объясняются постоянные наскоки репатриационных миссий на Менхегоф с угрозами насильственной репатриации, временный арест члена НТС К. В. Болдырева, – начальника менхегофской сети лагерей, – американскими оккупационными властями и, в конце концов, разгром лагеря, проведенный зимой 1946/47 года “прогрессивными” американцами, захватившими отдельные группы разветвленной организации ЮНРРА.